«Идти вперед способны тысячи тысяч…» — всплыло в памяти одно из изречений Вождя Вождей. — «Вести за собой — единицы…»
«И слава Богам…» — подумал я, а затем криво усмехнулся, сообразив, что сталкиваюсь с такими «единицами» уж слишком часто. А затем вспомнил коротенький монолог Андивара Фарбо:
«Создавая силу, способную уничтожить Элирею, покойный граф Сарбаз не придумал ничего нового. По сути, он просто перечитал архивы, нашел толкового исполнителя, дал ему десяток хороших мечников и отправил всю эту компанию создавать нового Сотрясателя. Посудите сами — единственная разница в становлении берза Атгиза и берза Алвана заключается в том, что первый создал себя сам, а второго провели по уже проторенному пути…»
Вывод был очевиден, но неверен. Прежде всего потому, что Гогнар Подкова, найденный начальником Ночного двора Делирии, был не исполнителем, а той самой «единицей». Поэтому был так же опасен, как граф Сарбаз, Иарус Молниеносный или Атгиз Сотрясатель Земли. Кроме того, большую часть времени пребывания в Степи он оставался в тени, значит, умел не просто выживать, но и добиваться своих целей, действуя чужими руками.
«От него надо избавляться. И чем раньше — тем лучше…» — угрюмо подумал я, старательно отгоняя от себя мысль о том, что избавиться могут и от меня. В этот момент Вьюн, ехавший на чуть правее и позади меня, чуть пришпорил своего коня и негромко сказал:
— Судя по всему, сейчас свернем на Влар…
Задвинув мысли о Подкове куда подальше, я огляделся и утвердительно кивнул: дозорные, двигавшиеся в половине перестрела от основной части термена, подъезжая к очередной развилке, приняли чуть правее.
— Плохо… — через несколько мгновений так же тихо вздохнул Хогертс. — Стены там не чета Льесским или Кижерским…
— Разница в четыре локтя особой погоды не делает… — буркнул я. — Зато за стенами не только гарнизон, но и шестнадцатая и семнадцатая сотни Пограничной стражи…
— Хм… Они что, ушли с границы? — удивленно хмыкнул Вьюн, а затем стукнул себя ладонью по лбу: — Ну да, что им там делать-то? Ждать Золотую Тысячу, что ли?
— Графу Гайосу не до нас… — мрачно вздохнул я. — Он и его воины ловят ерзидов у себя в Онгароне…
— Да там ерзидов-то… — возмутился Хогертс, затем поскреб подбородок и недовольно сморщил нос: — Хотя, может, действительно много…
Ерзидов в Онгароне было не много и не мало, а ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы Бадинету Нардириену стало не до нас.
«Гогнар — редкая скотина…» — злобно подумал я. — «Вроде, союз из двух королевств, а воюем порознь…»
Мысль о том, что еще недавно в союзе был еще и Морийор, заставила разозлиться еще сильнее — я с силой сжал правый кулак, почувствовал, как отросшие за время мотаний по королевству ногти впились в ладонь, и заскрипел зубами:
«Ничего, справимся. Если, конечно, у меня все получится…»
— Назир-аши Алван-берза… — донеслось откуда-то сзади, и я, вскинув голову, увидел, что к передовому дозору Урешей подлетает сотня ерзидов на отборных белоснежных лошадях.
— Кто такие «назир-аши»? — поинтересовался я у одного из «своих» ерзидов.
— Эта сотня — телохранители. А вообще так называют всех, кто служит лично Алва-э-э-э…
Дзар не только запнулся на полуслове, но и слегка побледнел. Сообразив, что его затрусило не просто так, я повнимательнее вгляделся во всадника, мчащегося во главе отряда, и на всякий случай уточнил:
— Этот, скачущий первым, Алван-берз, да?
Ерзид заторможено перевел взгляд на меня, а затем кивнул.
Вспомнив, что выбиваюсь из образа, я снова развернул плечи, чуть приподнял подбородок и надменно уставился перед собой. Правда, перед этим успел удостовериться в том, что Вьюн не опустил шест с волчьим черепом.
Тем временем Алван-берз и его телохранители окружили дозорных и о чем-то с ними заговорили.
«Сейчас услышат про Круг Последнего Слова и разозлятся…» — подумал я и вдруг почувствовал, что на меня снисходит ледяное спокойствие.
Я обрадовался. Затем загнал себя в состояние прозрения и, увидев, что Алван-берз поднимает коня в галоп, сложил пальцы правой руки в знак «Приготовились…»
Проверять, увидели его или нет, я не стал: смотрел в лицо приближающегося Алвана и… восхищался. Нет, не им, а Гогнаром Подковой. Человеком, выбиравшим будущего вождя в точном соответствии с требованиями Кузнечика.
«Человек, ведущий за собой, должен выделяться из толпы. И не только харизмой и силой воли, но и красотой. Да-да, именно красотой, ибо некрасивый человек вызывает жалость, а гордиться тем, кого жалеешь, невозможно. Не веришь? Зря! Вон, посмотри сначала на своего отца, а затем на барона Гранжа де Клади и скажи, за кем из них ты бы пошел в бой, не задумываясь ни на мгновение? О том, что граф Логирд умнее и сильнее, ты знаешь только потому, что являешься его сыном. А ты попробуй представить, что видишь их в первый раз. Все равно за отцом? Правильно. А почему? „Вызывает какую-то симпатию и уважение?“ Боги, какой же ты еще ребенок! Ладно, если ты считаешь, что слово „красивый“ к мужчинам не применимо, заменим его на выражение „вызывающий симпатию и уважение…“ И запомним на всю жизнь…»
Да, Алван-берз был красив. Естественно, по-мужски: правильное, чуть скуластое лицо с высоким лбом и твердым подбородком дышало уверенностью в себе, мощная шея, широченные плечи и развитые предплечья создавали ощущение ничем не скрываемой мощи, а в движениях тела чувствовалась великолепная пластика. А еще в нем чувствовалась цельность. Или, говоря словами все того же Кузнечика, вождь вождей ел, когда ел и сражался, когда сражался. Правда, применительно ко мне эта его цельность «работала» не очень приятно: берз гневался. От всей души. И, судя по сузившимся глазам, уже видел меня трупом.
— Что это такое?! — выдохнул Алван, осадив кобылку в шаге от моего коня и показав пальцем на волчий череп.
— Традиционный знак, который положено везти за аладом, собирающимся молвить Последнее Слово… — предельно спокойно ответил я.
— Ты — лайши!!!
— Ага… — согласился я. — А еще багатур и алад, признанный Субэдэ-бали…
В какой-то момент мне показалось, что Алвана хватит удар — его лицо побагровело, а жилы на шее вздулись так, как будто собирались прорвать кожу:
— Что значит «признанный»?! У ерзидов уже есть берз, и этот берз — я!!!
Его рев не произвел на меня никакого впечатления — оглядев его с головы до ног, я равнодушно пожал плечами и поинтересовался:
— Ты — Дзарев, сын Чарса?
— Нет, я Алван, сын Давтала, вождь вождей ерзи-…
— Я приехал не к тебе…
Берза затрясло, как при лихорадке. А правая рука потянулась к рукояти сабли и наполовину вытащила ее из ножен:
— Скажи свое имя, лайши!!!
— Для тех, кто живет в Элирее, я Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок Вильфорда Бервера… — не повышая голоса, ответил я. — Для рода Уреш — Аурон-алад, сын Логирда из рода Утерс, воин, который заслужил право называться багатуром и нести Последнее Слово Дзареву, сыну Чарса…
Алван-берз с силой вогнал саблю обратно в ножны, затем обвел налитыми кровью глазами ближайших Урешей и рявкнул на весь лес:
— Дангаз?!
— Я, берз…
— Кто это такой?!
— Аррон-алад, сын Логирда из рода Утерс. Воин, заслуживший право называться багатуром и нести Последнее Слово Дзареву, сыну Чарса… — почти дословно повторил за мной шири. Правда, сделал это отнюдь не так спокойно, как я.
— Вот оно, значит, как?! — процедил вождь вождей, привстал на стременах и… нехотя сел в седло, услышав негромкий голос одного из своих спутников:
— Он в своем праве, берз! Пусть едет и говорит, а мы подождем…
Я с интересом вгляделся в лицо говорившего, наткнулся взглядом сначала на родинку на правой ноздре, затем на светлую прядь волос, выбившуюся из-под кольчужной бармицы, и внутренне подобрался: судя по всему, передо мной был никто иной, как Гогнар Подкова…
…Не знаю, что Алван-берз услышал в словах своего эрдэгэ, но свой гнев обуздал. И даже радушно улыбнулся — мол, езжай, «алад», и говори. Беседовать с ним мне было пока не о чем, поэтому я пришпорил коня, проехал между злыми, как цепные кобели, назир-ашами и направил коня к повороту дороги, из-за которого доносился стук топоров и многоголосая ругань.
Доехал. Окинул взглядом нескончаемые ряды юрт, выстроившиеся на огромном поле, и мысленно присвистнул — раз лагерь располагался в прямой видимости со стен, значит, с едой и фуражом в армии ерзидов было совсем плохо, и Алван-берз решился на прямой штурм.
Настроение, и без того не особо хорошее, начало стремительно ухудшаться: судя по количеству юрт, в лагере уже собралось не менее пятнадцати тысяч ерзидов. А ведь прибыли еще далеко не все!
Еще через пару минут, когда я сообразил, что топоры при сборке юрт не нужны, и понял, что ерзиды рубят фашины и сбивают штурмовые лестницы, оно испортилось окончательно и бесповоротно. В это время со мной поравнялся Дангаз-шири и сообщил о том, что второго термена Урешей и, соответственно, Дзарев-алада, еще нет, следовательно, нам следует ехать на место, выделенное для юрт их рода.
Я равнодушно пожал плечами — мол, никуда не тороплюсь, поэтому поеду куда угодно — перевел взгляд на надвратную башню, над которой реяли разноцветные вымпелы, и прикипел взглядом к бело-зеленому пятнышку, трепещущему на ветру.
Увы, обдумать причину его появления не получилось: не дождавшись моего ответа, тысячник Урешей недовольно хмыкнул и зачем-то довел до моего сведения правила пребывания в лоор-ойтэ во время осады.
Я выслушал их без особого интереса, ибо успел оценить как дисциплину в лагере, так и строгость взаимного расположения юрт, поэтому догадался, что Гогнар Подкова, выпестованный военной машиной Делирии, вел в армии ерзидов точно такие же порядки.
Шири моя реакция почему-то здорово задела и он счел нужным уточнить, что за попытку подъехать к стенам осажденного города меня ожидает смерть от удавливания арканом или закатывания в ковер.