— Ты сделал это. Она солгала.
— Она солгала, — он начал спрашивать Мендельна о той роли, какую он сыграл в последнем действии, но Серентия избрала этот момент, чтобы посмотреть наверх на старшего брата.
— Ульдиссиан… Неужели ничего…
По правде говоря, он попытался один раз этой ночью проделать немыслимое — попытался и потерпел неудачу. Ульдиссиан не был уверен, что это плохо, пусть даже это и лишало надежды его друзей.
— Мне очень жаль. Ничего.
Она кивнула с пониманием, которое усилило боль её испытания.
Мендельн посмотрел за спину своего брата, туда, где партанцы складывали огромный костёр. Они, как и было у них заведено, готовились сжечь мёртвых.
— Им следует закопать их, — его взгляд сделался настойчивым, когда снова сфокусировался на паре. — По крайней мере, нам следует закопать Ахилия, вы не согласны?
Хотя и немного смущённый решительным выражением Мендельна, Ульдиссиан кивнул. Так было принято в Сераме, за исключением случаев, когда болезнь требовала иного решения.
Но это решение должен был принять не он.
— Выбор за тобой, Серри… Серентия.
Она не колебалась.
— Он бы предпочёл, чтобы его зарыли, — стать частью если не леса, то хотя бы джунглей.
Мендельн грустно улыбнулся.
— Я знаю место…
Братья несли Ахилия вдвоём, Серентия следовала за ними. Когда Ромий и некоторые другие захотели последовать за ними, Ульдиссиан запретил им. Это было личное дело.
Он позволил Мендельну вести. Проследовав некоторое время сквозь густые заросли, брат Ульдиссиана остановился в пышной местности, неподалёку от которой можно было услышать речной поток. Высокие, толстые и могучие деревья окружали область. Ульдиссиан чувствовал, что ощущение покоя наполняет место, и немедленно его одобрил. Серентия — тоже, зная, что выбор Мендельна будет правильным.
При помощи инструментов, одолженных у партанцев, братья выкопали могилу. Ульдиссиан подумал о том, чтобы посмотреть, что он сможет сделать при помощи своих способностей вместо рук, но потом подумал, что Ахилий заслужил больших усилий. Земля была мягкой и на удивление легко копалась. Вскоре они вырыли яму такой глубины, с которой падальщики ни за что не смогли бы достать тело.
Осторожно поместив туда тело охотника и забросав его землёй, сыны Диомеда и Серентия молча стояли. Не было произнесено ни слова, ибо слов не могло бы хватить в такой момент, по крайней мере, им. Их души разговаривали с усопшим, каждый по-своему прощался с ним.
Серентия была той, кто в конце концов разорвал заклинание: темноволосая женщина вдруг повернулась к Ульдиссиану и зарыдала у него на руках. Он держал её примерно так, как держал свою маленькую сестрёнку в последние дни её жизни.
Мендельн вежливо отвернулся, в то же время бормоча какие-то последние напутствия Ахилию.
А потом… Всё было кончено.
Глава двадцать третья
Партанцам потребовался остаток дня, чтобы разобраться со своими мёртвыми. Ульдиссиан и остальные, естественно, присутствовали при обрядах. Все смерти нанесли ему тяжёлый удар, но более всего — смерти тех, кого он знал.
Несмотря на его попытки спасти её, Ульдиссиан узнал, что Барта всё-таки погибла. Её сердце, разбитое смертью сына, не смогло пережить его потерю. Они обнаружили её бездыханной, баюкающей мальчика в своих руках. На их мёртвых лицах было выражение умиротворённости, дополняемое любовью между ними, которую всё ещё можно было проследить. Мальчик и его мать были положены на костёр вместе и сожжены как единое целое.
Когда они пропали в пламени, горечь Ульдиссиана вновь сменилась яростью. Яростью на Лилит, Люциона и таких, как Триединое и Собор, которых волновало только верховенство над всеми остальными любой ценой.
Ульдиссиан старался, как мог, но ему не удавалось утихомирить эту ярость. Ко времени, когда последнее тело было должным образом сожжено и день подошёл к концу, он знал, что существовал один верный курс действий, — курс, который не стоило откладывать на потом.
— Триединое должно быть свержено, Мендельн, — сказал он, когда они остались наедине. — Возможно, я сошёл с ума, раз думаю так, но я собираюсь сделать, что в моих силах, чтобы Храм рухнул. Они сделали слишком много для слишком многих из нас.
Он ожидал, что его брат станет отговаривать его, но Мендельн вместо этого только сказал:
— Если ты этого хочешь. Я всегда буду рядом с тобой, Ульдиссиан.
Ульдиссиан был благодарен, но не мог закончить на этом разговор.
— Мендельн… Мендельн… Что происходит с тобой?
В первый раз беспокойство промелькнуло в чертах лица его брата. Подавив эмоцию, Мендельн ответил:
— Я не знаю. Могу только сказать, что больше этого не боюсь… И если оно даст мне силы помогать тебе, я использую их.
Глядя в глаза своего брата, Ульдиссиан не увидел там обмана — только искренность. Он хотел потребовать больше от Мендельна, но видел, что никто из них ещё не готов говорить на этом базисе. Когда вместо этого он хлопнул Мендельна по плечу, лицо брата выразило облегчение и благодарность.
— Это всё, о чём я могу попросить, — сказал старший брат. — Это всё.
Он ожидал, что Серентия проклянёт его даже за мысли о подобном плане — Ахилий уже заплатил за это цену — но смерть охотника, напротив, словно оживила дочь торговца. Когда Ульдиссиан сказал ей, что́ он решил, она не колеблясь согласилась.
— Мой отец умер из-за них. Ахилий, который так безрассудно любил меня и которого я любила так недолго, умер из-за них. Ты хочешь повергнуть Триединое… И Собор тоже… И я пойду с тобой, Ульдиссиан! Всё, о чём прошу, — это чтобы ты научил меня как можно большему, чтобы я смогла стоять в первых рядах битвы и отплатить им за то, что они сделали!
Её горячий ответ встревожил его, ибо Ульдиссиан не хотел, чтобы Серентия подвергала себя опасности и воссоединилась со своей утраченной любовью. Когда он сказал это, Серентия вдруг повернулась к оставшимся партанцам и прокричала:
— Ульдиссиан сказал своё слово! Триединое должно заплатить за всё это! Мы обрушим Храм! Кто с нами?
Наступил миг тишины, пока до Ромия и остальных доходил смысл сказанного… А затем решительные возгласы прорвали воздух.
— Долой Храм!
— Смерть Триединому!
— Кто-то должен позвать остальных! — прокричал бывший карманник. — Они захотят присоединиться к нам!
И так то, чтобы начиналось как маленькое замечание в голове Ульдиссиана, стало разрастаться, как снежный ком. Он глядел на плоды своих действий, с удивлением замечая, что он не сожалеет о рвении тех, кто с ним. Они не были его последователями, по его мнению, но спутниками, товарищами по страданию, которые имели такое же право требовать правосудия… Даже от демонов и других сил.
— Этот мир наш, — пробормотал он, его слова привлекли внимание кричащих. Они затихли, желая лучше его расслышать. — Мы — их дети! Наши жизни переплетены! — он колебался. — И, самое главное, мы — сами себе хозяева! Мы сами должны управлять своими жизнями, никто другой! Это такое же наше право по рождению, как и силы, растущие внутри нас! Наше право по рождению!
Возгласы возобновились. Ульдиссиан подождал немного, а потом поднял руки.
— Ромий! — позвал он. — Если ли ещё среди вас те, кто умеет хорошо идти по следу?
— Так, мастер Ульдиссиан… И если они не могут, я могу!
— Мы снимаемся с первыми лучами и идём к Торадже! Мендельн, приличных это размеров город?
Его брат подумал.
— Не Кеджан, конечно, но ничего. Да, это хорошее место для начала.
Он знал, что было на уме у Ульдиссиана. Чтобы сойтись лицом к лицу с Храмом, и очень даже вероятно, с Собором и магическими кланами, нужно обладать куда большим числом. У Ульдиссиана не было сомнений, что в Торадже найдутся те, кто прислушается к его предложению.
Будут там также те, кто станет противиться ему… И тогда Тораджа станет хорошим местом для его возвышения… Или местом, где его зароют в землю.
— Тогда идём в Тораджу, — сказал он остальным. — Всадники должны вернуться и сказать партанцам, которые желают их слушать, что они приглашены присоединиться к нам! Скажите им направляться сюда!
— Я доставлю сообщение сам, мастер Ульдиссиан! — ответил Ромий с возросшей решимостью. Ещё три человека изда́ли возгласы с равным энтузиазмом.
— Значит, задание поручается вам, вам четверым. Остальные, помните! С первыми лучами!
Снова раздались одобрительные восклицания, подпитываемые образами впечатляющего перехода через весь мир с толпами охваченных энтузиазмом влившихся в их ряды новичков. Ульдиссиан дал им праздновать, зная, что всё очень даже может обернуться иначе.
Очень даже возможно, что их порешат ещё до того, как они достигнут ворот Тораджи.
— Они пойдут за тобой куда угодно, — заметил Мендельн.
— Даже в Пылающий Ад и в Высшее Небо? — ответил брат, припоминая сказочные места, о которых говорила Лилит. Он с трудом мог представить извечное противостояние между неземными созданиями, но ещё труднее было представить себя и подобных себе потенциальным кормом для стороны, которая одержит победу.
Мендельн кивнул:
— Даже туда… Если понадобится.
Он взглянул с сомнением, не уверенный, шутит Мендельн или нет. Определённо его брат никак не походил на шутника, во всяком случае, теперь.
Они дали партанцам как следует нарадоваться. Пусть и не Пылающий Ад и Высшее Небо, будут по крайней мере ещё другие демоны в ещё большем изобилии здесь, в Санктуарии… Под верховенством Лилит. В одном Люцион был прав, у Ульдиссиана не было в том сомнений: она найдёт способ возвратиться в его жизнь… И тогда она попытается подчинить её либо забрать её.
Чего бы она ни желала, Ульдиссиан не боялся встретиться с ней. Она найдёт его гораздо дальше, чем думает. Многое благоприятствует ей в их борьбе, но он будет готов.
— Моё право по рождению, — прошептал он. Затем, подумав об остальных здесь, Ульдиссиан поправил себя. — Наше право по рождению. Наш мир, — его решимость ещё больше возрастала, когда он думал об Ахилии и других, кто отошёл в мир иной без весомой причины. — Наша