Это ведь так просто — исчезнуть. Снять АКС с предохранителя, передернуть затвор, а потом, уперев холодный ствол в острый подбородок, нажать на курок, как сделал малознакомый солдат из второго взвода два месяца назад. Ванька тогда тоже был в карауле и буквально перед самым подъемом, в пять сорок пять утра услышал неподалеку короткое «тра-та-та». А потом, спустя полчаса, мимо прогрохотали ботинками четыре амбала, которые несли на плащ-палатке безвольно болтающееся тело с развороченной головой. Напрямик через плац солдаты потащили тело в санчасть, словно самоубийцу еще можно было спасти. А у того из горла хлестала кровь, стекая на асфальт, и Ванька, застывший от ужаса, прекрасно понимал: ничего тут уже не поделаешь.
Дошагав до угла, он бегло взглянул на запертые двери склада и подумал: чего же тот парень застрелился? Может, его тоже бросили, безжалостно, с циничной усмешкой?
Сняв с плеча автомат, Ванька задумчиво посмотрел на отливающее черным оружие, отстегнул магазин и зачем-то проверил, есть ли там патроны, хотя точно знал — есть. Примкнув магазин обратно, он поднял автомат стволом вверх и прижал к его подбородку.
Холодная сталь обожгла кожу, и это на мгновение отрезвило его.
И что потом? А никакое «потом» для него не настанет. Будет гроб, похороны и рыдающие родители. Только двое предателей не узнают, что все произошло из-за них. Хотя, даже если и узнают, лишь плечами пожмут и станут жить дальше, растить ребенка, катать его в коляске по парку, фотографировать, покупать игрушки. А он, Ванька Лыткин, будет лежать в земле. Чудовищная несправедливость! От этой мысли несчастная голова взорвалась новым приступом ослепляющей боли. Вскрикнув, Ванька, не разбирая дороги, бросился вперед, к бетонному забору, где под метровым слоем снега скрывался лаз наружу, хорошо известный всем солдатам.
Ключи от машины, разумеется, пропали. Вместе с телефоном. Только что лежали на полочке в прихожей, и словно корова языком слизнула. Алексей задумчиво почесал затылок, в третий раз выдвинул ящик тумбочки, удостовериться, что ключей и телефона там нет.
Даже после ритуального третьего раза пропажа не обнаружилась. Пока он будет искать ключи, город завязнет в пробках, а Ольга придет в бешенство, начнет названивать и говорить гадости своим хорошо поставленным голосом. Алексей, естественно, ответит. В результате весь день от обоих будут лететь искры, и бог знает, чем все закончится…
Кстати, хорошая мысль насчет звонка…
— Лика, набери меня, — приказал он. — Телефон куда-то засунул…
Анжелика сидела на краешке кухонного стола и старательно дула губы, всем своим видом показывая, как она недовольна происходящим, ненавязчиво демонстрируя при этом и длину умопомрачительных ног, и волнующий вырез шелкового халатика. Все это на особей мужского рода производило сильное, а точнее, убойное впечатление. Вот и он, сейчас мечущийся по квартире, в свое время повелся, как щука на блесну, заглотнул приманку, глазом не моргнув. А что было делать, когда от тоски хотелось лезть на стену, и только работа худо-бедно заставляла отвлекаться.
Именно там, на работе, Алексей встретил Анжелику, явившуюся в отдел кадров наниматься секретаршей. Белокурое чудо с порога ослепило улыбкой, надеясь, что руководство компании это оценит. Так все и произошло.
Конечно, Анжелика рассчитывала, что и теперь Алексей оценит ее очарование и останется. И вообще, что это за мода оставлять молодую красивую девушку в квартире одну и мчаться в другой город, да еще в компании с бывшей женой?
— Леш, а может, ты все-таки не поедешь? — капризно сказала она. — Ну, в самом деле, что за срочность?
— Лика, где твоя мобила? Ну набери меня, я ж просил! — произнес Алексей, не поворачиваясь и старательно не замечая выставленной напоказ неземной красоты. За ним водилась такая черта: уходить от неприятных разговоров, резко меняя тему. Но Анжелика быстро его раскусила и не давала спуску, долбя в мозжечок надоедливым дятлом.
— Леш, туда ведь можно в любое другое время поехать, верно? Почему именно сегодня? Девочки придут со своими кавалерами, а я опять одна, да?
Настырность Анжелики его часто раздражала, как, впрочем, и ее претенциозное имя, подходящее, скорее, какой-нибудь шлюхе из второсортного кабака. Алексей всегда называл любовницу исключительно Ликой, поскольку маркизу ангелов из саги супругов Голон он в ней решительно не видел, а имя Анжела ассоциировалось у него с дебелой лошадью из старого детского мультика. Была там такая королева манежа, зубастая, мосластая, мгновенно оттеснившая незадачливую конкурентку. Ну, в самом деле, какой нормальный человек назовет свою дочь Анжеликой или, того хлеще, Снежаной? Дикость какая!
В постели Лика была хороша, ничего не скажешь, просто пантера. Правда, от ее активности Алексея часто «укачивало». Но когда тебе под сорок, а твоей партнерше едва двадцать, приходится делать усилия над собой, чтобы «соответствовать».
Он старательно соответствовал, Лика радовалась и хвасталась им перед подругами, такими же блондинистыми красотками, словно сошедшими с конвейера живых Барби. Но старая рана под сердцем, двойной удар отравленного клинка, все не затягивалась, и никакие ухищрения любовницы не могли ему помочь.
Первый удар нанесла судьба. Второй — жена. Когда-то любимая до невозможности, а теперь чужая, озлобившаяся и дикая. Их общий и теперь уже мертвый сын когда-то придумал крайнюю степень невозможности.
— Очень сильно невозможно, — говорил он, закатывая лисьи глаза, и заливисто хохотал, так, что были видны все зубы. И теперь жена «очень сильно невозможно» ненавидела Алексея.
Первые месяцы после потери оба, отупев от горя, еще как-то могли находиться друг рядом с другом, хотя в общей постели откатывались к краям, стараясь не прикасаться к враждебной территории, а потом нарыв прорвался. Что происходило тогда, Алексей вспоминать не любил, но и забыть никак не получалось.
Наверное, виной стал разговор, во время которого жена ровным тоном сказала нечто ужасное, и он, не дождавшись, пока она закончит фразу, ударил ее по лицу, да так, что едва не свалил на пол, с трудом подавив желание подняться и начать пинать жену ногами. Ольга, держась рукой за пылающую щеку и неприятно клокоча горлом, смеялась до тех пор, пока Алексей в бешенстве не выбежал прочь.
Самое ужасное — он знал, что жена лжет, а выплеснутые ему в лицо слова по определению не могут быть правдой, ведь он разговаривал с врачами. Тем не менее, зная правду, Алексей не мог ни простить, ни забыть, и, вероятно, именно тогда зародился этот пульсирующий ком неприязни и желание поставить точку.
Ее поставила Ольга.
Однажды, придя домой, Алексей споткнулся о непонятный ком тряпья, бросился вперед, думая, что в квартире воры, и обнаружил жену, которая с остервенением выкидывала из шкафов вещи, не заботясь о том, что от резких движений трещат швы и отлетают пуговицы. Ольга исподлобья взглянула на мужа и одним движением сбросила с полки его майки, сложенные аккуратной стопочкой.
— Я тебя ненавижу, — сказала тогда жена. — Господи, как же я тебя ненавижу!
Алексей тупо смотрел на кучу барахла и думал: куда деться? К кому идти? Но оказалось, что жена не выставляла его, а уходила сама. Алексей целых пять минут стоял у окна, наблюдая, как Ольга перетаскивает свой скарб в такси, но так и не вышел помочь.
Они подали на развод, однако в день суда почему-то синхронно не явились на заседание, словно страшась разрубить последнюю связывающую их ниточку. Не сговариваясь, переехали в соседний город. А потом снова настал февраль, и кто-то из них — Алексей не помнил, кто именно, — стал инициатором поездки на родину, к серой плите с мальчишеским фото в круглой виньетке.
Сегодняшняя поездка должна была стать третьей по счету.
— Леш, а давай вместе поедем? — предложила вдруг Лика, и он тут же насторожился.
— С чего вдруг?
— А что такого? — возмутилась она. — У нас, в конце концов, серьезные отношения. И я вполне понимаю, что ты чувствуешь.
— Лика, ты не можешь меня понять, — оборвал он. — Потому давай эту тему больше не поднимать, хорошо? Ты наберешь меня, наконец?
— Хочешь сказать, я такая бессердечная? — возмутилась Лика. — Ты вспомни, как я рыдала, когда сдох Пуся.
Алексей вздохнул и, не разуваясь, прошел в гостиную, взял трубку городского телефона и набрал номер своего мобильного. Вскоре из прихожей послышалось знакомое пиликанье, приглушенное, но отчетливое. Лика вышла из кухни и встала на пороге, хмуря брови. Алексей мягко отодвинул ее в сторону.
Пуся… Нашла с чем сравнить.
Как только Анжелика переехала к нему, она притащила с собой клетку с уморительным, но невероятно вонючим хомяком, практически без остановки крутившимся в своем пластмассовом колесе. Пуся принимался терзать прутья клетки с раннего утра, требуя еды, и частенько заниматься им приходилось именно Алексею. Прожив в новом доме около полугода, хомяк скончался, и Анжелика тогда действительно проплакала несколько часов, а потом хотела пулей лететь в зоомагазин за другим питомцем, но Алексей решительно воспротивился.
Держа в руках трубку, он обшарил взглядом прихожую. Откуда доносится звук?
Телефон вместе с ключами обнаружился в кармане Ликиной курточки. Алексей мог дать голову на отсечение, что сам он даже вдребезги пьяный не засунул бы ключи от машины в ее куртку. Лика наблюдала за ним с невинным лицом.
— Леш, пойми, это неправильно. У тебя тяжелая ситуация. И вообще, все эти поездки с твоей бывшей… Ты всегда возвращаешься злым, усталым, на меня не обращаешь внимания. Я думаю, что дружеское плечо в такой день совсем не повредит. Во всяком случае, она не станет на тебя нападать в моем присутствии.
Он поморщился.
Лика, посещавшая какие-то курсы психологов, иногда выражалась столь вычурно и фальшиво, что хотелось дать ей в зубы, но приходилось сдерживаться и напоминать себе, что девочка, по большому счету, не виновата, что получила теперешнее образование с его непонятными ЕГЭ и прочими тестированиями, заменившими привычные экзамены. Упомянутая Ликой Ольга, даже плюясь ядовитым сарказмом, кстати, разговаривала совершенно иначе. Интонации, во всяком случае, были вполне искренними.