!!! — перепуганно восклицала его адгеш-юли, а он, не отрываясь, смотрел в ее глаза и не мог остановиться.
Увы, все хорошее когда-нибудь заканчивается — через какое-то время шкуру пардуса отодвинула чья-то рука, и в юрту вошел сын Алоя:
— Берз, я за…
— Дайана понесла… — радостно улыбнулся Алван. — Значит, скоро у меня родится сын!
Брови лайши тут же сдвинулись к переносице, а в глазах появилась обеспокоенность:
— Лекарю уже показывалась?
— Нет… — ответила лайш-ири.
Он оглянулся по сторонам, принюхался и нахмурился еще сильнее:
— Кто, кроме берза, знает, что тебя тошнит?
— П-пока никто…
— Поставь ее на землю и начни на нее орать… — тоном, не терпящим возражений, сказал Алвану Гогнар. И, заметив, что тот набычился, подошел вплотную к Дайане и показал пальцем на ее живот: — Тут твой первенец! Но не Шавсат, не Цхатай и не Маалой[18]! Дальше объяснять?!
Берз сглотнул подкативший к горлу комок и отрицательно мотнул головой:
— Не надо…
— Если ты понимаешь, чем грозит эта беременность ЕЙ и твоему будущему ребенку, то делай то, что я говорю! А я пока схожу за Касымом…
Адгеш-юли, все это время переводившая взгляд с берза на сына Алоя и обратно, обреченно закрыла глаза и тихонечко застонала.
— Он прав: если родственники моих жен узнают, что ты понесла первой, то тебя отравят… — задыхаясь от безысходности и бешенства, прошипел ей на ухо Алван. — Поэтому я отправлю тебя к матери. Но не сегодня, а завтра…
Девушка покорно склонила голову и изо всех сил зажмурилась, но удержать слезы не смогла.
— А сегодняшнюю… ночь… ты… еще… раз… подаришь… мне… себя… — покрывая поцелуями ее лицо, прошептал он. — Мы… будем… вдвоем… до… рассвета… А потом… потом… нам… придется… потерпеть…
— А вдруг я не беременна? — чуть отстранившись, вдруг выдохнула девушка. — Ведь я могла съесть что-то не то и отравиться?
Алван кинул взгляд на ночную вазу и закусил губу — да, могло быть и такое:
— Что ж, если мы ошибемся, то ты пошлешь ко мне одного из своих телохранителей, и я за тобой приеду. Правда, тебе все равно придется какое-то время подождать — я смогу оставить армию только после того, как захвачу Над-гез…
Девушка опустила голову и обреченно кивнула:
— Хорошо, мой повелитель, я сделаю так, как ты сказал…
— Теперь я для тебя не повелитель, а Алван… — поддев пальцем мокрый подбородок и осторожно приподняв его вверх, улыбнулся берз. — Потом ласково прикоснулся губами к заплаканным глазам и грустно добавил: — Знаешь, моя душа сейчас разрывается пополам: одна половина безумно счастлива, что в твоем чреве скоро забьется сердце моего ребенка, а другая сходит с ума от горя из-за того, что мне придется тебя отослать…
— Правда? — посмотрев на него полным слез взглядом, спросила Дайана. — И ты на меня совсем-совсем не сердишься?
Алван улыбнулся, рванул себя за ворот, нащупал кожаный шнурок с пожелтевшим от времени львиным клыком и протянул его ей:
— Ты — моя любимая[19] жена! И будешь таковой, пока дышишь…
…К помосту, на котором расстелили белый айнур, Алван подъезжал с тяжелым сердцем: не присутствовать на вайраме[20] он не мог, а каждая минута времени, проведенная на нем, укорачивала время, которое он мог бы уделить своей адгеш-юли.
«Вкушу сердца Хозяина Леса, объясню причину изменений в завтрашнем сонтэ-лоор[21] и вернусь к ней…»
Увы, его намерения так и остались намерениями — как только он поднялся на помост и занял место на алой кошме, Время встало на дыбы и пустилось вскачь: перед тем, как проглотить крошечный кусочек блюда блюд, каждый из двух с лишним десятков приглашенных им воинов произносил речь. Причем не короткую, благодарственную, а длинную, свободную[22]. В которой высказывал все, что думает о будущем Великой Степи. Само собой, говорить о будущем, не затронув прошлого и настоящего, воины не могли, поэтому начинали чуть ли не с детства Атгиза Сотрясателя Земли, мимоходом приплетали всех известных им вождей, взявших в полон хотя бы полную руку[23] пленных, а заканчивали набившим оскомину сравнением армии ерзидов с песчаной бурей[24], которое, по их мнению, позволило армии поставить на колени целое королевство. В общем, к моменту, когда закончил последний, кусок сердца, доставшийся Алвану, давно остыл, а над границей степи и леса успела взойти Юлдуз-итирэ[25].
Увидев руку берза, вскинутую над головой, ночной лоор-ойтэ, освещенный светом сотен костров, мгновенно затих, а в глазах тысяч воинов, с самого начала вайрама ожидавших Слова вождя вождей, загорелись искорки радости.
— Еще не так давно мы, воины Степи, смотрели на эту землю, как безусый мальчишка на проходящую мимо рабыню: нас манило то, что она может нам дать, но пугало возможное наказание…
Воины заулыбались, а некоторые, самые смешливые, начали показывать жестами, чего они хотели от Севера и северянок.
— Теперь, когда первое королевство лайши уже пало к копытам наших коней, пришло время делать выводы: мы смогли его взять только потому, что забыли междоусобные распри и превратились в единый всесокрушающий кулак…
— А еще потому, что с нами был Субэдэ-бали! — выкрикнули из толпы.
— Боги есть и у нас, и у лайши… — жестом заткнув крикуна, усмехнулся берз. — Поэтому…
— Их боги — слабее!!! — заорали сразу несколько воинов.
— Хм… Ладно, представьте себе две группы мальчишек. Одна — стоит плотной кучкой, готовая к драке, и внимательно вслушивается как в советы своего предводителя, так и в замечания находящихся рядом воинов. Во второй — разброд: каждый делает, что хочет, считает предводителем себя и больше орет, чем делает. Как вы считаете, кто победит?
— Алван-берз мудр… — рыкнул Гогнар, сын Алоя. — Мы услышали волю наших богов только потому, что перестали грызться и видеть врагов друг в друге!
— Ойра! — согласно воскликнули воины.
— Пришло время показать Субэдэ-бали, что мы поняли его волю и действительно стали одним целым!
— Что для этого надо? Взять Над-гез за полную руку дней?! — хохотнул кто-то из Цхатаев.
— Нет. Смирить гордыню… — предельно серьезно ответил Алван. И, дождавшись изумленной тишины, добавил: — Я — смирил. Поэтому завтра утром принесу сонтэ-лоор от имени всех ерзидов…
Некоторое время Степь ошалело молчала. Затем скрипнул помост, и слева от вождя вождей возник силуэт Байзара:
— Во времена моего отца на Север уходили тысячи, а возвращались сотни. Я счастливее их, ибо, приняв руку Алван-берза, увидел, как высокомерные лайши, прятавшиеся за стенами каменных стойбищ, начали падать перед нами на колени, не успев пролить и капли крови моих братьев! Вождь, ценящий каждого своего воина — Великий Вождь, поэтому я, Байзар, сын Шаграта, поднимаю свою саблю и говорю «Ойра, берз — делай, что должно, и знай, что я — за твоим плечом»!
— Да, но… — начал было Цертой, сын Марзгана, но не договорил: над степью взметнулся лес выхваченных сабель, и ночную тишину разорвал безумный крик: — Алла-а-а!!!
Глава 2Аурон Утерс, граф Вэлш
Рывок за плечо и последующее предупреждение о том, что где-то впереди низкая притолока, слегка запоздали — пригнуться я не успел, поэтому чувствительно шваркнулся о препятствие. Хорошо, лбом, а не носом — от такого удара последний можно было и сломать.
Мои сопровождающие жизнерадостно заржали, а рыжебородый здоровяк, до этого момента молча толкавший меня в спину, даже изволил пошутить:
— Береги голову-т, Аглобля, чай, не кузнечный молот!
Отвечать ему я не собирался, поэтому прошел еще пару шагов вперед, почувствовал, что носок правого сапога уперся в препятствие, и остановился:
— Куда дальше?
— Вверх по лестнице… — ухнул второй сопровождающий. — На две ступени. А па-атом направо…
Поднялся. Свернул направо. Прошел еще четыре шага и, услышав скрип несмазанных петель, мысленно усмехнулся — кажется, пришли.
Так оно, собственно, и оказалось — втолкнув в дверь, один из Серых придержал меня за пояс и чувствительно кольнул заточкой в поясницу, а второй стянул с головы пыльный мешок и предупредил:
— Дернешься — порешим…
Я пропустил его слова мимо ушей и, прищурившись, с интересом оглядел восседающего напротив мужчину, сравнивая его с описанием.
…Невысок — тебе по плечо. Болезненно худ. Лицо костистое, широкоскулое, с выдающимися надбровными дугами. Нос — маленький, клубнем, на левой ноздре — довольно большая родинка… Широкие скулы, впавшие щеки… Подбородок — скошен, кажется обрубленным… Глаза темные, глубоко посаженные, под правым — тоненький шрам…Волосы, борода и усы — черные с проседью, вокруг рта — с легкой желтизной…
За время, которое прошло с момента встречи Дайта Жернова и Зигги Клеща[26] последний слегка изменился — похудел до состояния скелета и успел обзавестись еще одним шрамом: свежая алая полоса, начинающаяся у уголка левого глаза, перечеркивала скулу и заканчивалась на подбородке. Впрочем, родинка на носу и «обрубленный» подбородок были на месте, поэтому можно было играть роль дальше:
— Привет, Клещ! Я — Ур Оглобля. Принес отдарок[27] от Жернова…
В бескорыстие Дайта Серый почему-то не поверил — недовольно поджал губы, поморщился и хмуро поинтересовался:
— Лан, говори, че ему от меня надо?
— Ниче… Сказал, эт-его благодарность! А за че — типа, знаешь сам…
— И из-за этого ты требовал личной встречи? — разозлился Клещ. — Передал бы отдарок Крабу — и дело с концом…