Мысль, высказанная сыном Алоя, была интересной и очень глубокой. Действительно, любая победа вождя поднимала боевой дух его воинов на небывалую высоту. А рана, полученная от любого, даже очень слабого, врага, ввергала их в уныние. С другой стороны, вожди, прячущиеся за спины своих солдат, быстро теряли уважение, а за ним — и жизнь…
— Хм… — ухватив за хвост не дающуюся мысль, хмыкнул он. — Получается, что я должен убивать, но только тогда, когда уверен, что смогу?
— Именно! И никогда не подставляться под удар…
— Ойра… — оценив Дар Мудрости, вложенный в его сердце, выдохнул Алван, затем прикоснулся к груди правым кулаком и, не оглядываясь на яму, зашагал к опушке. Туда, где готовились к штурму его воины…
Глава 21Аурон Утерс, граф Вэлш
…Из первой попавшейся на пути сожженной деревни, Косовища, я выезжал, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, меня до ужаса радовало то, что на пепелище не обнаружилось ни трупов, ни следов крови, а с другой бесило, что полторы сотни зажиточных семей в одночасье лишились крыши над головой. Илзе, читавшая мои чувства, как открытую книгу, предпочла помолчать, а вот граф Андивар Фарбо ни с того ни с сего решил поучить меня жизни.
Совет не гневить богов и съехать с дороги в лес я пропустил мимо ушей. Весьма многословные рассуждения по поводу моей юношеской воинственности — тоже. А когда он принялся сетовать на то, что в роду Утерсов перевелись здравомыслящие люди и завуалировано обозвал меня самовлюбленным юнцом, дорвавшемся до власти, неожиданно вышел из себя и приказал ему заткнуться.
Граф умолк. Но ненадолго — уже через полчаса, когда мы выехали на опушку и, не останавливаясь, двинулись по нетронутой снежной целине к виднеющимся на горизонте Темным Холмам, он язвительно поинтересовался, не собираюсь ли я, случаем, сдаться ерзидам.
Беседовать с человеком, чуть было не лишившим меня супруги, а моего сюзерена — единственного наследника, я не собирался, поэтому поднял правую руку и сложил пальцы в знак «тихо!».
Илзе, ехавшая чуть позади, среагировала в то же мгновение и, использовав Слово, запретила графу говорить. А еще через миг презрительно фыркнула:
— Он их боится. До умопомрачения!
— Будет возможность, убери этот страх подальше, ладно? — повернувшись вполоборота, попросил я, дождался утвердительного кивка и благодарно улыбнулся.
В глазах моей супруги тут же зажглись два маленьких солнышка, а на губах заиграла такая счастливая улыбка, что у меня оборвалось сердце: она жила мною, а я… я жил своим долгом перед Элиреей. Вернее, доживал последние дни.
Заглядывать в будущее было невыносимо, поэтому я бросил кобылку в галоп и, развернув плечи, подставил лицо обжигающе-холодному ветру…
…Вопреки моим ожиданиям, безумная скачка никак не сказалась на настроении — вглядываясь в темную полоску там, где белая равнина смыкалась с грязно-серым небом, я видел присыпанные снегом выгоревшие остовы домов, а вместо свежести встречного ветра чувствовал запах гари. Видимо, поэтому, увидев появляющуюся на горизонте россыпь черных точек, сначала обрадовался, а уже потом оценил их количество и наше взаимное расположение. Зато Пайк, как оказалось, летевший следом за мной, сделал это вовремя. И, не дожидаясь, пока я начну соображать, «запаниковал»: вместо того, чтобы повернуть направо, к виднеющемуся вдали лесу, помчался влево, к небольшой рощице, растущей на берегу крошечного пруда!
Я, конечно же, рванул следом, а буквально через пару ударов бешено бьющегося сердца радостно осклабился, увидев, что скачущая навстречу сотня ерзидов срывается в намет и бросается нам наперерез…
…Резвости и выносливости низкорослых степных лошадей можно было позавидовать — к моменту, когда мы добрались до рощи, головной дозор ерзидов приблизился к нам где-то перестрела на полтора и на полном скаку натягивал луки. Зря: подставляться под стрелы мы не собирались, поэтому спешились не перед, а за деревьями. Илзе, граф Фарбо и шестеро воинов, которым было поручено их охранять, похватали поводья лошадей и тут же отошли поглубже, а все остальные, попрятавшись за стволами, начали в темпе набрасывать тетивы на луки и натягивать арбалеты.
Опыт и многолетние изнурительные тренировки сделали свое дело: многоголосый крик «Алла-а-а!!!», которым воины Алван-берза пытались нас испугать, сменился короткими хрипами, и пятерка дозорных в полном составе на полном ходу вылетела из седел.
«Насмерть… Все…» — по очереди оглядев кувыркающиеся тела, недовольно отметил я, затем вытащил из ножен оба меча и пару раз провернул их в руках…
…Пятикратное численное преимущество и невеликие размеры нашего укрытия сыграли с ерзидским сотником злую шутку: решив, что мы в ловушке, он, недолго думая, приказал части своих людей закрутить «колесо» вокруг рощи, а остальных отправил в атаку.
Трусами степняки не были — сорвав с седел кулачные щиты и повыхватывав сабли, они с гиканьем понеслись к нам. Но не по прямой, а слегка наискосок. Так, чтобы иметь возможность свешиваться с седел и прикрываться крупами лошадей от наших стрел.
Против средненьких стрелков или других степняков это бы прокатило. Но не против нас: стрелять мы умели, а лошадей не боготворили, поэтому одинаково результативно били и по всадникам, и по их скакунам. В результате из шести с лишним десятков атакующих до опушки доскакало человек тридцать пять…
…Первый ерзид, бросившийся ко мне, умер, толком не успев размахнуться — нож, походя брошенный Пайком, по рукоять ушел в его левую глазницу. Второй, перепрыгнув через оседающее на землю тело товарища, на мгновение выпустил меня из виду и ударил туда, где меня уже не было. А когда попытался остановить опускающуюся саблю, вдруг понял, что та вместе с отрубленной кистью двигается сама по себе, удивился и умер. Третий… третий выжил. И даже остался цел и невредим: увидев его походку и оценив совершенство нереально кривых ног, я решил, что радоваться в одно лицо как-то слишком эгоистично. Поэтому ударил не мечом, а локтем. После чего скользнул к четвертому, притерся к падающему клинку и коротко ткнул в горло.
Увидев, что сородичи мрут уж очень быстро, пятый метнулся за ближайшее дерево и, открыв рот, попробовал заорать. Увы, возникший за его спиной Пайк легонько приголубил его кулаком по затылку и бросился к шестому. Который судорожно прижимал руку к рассеченному горлу, пытаясь удержать хлещущую из раны кровь.
— Колун!!! — возмущенно взвыл шевалье. — Ты что, глухой? Сказано — по одному противнику брать живыми!!!
— Взял… Двоих… — пробасил Варлам. — А этот — лишний…
Других самостоятельно двигающихся степняков поблизости не оказалось, поэтому я кинул взгляд в просвет между деревьев и похолодел: «колеса», еще недавно крутившегося вокруг рощи, не было. А от того места, где был его «обод», к опушке тянулись «спицы» следов копыт…
…Коротенькая, шагов в сто, пробежка по тропе, вытоптанной копытами четырех десятков лошадей — и я, скорее почувствовав, чем увидев впереди движение, сломался. Вовремя — стрела, выпущенная практически в упор, просвистела мимо, а ее хозяин, явно не привыкший промахиваться, растерянно вытаращил глаза. Сделать что-либо еще я ему не дал — перескочил через заснеженную валежину, показал атаку в горло правым клинком и вбил левый в под взметнувшуюся вверх руку.
Справа, шагах в двадцати, кто-то жутко захрипел, и я, походя смахнув голову качнувшемуся вперед ерзиду, забыл про его существование. И, углядев между деревьями мелькающие черно-желтые сюрко, понесся дальше — перемахнул через небольшой овраг, обогнул ствол векового дуба и вылетел на крошечную полянку, забитую лошадьми.
Присел, посмотрел сквозь частокол из ног и, не увидев ни ярко-зеленого пятна от шоссов графа Андивара, ни черно-желтых сюрко Илзе и моих воинов, трижды щелкнул языком.
Слева щелкнуло в ответ, а затем до меня донесся голос Клешни:
— У нас все в порядке, ваша светлость! А гости утомились и ждут…
…К вечеру повалил снег. Огромные белые хлопья падали так густо, что в считанные мгновения скрыли от взглядов не только приближающуюся опушку, но и спины воинов головного дозора. Оглянувшись назад и увидев лишь пару силуэтов, мелькающих в снежной круговерти, я недовольно скрипнул зубами — так не вовремя начавшийся снегопад ставил крест на части моих планов.
Илзе, едущая стремя в стремя, успокаивающе дотронулась ладошкой до моего колена:
— Ничего страшного! Подумаешь, увидят курган не сегодня, а завтра… Или послезавтра…
— Я думал не о кургане… — угрюмо буркнул я. — А о том, что снег скроет наши следы, а значит, преследовать нас никто не будет…
— И все равно, это не выход… — без тени улыбки вздохнула она, и я, услышав знакомую фразу, вдруг без всякой луковицы вспомнил прошлое:
— Это не выход… — угрюмо глядя на Бервера, буркнула леди Даржина. — Ерзиды почувствовали свою силу, поэтому на каждую такую выходку будут отвечать еще большей жестокостью…
Могла бы и не говорить — та же мысль, пусть даже и сформулированная другими словами, вертелась в головах всех членов Королевского Совета.
— Вернуть время вспять я не в состоянии. И задним числом переубедить «виновного» — тоже… — мрачно пошутил король. — Поэтому примем известие как данность и порадуемся тому, что Алван-берза постигла первая серьезная неудача…
При слове «неудача» я невольно покосился на клочок пергамента, послуживший причиной внеочередного заседания, и не без удовольствия представил себе только что описанную картину: раннее утро, только-только осветившее стены Льеса, еле слышный скрип «журавлика», неторопливо задирающего шею, взмывающая в воздух телега, с бортов которой капает кровь, и ее груз — головы всех тех, кто с саблей в руках пробирался по подземному ходу…
— Представляю, как бесились ерзиды… — мечтательно улыбнулся граф Орассар. — Кстати, интересно, а «сын Субэдэ-бали» как-то ответит за этот просчет?