Скорчив забавную рожицу, долженствующую изобразить скорбный укор, Нэйа ушла в дом разбирать свежесорванную траву, и мы с Кё получили возможность остаться наедине. Если, конечно, не считать присутствующих при разговоре ребёнка и Мантии, но те предпочли благоразумно молчать и не вмешиваться в наши дела.
— Без оружия?
Разочарованный взгляд. Что ещё может интересовать воина? Только остро отточенное лезвие.
Ай-вэй, милая, зачем оно? Я сам себе оружие, да ещё того рода, что можно удержать в ножнах, но нельзя остановить ни одним щитом в мире.
— Жалеешь?
— Ходят слухи, что ты обзавёлся славной сталью.
— Славной? Не рановато ли так именовать мои клинки? Насколько помню, ничем пока их не прославил… А слухам, которые ходят, следует укоротить уши. К тому же я пришёл в дом друга, а защитник у вас имеется. Как минимум один.
— Я не надеялась, что ты придёшь. — Ладонь эльфийки погладила тёплое дерево перил.
— Кэл утверждал обратное.
— Ты говорил с ним?
— Всю дорогу сюда.
— Он сам того желал, потому и мне приписал свои надежды.
Заглядываю в бирюзовые озёра:
— Значит, ты не надеялась?
— Надежды недостаточно для свершения чуда, правда? — Вопрос, ответ на который слишком хорошо известен и мне, и моей собеседнице.
Недостаточно, но это становится понятным только потом, когда чудо уже произошло и понимаешь: никакое оно не чудо, а скорее очередное проклятие, намертво скреплённое с тобой. До самой смерти. И, что особенно несправедливо, ты менее долговечен, чем твои поступки, ещё годы спустя над твоей могилой будут раздаваться хула или славословия — что заслужил. Или, точнее, что тебе поставили в заслугу чужие сердца.
Меняю тему, уходя от печальных воспоминаний:
— Всё было хорошо?
— Со мной? — уточняет Кё. — Да. Никто не осмелился выступить против моего возвращения домой. Но и слов в защиту я не услышала.
Конечно, не услышала. Эльфийке простили бы ненамеренное убийство соплеменницы, отягчившей свою участь употреблением «рубиновой росы», но простить служение людям, да ещё столь неприглядное? На такой щедрый жест Совет Кланов не способен. Да и менее облечённые властью и положением в обществе — тоже. Протянуть руку помощи отверженному? Для этого нужна смелость пойти против ветра. Да, существует вероятность, что он утихнет, но не менее вероятно и то, что скоро вам навстречу ринется целый ураган. Умеете справляться со стихией? Есть только один способ уцелеть: стать составной частью бури. Но при этом очень легко забывается, в какую сторону был сделан тот, самый первый шаг.
— Когда собираются решать твою судьбу?
— Точный срок не определён, всё зависит от решения членов Совета.
— Они не торопятся?
— Пока. Но кое-кто из них с нетерпением ждёт, когда мой ребёнок первым криком приветствует этот мир.
— Кое-кто?
— Дядя той, что пала от моей руки.
Ах, дядя… Ну ничего, на него я найду управу. Однако надо же вручить подарок!
— Возьми, это тебе. — Протягиваю Кё свой труд, завёрнутый в кусок шёлка.
Эльфийка растерянно хмурится, разворачивая мятую ткань, но когда солнечные лучи вспыхивают золотом на ворсинках пуха, изумлённо охает:
— Какая красота! — Покрывало мгновенно оказывается наброшенным на прямые плечи. — Что это такое?
— Когда родится малыш, можешь укрывать его, а потом и сама носить. Очень хорошо для тепла.
— Хорошо для тепла? — Возмущённое покачивание головой. — Да если появиться в такой шали на Летнем балу, все от зависти умрут!
— Хотелось бы посмотреть.
— Что же тебе мешает? Всего несколько месяцев осталось… Чудесная шерсть, даже не буду выпытывать, чья и откуда. Спрошу другое: кто всё это связал?
Отвожу взгляд и чувствую, как начинаю краснеть. Хорошо, что весеннее солнце уже успело оставить красноватый след на моих щеках — есть шанс скрыть смущение за первым загаром.
Впрочем, Кё не обманывается:
— Так и будешь молчать?
— А что ты хочешь услышать?
— Ответ на свой вопрос.
— Зачем? Разве недостаточно самого подарка?
— Достаточно, — кивает эльфийка. — Если вспомнить, что первый подарок отца всегда должен быть сделан его собственными руками.
— Тогда твой вопрос становится лишним, верно?
Кё смотрит таким странным взглядом, словно выбирает, как ей поступить: рассмеяться или заплакать, а потом сгребает меня в охапку, иначе такие объятия и не назовёшь.
— Спасибо!
От неё пахнет цветами и молоком, а упругий живот, прижавшийся ко мне, время от времени вздрагивает, как будто кто-то постукивает изнутри. Просит, чтобы его выпустили…
И в следующий миг эльфийка замирает, стискивая пальцами мои плечи так сильно, что впору закричать от боли. Но не мне, а ей: начинаются схватки.
Нэйа, почувствовавшая наступление родов едва ли не за вдох до первой судороги, подхватывает Кё под руки:
— Идёмте в дом, немедленно!
Бирюзовые глаза просят: «Не уходи далеко».
— С вашего позволения, я побуду здесь. Похожу по саду, если вы не против… Думаю, моё присутствие не требуется.
Юная эльфийка считает точно так же вопреки желаниям роженицы, и уводит ту в комнату, предназначенную для появления на свет новой жизни. А я спускаюсь с террасы и иду туда, где шепчутся с ветром бело-розовые лепестки яблоневых цветов.
Эльфийские ланы — одно из самых тёплых мест в Западном Шеме, весна наступает в них на целый месяц раньше, чем в столице: если Виллерим ещё только-только начинает забывать о снежном покрове, то здешние сады уже зеленеют, а трава, хоть и не по-летнему короткая, надёжно прячет под собой сырую перину земли. Вот и яблони все в цвету…
Не слишком ли рано начались роды? Если верить словам тётушки, крайний срок — через три дня после сегодняшнего. Значит, вовремя. А то я слегка испугался, что моё присутствие ускорило процесс… Нет, всё идёт своим чередом, и к закату, а то и раньше, мир встретит нового обитателя. У меня вдоволь времени. На всё, что пожелаю.
К моему глубокому и искреннему облегчению, поблизости не мог находиться младший брат Кэла. Настырный Хиэмайэ, по словам старшего родственника, с головой погрузился в учёбу, готовясь к последним экзаменам перед поступлением на службу. Интересно будет понаблюдать, кто его выберет. Я в любом случае участия в сём занятном действе не приму, но в месте зрителя мне не откажут. А если откажут, явлюсь без позволения и приглашения. Под ручку с тётушкой, которая будет только счастлива лишний раз устрашить своих недругов. Уж на что, на что, а на устрашение моих талантов хватит. Вызывать к себе иные чувства не умею, а вот страх и ненависть — легко. Даже усилий прилагать не нужно.
Зарываюсь носом в душистые лепестки. Как чарующе пахнет яблоневый цвет! Можно целую вечность стоять, прижавшись щекой к прохладным белым пальчикам… А ведь ещё год назад я не мог даже есть яблоки. Потому что они напоминали мне об эльфах. Неприятно напоминали. Зато теперь…
Я не заметил и не почувствовал, просто понял, сразу и предельно ясно: кто-то пришёл. И, поворачивая голову в сторону гостя, не зная, кого увижу, ничуть не удивился, встретившись взглядом с серым пеплом глаз, до конца не верящих. Во что? В свершившееся чудо. Я тоже не верил. До того мгновения, как стремительный бег не оборвался на моей груди. Мин вонзилась в меня всей силой невыносимого ожидания, швырнула на ствол яблони и прижала к нему так крепко, как только могла. А я смотрел на душистый снег осыпающихся лепестков, но продолжал видеть летящий прямо на меня клинок, от которого не было ни возможности, ни желания увернуться.
Нэмин’на-ари молчала, пока беспокойные пальцы не нащупали бугорок шрама под волосами на моей шее:
— Нет! Этого не может быть! Это неправда, скажи мне! Скажи!
Взгляд темнее грозовой тучи. Губы, готовые сердито сжаться. А руки дрожат, мелко, но ощутимо.
— Чего ты испугалась, милая?
— Зачем это сделали с тобой?!
— Со мной не делали ничего такого, чего бы я сам не позволил.
— Но это… Это убьёт тебя!
— Нет, милая. Не убьёт. Ты не чувствуешь? Ранки заживают, потому что в них ничего уже нет.
Она не верила. До тех пор, пока я, в сотый раз испросив у богов прощения за свои прегрешения, не сбросил Вуаль и не коснулся сухих губ своими…
Мы сидим под яблоней. Точнее, Мин сидит, а я лежу, устроив голову у неё на коленях, и веду счёт белым хлопьям, медленными кругами опускающимся на траву.
— Ты не хотел приходить. — Утверждение, не терпящее возражений.
Соглашаюсь:
— Не хотел.
Лгать не имеет смысла — моя подруга слишком хорошо меня знает. Ещё по прошлой жизни.
— Но всё-таки пришёл?
— Совпало наличие времени и возможности, а такой случай грешно упускать.
— Какой ты… — Узкая ладонь шутливо шлёпает меня по лбу.
— Какой?
— Жестокий!
— Почему это?
— Мог бы соврать, сказать, что примчался как только смог.
— Но я это самое и сказал, только другими словами!
— Всё равно, можно иначе… Чтобы мне было приятнее.
— Но ты бы знала, что я лгу?
— Конечно.
— И в чём тогда надобность обмана?
Мин закидывает голову назад, устремляя взгляд в переплетение ветвей.
— Глупый…
— Это я знаю, милая. Но этого мало, чтобы объяснить.
Серые глаза снова смотрят на меня. Сверху вниз.
— Глупый маленький мальчик.
— Ещё один шаг, не приближающий меня к пониманию. Будет новая подсказка?
— Ты смеёшься.
— Я серьёзен как никогда.
— Смеёшься!
— И в мыслях не держал!
Она наклоняется, касаясь губами моей переносицы.
— Ты мерзкий, мрачный и подлый. Почему я тебя люблю?
— Потому что мы стоим на одной ступени.
— Да. На одной. — Мин снова выпрямляет спину, прижимаясь к стволу яблони.
— И потом, ты не любишь, ты просто испытываешь ко мне чувство благодарности.
— За что? За то, что лишил меня спокойного сна?
Да, лишил. Когда вмешался в эльфийский Зов. Я не мог предположить, чем обернётся моя шалость, как тогда думалось, последняя…