— Ну и пожалуйста, — надулась Ирина. — Я не настаиваю. Только с садиком ты намучаешься. Ваньке уход нужен, а в группах там, даже в самых маленьких, по пять-шесть человек. Это я про коммерческие говорю. В обычный не попасть, ты ведь на очереди даже не стояла. Я бы на твоем месте его все же дома подержала. Ну, или маму попроси переехать. Вот Леха рад будет тещу в доме видеть ежедневно.
— Ир, если его не адаптировать в обществе, дальше станет только хуже.
— А кто тебе мешает его адаптировать? Но все-таки есть разница, отдать в сад здорового ребенка или вот с такими проблемами, как у Ваньки. Если он от каждого сквозняка чахнет, думаешь, детский сад очень укрепит его здоровье?
— Кстати, наша Одилия права, — поддержала подругу Алла. — Моя сестрица в детском саду из простуд не вылезала, болела минимум раз в месяц, а однажды даже вшей принесла домой, на радость маме и бабушке. А вот я, как мимоза, росла дома и хоть бы чихнула.
— Вот, — сказала Ирина, подняв палец кверху, — я дело говорю. И потом, няня его приучит к определенному распорядку дня, опять же закалит всякими упражнениями…
— …как дедушку Ленина, — встряла Алла, хлебнула вина и, подавившись под недовольным взглядом Ирины, закашлялась. — У, ведьма… До чего у тебя взгляд недобрый.
— Добрый у меня взгляд. Оль, мне вообще эта тетка по барабану, не подумай, что я за своих хлопочу.
— А откуда ты вообще ее знаешь? — спросила Ольга.
— Да я ее, собственно, и не знаю. Она в нянях у одной моей ученицы, шестилетки. Девочка осенью в школу пойдет и, в общем-то, больше в услугах няни не нуждается. Мамаша очень эту тетку нахваливала, говорила, что, несмотря на жесткость, она сделала из их дочки человека. Я, кстати, заметила. Девочка эта в группе самая старательная, самая ответственная, а ты помнишь, как я отношусь к дисциплине.
— Девочку небось палками бьют, — хихикнула Алла. — Скажи, Одилия, ты, поди, своих балерунов плетьми гоняешь?
— Угу. Батогами.
— Я так и подумала. Вон у тебя мальчик какой послушный. — Алла бросила хитрый взгляд на стоящего у мангала Диму. — Я даже предполагаю, что и в вашей интимной жизни часто присутствуют плети, стоны и кожаное бельишко.
— Алка, уймись, — поморщилась Ольга, видя, как Ирина поджала губы, готовясь ответить какой-нибудь гадостью.
— А чего я сказала?
— Ничего. Ир, не обращай на нее внимания.
— Я и не обращаю.
— Вот и хорошо. В общем, я обещаю подумать насчет этой Фрекен Бок, с Лешей поговорю, а потом дам тебе знать.
— Мужики! — крикнула неделикатная Алла. — Когда уже мясо будет? Так и помереть можно с голодухи!
Гости разошлись, и, пока Ольга собирала со стола и запихивала грязные тарелки в посудомойку, муж, отправленный укладывать ребенка, завалился на диван в гостиной, где немедленно заснул в обнимку с сыном.
Загрузив посудомойку, Ольга оглядела разгром, оставшийся после барбекю, и махнула рукой. Приходящая домработница явится завтра и уберет. Главное, посуду вымыть, чтоб не засыхала, а остальное ерунда. Дом засыпал усталым зверем, моргая глазом лампы в прихожей: чего-то там такого напортачили электрики.
Недоделок хватало, большей частью оттого, что Ольга сама торопилась: хотела поскорее выехать из того медвежьего угла, в котором жила до сих пор. Строительные изъяны обнаруживались постепенно, как на лице видавшего виды актера. Стоило сойти торопливо нанесенному гриму, и вот она, пропущенная червоточина.
Ей хотелось отвернуться от строительных проблем дома, отмахнуться и забыть хотя бы на пару дней, перепоручив их мужу. Как было запланировано вначале, Алексей возвел стены, установил сантехнику, оборудовал сауну и бассейн, а отделочные работы передал жене. Мало что смыслившая в этом Ольга изрядно намучилась с выбором штукатурки, обоев, паркета. Часто болевший Ванька не позволял окунуться в это азартное дело с головой. Оттого две трети работ в доме прошли без ее пристального внимания, на глазок и «авось». Сейчас, находясь в комнате сына, Ольга подумала, что, пожалуй, стоит переселить его в соседнюю комнату. Пусть та поменьше и угловая, но, слава богу, отопление там сделали отлично, и солнце весь день. Не то что тут, только с раннего утра, да еще эта дурацкая косая ель загораживает свет.
«Спилю ее нафиг, — сердито подумала Ольга. — Лето пусть переживет, а осенью спилю к чертям!»
Ванька спал, свернувшись клубочком, и не открыл глаз, когда она вытащила его из-под руки Алексея, унесла в спальню и уложила в кровать. Там он завозился, пробормотал что-то нечленораздельное и даже громко пукнул. В комнате было прохладно. Ольга накрыла сына одеялом и, погасив свет, вышла.
В телевизоре ведущая со строгим пробором пугала зрителей традиционным набором теленовостей. На экране мелькали кадры невероятного пожара где-то за границей. Ольга выхватила пару испанских слов, а потом вытянула из руки Алексея пульт и выключила телевизор.
— М-м-м?
— Леш, пойдем спать?
— М-м-м?
— Ну давай уже, пойдем в спальню.
Не открывая глаз, он сграбастал Ольгу одной ручищей и повалил на диван, прижимаясь к ней всем своим длинным горячим телом. От его губ пахло водкой и мясом. Привычным движением он полез жене под подол, но, добравшись до трусиков, вдруг замер.
— Ванька где?
— В армию ушел, — рассердилась Ольга. — Ты чего вдруг?
— Ничего не «вдруг». Имею право. Муж я или не муж?
— Пойдем в кровать? Чего мы тут, как бомжи?
— Тут хочу, — заупрямился он и полез целоваться. — Тут хочу и там тоже хочу. И везде хочу.
Ольга еще немного, больше для виду, посопротивлялась, упираясь руками Алексею в грудь, хотя уже чувствовала привычный жар, который начинал распалять ее снизу живота, поднимаясь выше и выше. И тогда она уже сама стала тянуть платье, торопясь сдернуть его через голову, а потом столь же торопливо нащупала пряжку на ремне мужниных джинсов, уже готовых лопнуть по шву. Пока она раздраженно теребила неподатливый ремень, Алексей в два счета избавил ее от бюстгальтера и трусиков и, дождавшись, пока она справится с ремнем и тугой пуговицей джинсов, одной рукой стащил их вместе с трусами. Взгромоздившись на Ольгу, Алексей жадно поцеловал ее в губы.
— Не спеши, — попросила она на паузе между вдохами.
— Никто и не спешит…
Но на самом деле он торопился, как первобытный дикарь, в первую очередь заботясь о собственном удовольствии, вспоминая о ней только в последний момент. От выпитого шумело в голове. Сжимая в руках податливое тело жены, Алексей пытался не терять контроль, но водка ослабляла тормоза. Его тело, подобно локомотиву, никогда не сворачивающему с пути, летело вперед, к цели, на всех парах.
В итоге секс, приправленный алкоголем и более чем обильным ужином, получился вполне семейным, привычным, профессиональным, как теннисная партия двух чемпионов. Обещанного продолжения в спальне, естественно, не последовало по причине вполне в духе революции: верхи уже не могли, а низы уже не хотели. Слишком те и другие утомились.
Ольга припомнила, как однажды в такой же ситуации, сравнив секс с революцией, она немало повеселила мужа историей, произошедшей давным-давно, на практике в местном театре драмы.
Театральный режиссер покусился на мюзикл по мотивам известного романа Дюма. Параллельно с вечерним спектаклем днем шла постановка о жизни вождя мирового пролетариата. Актеров тогда катастрофически не хватало, оттого роль гасконца досталась молодой актрисульке, способной придавать своему голосу сексуальную хрипотцу.
Совершенно случайно оказавшись за кулисами, Ольга заплутала в декорациях и металась от кулисы к кулисе, разыскивая неприметную дверь на лестницу. Отчаявшись найти выход, она, наплевав на все архитектурные сложности, решила пройти через зал, как вдруг услышала странную возню. Обрадовавшись, что отыскала в полутьме кого-то живого, она пошла на шум, прямо к бутафорской кровати под бархатным балдахином.
Бутафория ритмично поскрипывала под охи и стоны. Ольга, зажмурившись, бросилась прочь. Но успела выхватить взглядом содрогающуюся голую задницу над спущенными штанами и задранные к небесам высокие сапоги. Рядом с кроватью лежали шпага, шляпа с пером и почему-то маузер. Сверху на милующуюся парочку летела штукатурка и редкие блестки, оставшиеся после детского утренника.
— Именно там, увидев, как Троцкий трахает д’Артаньяна, я впервые подумала об исторических казусах, — меланхолически рассказывала Ольга, а муж хохотал так, что даже стукнулся затылком о стену.
Тогда им тоже не хватило сил на «вторую серию». А потом Алексей жаловался, что жена своим рассказом вгонит его в гроб.
— Только подумаю об энтом деле, — он всегда говорил про занятия любовью «энто дело», словно дед, — перед глазами встает усатая морда д’Артаньяна, сразу начинаю ржать, как его желтая лошадь.
Сегодня, когда романтизм убили усталость и алкоголь, у обоих не было сил и желания заниматься чем-то еще, кроме как спать. Максимум, на что супруги оказались способны, так это переползти из гостиной в спальню. Забираясь на второй этаж, Алексей долго ныл про «нет сил», а Ольга воспользовалась его слабостью, чтобы вероломно напасть из-за угла. Может, если бы в семнадцатом году верхи и низы чаще занимались сексом, не было б никакой революции?
Оба думали, что, как только лягут, тут же уснут, но сон не шел.
— Леш? — тихо спросила Ольга.
— А?
— Зачем мы влупили столько денег в дом, если нам скоро переезжать?
— С чего ты взяла?
— Здра-асте… Вы с Витей трындите о переезде уже третий месяц. Медом вам там намазано…
— Никуда мы не переедем, — сонно сказал Алексей.
— Как это? А планы ваши…
— Так это… Я здесь, Виктор туда. Зуевы переедут. А мы останемся.
— Это точно?
— М-м-м?
— Леша! Не спи! Мы правда остаемся?
— Правда, правда, дай поспать только, — недовольно сказал он и повернулся к Ольге спиной.
— Леш, я тогда няню Ваньке найму, хорошо?
— Зачем?
— Затем. Тоже работать хочу, тем более меня давно просят выйти. Ирка сватает какую-то Мэри Поппинс, говорит, она отличный специалист, с образованием и опытом.