И вопрос прозвучал так, как будто это вообще утверждение, но никак не вопрос.
– Руки убрал, туша грудастая, – нежным голоском пропела я.
Тар-эн отпрянул от меня, как от прокаженной! Замер, потрясенно глядя, и выдал:
– Ты не солгала. Зрачок не увеличен, дыхание не изменилось, кровоток в норме. Как?
– Что «как»? – не поняла я.
Но воин вновь расправил плечи, выпрямил спину и закрылся. Наглухо, только изучающий взгляд не отрывал от меня. Это было странно. Очень. Но я ему не доктор, так что…
– К папандру, – напомнила я.
Мне величественно кивнули. После чего воин направился вперед, указуя путь. И, откровенно говоря, идя за этой подвижной грудой мускулов, я впервые начала рассматривать нариков иристанских. Что ж, надо отдать должное – красивые до умопомрачения. Помнится, последний раз я такую красоту видела в магазине эротических товаров, в разделе «Андроиды для вашего удовольствия. 3400 способов достижения вашего оргазма».
А кстати:
– Эй, МакОрат, – позвала я. Воин остановился, величественно повернулся. – У меня вопрос.
– Спрашивай, женщина. – Кое-кто снова изображал величественное презрение собственно к моей персоне.
Ну, в эту игру можно играть вдвоем:
– Воин, а ты оргазм доставлять умеешь?
Могучее, невозмутимое и самодовольное скопление мышц начало стремительно краснеть, темные же глазищи решили округлиться.
– Не понимаешь? – Да, я издевалась и собираюсь продолжить: – Оргазм, удовольствие, маленькая смерть, седьмое небо, полный атас? – Реакция та же. – Секс?
Потрясенный тар-эн выдохнул:
– Принцесса Киран!
– Мм? – осведомилась я.
– Что вы творите? – возмутился иристанский вояка.
– Издеваюсь, – честно ответила я. – Конкретно – сейчас. Еще конкретнее – над тобой. Так что там у нас с оргазмом?
МакОрат развернулся и ускорился. По переходам он теперь практически бежал, а я фактически бежала следом, продолжая допрос:
– Сплетать ноги? Устраивать пляски в горизонтальном положении? Исполнять супружеский долг? Играть в песиков? Половые отношения? Процесс зачатия? Что, совсем ничего? Да вы тут необразованные! МакОрат, хорошо, давай по-другому – женщина и мужчина ласкают друг друга…
Воин тормознул. Я с разбега впечаталась в его спину. Потную! Рубашка у него вообще насквозь промокла. Пока доставала салфетки и вытирала нос, услышала глухое рычание. После чего жертва допроса приказала:
– Стой здесь!
И испарился. Ну не совсем испарился, а просто метнулся тенью, исчезая из поля зрения. Странные они тут, и я пошла вперед – разыскивать главного тар-эн.
Бродила я недолго. Вскоре услышала гортанные разговоры, пошла на звук и вышла к рубке управления. Воины при виде меня тормозили, пристально смотрели, особенно уделяя внимание прозрачному топику, но никто не произнес ни звука. Лавируя между высоченными и мускулистыми, добралась до отца, вполоборота сидящего за пультом управления и молчаливо наблюдающего за моим приближением.
Несколько секунд потрясенно смотрела на экран, потом вспомнила, зачем, собственно, пришла, и решительно заявила:
– Драсти!
Папандр что-то понажимал – слишком быстро для моего восприятия. Мне на миг вообще показалось, что его ладони растворились в пространстве, затем, крутанувшись в кресле, отче развернулся ко мне, скрестил руки на груди и произнес:
– Твой внешний вид оставляет желать лучшего, дочь.
Так, значит, да? Вскинула подбородок и ехидно ответила:
– Это же к лучшему – усерднее будут сражаться за меня, отец.
Хассар оценил пассаж, но ответ был далек от моих ожиданий:
– Ты выглядишь как доступная женщина. Это не распаляет интерес, это отвращает.
Кажется, меня воспитывать пытаются.
– Еще лучше. – Я нагло улыбнулась. – Значит, останусь старой девой, что меня более чем устраивает.
Взгляд хассара вновь стал насмешливым – он потешался надо мной, как потешался бы посторонний человек, но никак не отец. И я впервые почувствовала себя в совершенно враждебном окружении… Потому что раньше рядом со мной всегда находились мама, или Мика, или свои ребята из группы, а сейчас… Зато стыдно ни перед кем не будет!
– Я вообще с вопросом, – нагло заявила отцу.
Черные глаза предка внимательно изучали мое лицо, затем я услышала:
– Киран, как моя дочь, ты обязана подчиняться традициям Иристана. Традиция первая – женщина не оголяется.
И сказано это было так, что мне вдруг стало холодно. Ничего, выдержу.
– Это все? – поинтересовалась я.
Как оказалось, не все.
– Женщина не говорит, пока к ней не соизволят обратиться.
– Ого. – Знала, что все плохо, но чтобы настолько.
Папандр кивнул и продолжил:
– Голос женщины тише шелеста трав.
Вдох-выдох и мрачно резюмирую:
– Полный абзац!
Отче напрягся, выдавая начинающее просыпаться в нем глухое недовольство моим поведением, и меня продолжили воспитывать:
– Женщина не пачкает уста грязными выражениями.
Уста? Это он про губы?
– Они чистые, только помыла, – «обрадовала» родителя.
И услышала:
– Язык женщины – покорность.
– Это перебор, папандр, – не сдержалась я. – Язык – это язык, покорность – это уже из области психологических отклонений!
На меня молча смотрели несколько долгих минут, вынуждая едва ли не поежиться от столь неприязненного внимания, а затем отец произнес:
– Женщина не смеет поднимать голос на тар-эн.
Я смею! Это первое, и кстати:
– А я не женщина.
Никогда этим не гордилась, но сейчас просто не удержалась. И очень сильно пожалела об этом, потому что поведение воинов изменилось мгновенно – на меня и до этих слов смотрели, но теперь взгляды были иные. Совсем. И я зря вообще так оделась. Отец чуть заметно скривился, и в помещении сразу стало значительно меньше народа. И пятнадцати секунд не прошло, как в рубке остались я, папандр и Дьяр.
– Не стоит кричать об этом, – медленно, растягивая слова, произнес отец. – Если твоя нетронутость будет предана огласке, я буду вынужден отдать тебя Нрого.
– Меня сейчас просто стошнит, – честно призналась я, разворачиваясь и планируя свалить отсюда подальше.
В идеале вообще с корабля.
А кстати! Хорошая идея.
– Киран, мне не нравится выражение твоего лица, – произнес папандр.
В каюту меня сопроводило трое воинов. От их липких, неприятных взглядов хотелось почесаться, а потом и помыться. И едва я вошла к себе, с наслаждением захлопнула дверь. Затем долго и прочувствованно ругалась и пошла мыться.
Стоя под ледяной водой, старалась не думать, просто не думать обо всем этом. Потому что при одной мысли злость не закипала, она клокотать в душе начинала. Ненавижу!
Я никого не хотела больше видеть сегодня, но, когда вышла из душа, узрела отца, восседающего на стуле. Едва успела поплотнее в полотенце замотаться.
– Киран, – рокочущий голос словно заполнил все пространство моей каюты, – ты недопустимо повела себя с воином шестой руки МакОратом.
Стою и молчу… Ручейки воды от мокрых волос стекают вниз по спине. Надо было бы режим сушки включить в душе, но не люблю следующего за этим ощущения сухости на коже и предпочитаю вытираться сама. Вот и стою.
– Дочь слышит мои слова? – вопросил хассар.
– Да, – отвечаю, едва сдерживая ярость.
Отца мое мокрое состояние ничуть не озаботило. Ну как же – воспитательным процессом занялся, впервые за восемнадцать лет.
– Ты должна знать – воины Иристана отличаются… темпераментом, – начал отче. – Он мог не сдержаться и коснуться тебя. В этом случае я убил бы воина и наказал тебя.
Даже так… как любопытно. Но продолжаю молчать.
– Ты более не покинешь каюту.
Кивнув, шмыгнула носом, так как прохладненько уже – стою-то мокрая.
– И будешь молчать в присутствии воинов!
Пришлось опять кивнуть.
– Отдыхай! – Сие было последнее слово в беседе дочери и отца.
После его ухода у меня отрубило связь на сейре – сомневаюсь, что случайно.
За ужином я распила бутылочку красного дорогого вина и после половину ночи жаловалась зюзе, вторую половину звала Ихтиандра. Не пришел.
Третий день я провела в одиночестве, упиваясь жалостью к себе, любимой, и чтением книг об устройстве первобытно-патриархальных обществ. После ознакомления с очередным отсталым госустройством снова предавалась жалости к самой себе. Наутро дня четвертого в дверь постучали. Воины теперь постоянно стучали, после чего спрашивали разрешения войти. На меня они старались вообще не смотреть, что наталкивало на размышления о папочкиной крутости. Однако мне было искренне плевать, насколько он крут, и, откровенно говоря, нравилось доводить воинов. И потому, откинув край одеяла так, чтобы открыть одну ножку, войти разрешила.
Три суровых воина вошли и оторопели. Я невинно покачала обнаженной ножкой. Воины разом посмотрели мне в глаза. Не знаю, почему, они все время чего-то ждали, но не получали от меня никаких объяснений и заводились от этого еще сильнее, практически пожирая меня глазами. Правильно – трогать-то меня нельзя, папандр убьет.
– Мы на подлете… – наконец выдал один из пришельцев.
После чего меня оставили наедине с завтраком. Завтрак выглядел не особо аппетитно – никогда не любила овсянку, – но все равно был съеден.
Пока ела, все думала, что же надеть. Завтракала я в пижамном костюмчике, так как не ждала никого.
Зря.
В двери постучали, затем без разрешения войти в каюту ввалился папашкин любимчик.
– Дьяр, – поприветствовала я брательника.
Тар-эн застыл на пороге, разглядывая меня, облаченную в короткий топик и хлопковые шортики.
– На себя бы посмотрел, – буркнула я, намекая на его обнаженность до пояса.
Воин сузил глаза и мрачно произнес:
– Я выгляжу в соответствии с традициями Иристана.
– Да? – Закинув ногу на ногу, молча осмотрела тар-эна, после чего невинно поинтересовалась: – У вас все полуголыми шляются?