Право сильнейшего — страница 34 из 47

Сейчас я — словно крохотный камешек, упавший с вершины огромной скалы от удара тяжелого сапога; прокатившийся по ее гладкому боку, потерявший все свои корни и почему-то остановившийся на самом краю бездонной пропасти, каким-то чудом зацепившись за дрожащую от напряжения соринку. Лишь качнет его легким ветерком — мгновенно сорвется вниз. Шепнет кто-то неловкое слово, заденет слегка — и он уже не удержится. А внизу глубоко. Темно. Глухо, как в могиле. Только и слышно, как воет между скалами невидимый ветер. И видно, как сверху лениво проплывают тяжелые, равнодушные ко всему тучи. Ни вперед ни качнуться, ни назад уже дороги нет… застрял бедный камешек. Завис на пороге настоящего. И падать не хочет, но и возвращаться обратно некуда. Все сожжено позади. Все разрушено. А сам камешек больше ничего не решает. Никуда не стремится, не борется, не барахтается. Будущее бездумно оставлено им на волю Всевышнего. Просто потому, что своих сил уже ни на что не хватает.

Устало прикрыв глаза, я покрепче сжала королевский сапфир и снова вздохнула.

И чего, спрашивается, уцепилась за него, как за родной? Чего вообще брала с собой? Боялась, что потеряю? Ну тогда ладно, тогда еще можно было на что-то надеяться, а сейчас? Все ведь уже известно, понятно, решено и даже сделано. У меня в душе один пепел остался. Вместо сердца догорает пустая головешка. Я едва дышу. В кровище вся, как после убоя. От каждого движения в глазах мутнеет и к горлу подкатывает опасная тошнота. А я все равно его держу, как будто больше нечего в руку взять. Все равно поглаживаю холодные грани, словно они могут ответить мне: ПОЧЕМУ? Все равно время от времени набираюсь смелости посмотреть на чужой подарок, пытаясь увидеть в нем свое жутковатое отражение. А потом снова убираю подальше, чтобы поскорее забыть и не бередить кровоточащую рану.

— Зря, — прошептала я, неподвижно глядя на медленно движущиеся облака. — Все было зря. Зря ждала. Зря верила. Зря надеялась. И боролась за него тоже зря… эх, Гайдэ, Гайдэ… наивная ты еще, совсем глупая девчонка. Хотелось тебе сказки — вот она, твоя сказка. Не допрыгнула золотая антилопа до заветной вершины. Соскользнули копыта с обледеневшего склона. А руку подать было некому, потому что на той вершине, куда ты стремилась, есть место лишь для одного. Да и зияющая внизу пропасть оказалась усеяна острыми камнями. Упав в нее, что от тебя осталось?

Я подняла уставшую руку и с горькой усмешкой посмотрела на свое исказившееся в отражении лицо, покрытое засохшей коркой синеватой крови.

— Один только пепел. А к утру не будет даже его — в горах, как известно, дует сильный ветер. Зря ты вышла на свет из-за надежной спины Фантома. Зря променяла его доспехи на белое платье. И зря решила, что его защита тебе больше не нужна. Теперь получится, как в «Горце» — из нас двоих должен остаться только один. И это, к сожалению, будешь не ты. Король сказал, что у меня есть одна серьезная слабость… и он прав: ты — моя единственная слабость. Ты — маленькая наивная девочка, которая почему-то решила, что сможет изменить этот мир…

Заслышав внизу какой-то шум, я с трудом перевернулась на живот и осторожно подползла к краю приютившей меня скалы, царапая ее одной из граней драгоценного камня. Потом так же осторожно выглянула наружу, почти без удивления увидела, как шевелится подо мной земля, и невесело хмыкнула.

— Вот и дождались дорогих гостей. Круто же меня занесло на повороте. Кажется, местная нежить решила, наконец, проснуться?

Словно в ответ, далеко внизу земля начала медленно вздыбливаться, приподнимаясь целыми валами и неторопливо осыпаясь с выгнутых, показавшихся наружу спин, сваливаясь целыми комками с расправляющихся крыльев. Затем облака на небе ненадолго разошлись, позволив лунному свету упасть на блестящие, будто маслом политые, хитиновые панцири, острые когти, вспарывающие твердую породу, как простой песок. Потом простирающаяся подо мной равнина расцветилась множеством угрожающе красных глаз, в которых, как всегда, единственным чувством был неутолимый голод. Наконец, потревоженная земля выпустила из себя последнюю проснувшуюся Тварь, и над Степью (вот, значит, куда меня занесло!) пронесся долгий заунывный вой.

Я с немым укором взглянула на молчаливый сапфир, слабо отражающий свет далеких звезд и едва просматривающийся под плотной коркой из намертво присохшей к нему «синьки».

— Эх, ваше величество… что же вы меня не добили? Такой отменный был замах, такой великолепный удар, какая красивая и изысканная месть… но как жестоко с вашей стороны было ее не закончить. Не по-мужски — смертельно ранить леди, а потом бросить на съедение дикому зверью. Кажется, опять мне придется доделывать вашу работу. И опять Фантому исправлять вашу ошибку. Вот только как ее исправить, когда резать придется по живому? Как избавиться от души, если она совсем не желает умирать? Яду ей дать? Отравленным кинжалом в спину? Вам-то уже все равно. У вас воистину каменное сердце. А мне будет тяжко. Хотя при наличии большого желания нет ничего невозможного, да и помощников тут — море…

Глянув вниз на то, как отряхиваются и настороженно принюхиваются ожившие Твари, я снова усмехнулась.

— Какая ирония. Кажется, мне впервые приятно вас видеть, ребята. Думаю, вы закончите то, что начал его величество. И избавите меня от необходимости резать себя на куски. В конце концов‚ убийство — это же ваш профиль. Интересно, вы меня учуете или надо подсобить?

Нежить, явно не слыша моего сиплого шепота, принялась медленно разбредаться по мертвой степи.

— Плохо. Видимо, все-таки придется подсобить. На лысину кому-нибудь плюнуть или камешек кинуть… жаль, что я без шлема. Но делать-то что-то надо? Не век же мне тут ждать, пока до вас дойдет? Кхм…

Я быстро огляделась по сторонам, присматриваясь к крутому склону. Потом снова глянула вниз, на спокойно рыскающих Тварей. Затем на свой насест, с которого вниз еще не успела стечь моя кровь. Задумалась. Поколебалась. Но делать нечего — самой мне было не справиться.

— Черт, что ж за невезение? Когда не надо, они тут как тут. В Хароне шагу ступить не давали. А теперь — вон, бродят и в ус не дуют. Эй, ребята-а-а… ох, голос сел. Не надо было песни орать. Хриплю теперь, как старый саксофон.

Я обреченно вздохнула.

— Кажется, придется все-таки слезать? В гости-то заманивать их нечем — крови почти не осталось. Даже вены, как назло, резать бессмысленно — и без того все вытекло… тьфу! Пропасть! Все у меня не как у людей! Видно, планида такая неудачная. Или карму кто испортил? Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.

М-м-м… я свесилась с края скалы, внимательно изучая близлежащие камни, но дотянуться до них было проблематично. Так бы скинула какой, и Твари быстро бы избавили меня от сомнений. Но я, как назло, так ослабла, что уже плохо соображаю, что делаю. Мало того, еще и кинуть-то нормально не могу. Разве что самой отсюда свалиться им на головы?

Я еще раз оценила расстояние до низа и зябко передернула плечами.

Не. Неохота раскидывать мозги по всей земле. Неэстетично это. Женщины, они такие — вены перерезать можем, а вот повеситься — нет. Нам и после смерти хочется выглядеть привлекательно. Однако добраться до нежити надо. У них, пожалуй, получится сделать то, чего не могу я — избавить меня от жуткой пустоты в груди. Забрать грызущую внутри боль. Помочь одной неразборчивой леди надолго уснуть… или умереть — это уж как получится. За Гая я не волнуюсь — призраки так просто не умирают, а вот Гайдэ во мне еще слишком сильна. Где-то с нее мало толку, а тут, как назло, не отвертишься. Вцепилась в душу, как клещ, тянет жилы, тревожит своим криком, бередит свежую рану. Как ни крути, Фантому потребуется помощь. А ОНИ — такая помощь и есть. Ха-ха. Скорая. Склифосовские и Боткины в одном лице. И хирурги, и патолого-анатомы…

Утерев намокший в бессчетный раз подбородок, я, наконец, приняла решение и, отодвинувшись от опасно близкого края скалы, осторожно положила амулет на камни.

— Вот и все. Теперь Гайдэ вас не потревожит, ваше величество. А амулет потом обязательно найдут. Все-таки приметный он у вас. Только слишком холодный и тяжелый настолько, что даже Иште оказалось не под силу удержать этот груз.

Шмыгнув носом, я аккуратно отползла подальше, оставив королевский подарок сиротливо светиться в ночи потусторонним светом. Смутно подивилась такой иллюминации, но потом вспомнила, что он защитный, и пожала плечами. Что ж, вблизи от нежити ему и положено подавать сигналы опасности. Так что ничего удивительного. Пусть себе светится потихоньку. Пусть сообщает всем любопытным, где его можно найти. А мне он уже ни к чему — Фантом не нуждается в подобных подарках, тогда как Гайдэ…

— Гайдэ пришла пора умереть, — неслышно прошептала я, после чего отпустила руки и, как по горке, съехала по крутому склону вниз, чуть не содрав кожу на спине и едва не врезавшись в какую-то неживую мерзость.

Как вскоре выяснилось, мое появление для Тварей стало полной неожиданностью. Когда я практически свалилась им на головы и гордо выпрямилась, пошатываясь на подгибающихся ногах, они так изумились, что даже не поверили своему счастью. Ну как же! Такой подарок судьбы! Один-одинешенек! Невооруженный! И слабый, как умирающий лебедь в легендарном «Озере» Чайковского!

Самое странное, что нежить была совершенно обычной: парочка взрослых кахгаров; одинокий и потому заметный хартар, маячащий неподалеку, как лакированная черная гора из мышц и неуязвимого хитина; прорва всякой мелочи вроде тикс и фанр; приличная стая молодых гарпий, еще не успевшая подняться в небо… почитай, все окрестное пространство было заполнено нежитью до отказа. Тварей было непростительно много. Тысячи три навскидку, не меньше. И это — лишь те, кто оказался рядом с моей скалой. А дальше под ними уже и земли не разглядеть. Ночь до самого горизонта осветилась багровыми угольками их неживых глаз. Однако ожидаемой реакции на мое появление почему-то не было — они, что невероятно, не выли, не рычали радостно, не кинулись навстречу, как к любимой родственнице. Даже не захрипели от жадности, давясь слюнями, как положено.