— Пить можно.
— Что ж, тогда оставим всё, что набрали, для Юли. Согласен?
Молчаливое пожатие плечами.
— Кстати, о девочке. Как у тебя обстоит с лекарским делом?
— То есть? — Тёмные глаза мага чуть сузились.
— Ты можешь определить, чем она больна?
Белобрысая голова устало качнулась:
— Да какая болезнь, о чём ты? Жрать у них дома нечего, отсюда и все недуги. Ей молока надо парного, фруктов, мяса жареного с кровью… Восемь лет, а выглядит совсем крохой.
— Считаешь, в этом всё дело?
— А в чём?
Я не ответил, думая над словами Мэтта и поглядывая на ребёнка, торопливо глотающего из чашки привезённую воду.
Действительно, крайне тщедушная. Наверняка голодает, а в таком возрасте вынужденный голод может свести в могилу и совершенно здорового человека. Ну ничего, парни немного подзаработают, да и лето почти у порога, подкормится, маленькая. Других способов помочь всё равно не вижу…
Оставив мага и девочку дома отдыхать после праведных трудов по наведению относительного порядка (размели пыль по углам да выкинули истлевшие тряпки), я повесил на плечо сумку и объявил, что удаляюсь на природу с целью приобщиться к мудрости предков. Жадный взгляд Мэтта свидетельствовал, что белобрысый тоже не прочь взглянуть, какие чудеса прячутся за обложкой покусавшей его книжки, но возражений не последовало: кому, как не магу, понимать, что личные записи неприкосновенны.
Свернув по берегу вправо от портовых построек, я потратил битых три четверти часа, но нашёл ложбинку, из которой недавно ушло солнце, и расположился на не успевших сильно нагреться, но и не промозгло-сырых камнях, которые из-за близости моря каждую ночь наверняка покрывались потом росой.
Несмотря на ранний час, воздух уже казался похожим на горячий сироп. В тени береговых холмов ещё можно было дышать, но представляю, как тяжело будет парням в каменоломне. Там ведь ещё и пыли целые тучи… Надеюсь, меня не слишком сильно возненавидят. Хотя Бэр после моего опрометчивого обещания снабдить его эльфийским луком будет стараться за двоих. И придётся держать слово. Что ж, пойду на поклон к Кэлу или Кайе — уж они-то знают, где взять «радугу». Лучше, конечно, было бы сделать на заказ… Ладно, потом подумаю, а сейчас займусь делом.
Я достал из сумки книгу и открыл на первой странице.
«Три стороны Зеркала» — представилась она мне, подмигивая кривой припиской, сделанной, судя по всему, отнюдь не автором: «А нужна ли тебе третья сторона, если ты и с двумя первыми не справился?»
Хм. Выглядит как предупреждение. Но если Ксо уверен, что мне нужно прочитать книгу, прочитаю. Я ведь не обещал вникать в прочитанное? Не обещал. Только пробегусь глазами и…
Но «пробежаться» не получилось: чтение захватило меня целиком и полностью. И не в последнюю очередь этому способствовала раскинувшаяся передо мной изумрудно-зелёная гладь застывшего моря.
«Взгляни на зеркало, мой друг. Что ты видишь? Нет, не так! Я же просил посмотреть НА, а не В! Неужели трудно понять разницу? Трудно? Тогда послушай, в чём она состоит, и не спеши перебивать, пока не дослушаешь до конца.
Что есть зеркало? Предмет, позволяющий тебе увидеть кто ты есть. Не разглядеть цвет волос и форму носа — это ты можешь узнать и без помощи зеркала, — но предмет, отражающий всего тебя целиком, со всем внешним и внутренним, тем, о чём ты даже не подозреваешь. Я, однако, говорю не о полированной пластине, которую красотки вешают на стену, чтобы любоваться собой. Я говорю о зеркале глаз. Только во взгляде, обращённом в твою сторону, ты можешь увидеть себя без прикрас.
Но не следует целиком доверяться чужому мнению на свой счёт. Что делает зеркало? Оно поглощает исходящий от тебя свет и отправляет его обратно, однако даже на самой гладкой поверхности обязательно найдётся хоть крохотный, да изъян, и искажения неминуемы. И только от мастерства и мудрости смотрящего зависит, станут ли лёгкие тени, вплетающиеся в отражение, грозовыми тучами или же рассеются подобно утреннему туману.
У настоящего зеркала — зеркала жизни — всегда три стороны, и первая из них — место и значение, которое ты имеешь в пространстве. Когда ты появился на свет, Пряди сплелись между собой, порождая узор, похожего на который не существовало и не будет существовать более… Вторая сторона — твоё влияние на земли и души, в которых ты оставляешь свой след, ибо нельзя пройти по лугу, не приминая траву, и невозможно узнавать мир и населяющих его существ, не испытывая и не вызывая в ответ каких-либо чувств. Именно вторую сторону показывают взгляды, устремлённые на тебя. Но твоё понимание их значения образует третью сторону, самую опасную. Ведь так легко ошибиться, приняв свет в чужих глазах за отражение собственного света…
Есть то, каким тебя видят. Есть то, что видишь ты. И есть то, что есть, независимое и не скованное границами. И, чтобы стать самим собой, нужно слить три стороны воедино, сохраняя качество каждой. Это не только кажется трудным, это очень трудно. Но оно того стоит, потому что, обретя целостность, нарушенную при рождении, когда Нити Гобелена приняли новый узор, ты узнаешь истинную цену себе и своим желаниям, а без того невозможно остаться невредимым в ожесточённой войне с Правами и Обязанностями.
Их тоже трое, замечаешь? Права, данные нам, но вовсе не в дар, а всего лишь с отсрочкой платежа. Обязанности, постепенно выступающие из тени на свет и связывающие нас с миром невидимыми, но крепкими цепями. И веления наших сердец, противоречащие и той, и другой стороне. Как примирить их друг с другом? Как сделать исполнение обязанностей менее болезненным, а пользование правами — радостным? Как научиться искренне желать, защищать и служить? Одинакового для всех пути из этого лабиринта не существует. Ищи и найдёшь. Только помни, что путь и ты — единое целое, не терпящее разделения. И, делая шаг в сторону, ты разбиваешь прежде всего себя.
Даже в искусстве поединка есть три свои стороны. Можно отражать удары противника, самому становясь его зеркальным повторением. Можно, заглянув глубже, узнавать мысли сражающейся против вас стороны и предугадывать каждый её шаг, идти чуть впереди… Но высшей ступени мастерства достигает тот, кто, пропустив через себя душу своего врага и познав его сокровенные чаяния, не отвечает ударом на удар и не опережает атаку, а вынуждает противника действовать так, как сам того желает. Тот, кто способен сам стать третьей стороной…»
Время перевалило за полдень, и я с сожалением закрыл книгу. Пора возвращаться. Хотя бы для того, чтобы утихомирить урчащий желудок, не желающий насыщаться словесной мудростью. Но идти обратно тем же путём… Сварюсь живьём. Нет, лучше поднимусь в холмы и в тени рощиц дойду до городских стен.
Не я один выбирал эту дорогу: тропа была широкой и хорошо утоптанной, даже вытоптанной. По крайней мере, трава, имевшая глупость прорасти там, где с удовольствием ходят люди, наверняка не раз пожалела о своём поступке, потому что желтела и сохла не столько от зноя, сколько от шагов прохожих.
Ажур древесных крон, вовсю зазеленевших и благодаря этому способных отбрасывать довольно сносную тень, играл со зрением плохие шутки: в чехарде тёмных и светлых пятен не всегда можно было увидеть неровности лесной подстилки, и я вынужденно замедлил темп ходьбы. Впрочем, возможно, именно неторопливость и спасла мне жизнь, поскольку стрела вонзилась в землю в трёх шагах передо мной, а не ближе, говоря о намерениях стрелка примерно следующее: предлагаю остановиться и поговорить.
Я оценил угол наклона, под которым глашатай переговоров встретился с землёй. Стреляли не сверху, и то радость — не надо задирать голову, пытаясь разглядеть, кто прячется в листве. Правда, стрелок вряд ли выдаст себя, если только не решит сменить место засады. Ну на этот случай у меня всегда есть «паутинка», способная безошибочно указать, сколько живых душ находится вокруг да около.
Густая тень неохотно отпустила коренастую фигуру, облачённую в буро-зелёное тряпьё. То есть одет человек был вполне привычно, но поверх куртки болталась накидка с живописно изодранными краями. И как ему не жарко? Ни за что не стал бы таскать на себе лишний отрез ткани. Впрочем, Егеря привычны и к холоду, и к жаре, а в том, что вышедший мне навстречу мужчина был Егерем, я не сомневался.
Подразделение Тайной Стражи, состоящее из воинов, умеющих только одно: выполнять приказы. Любые. Связанные с решением проблем силовыми методами, как правило. Очень верное разделение, кстати, потому что умение отдавать правильные приказы и умение с точностью им следовать редко соседствуют в пределах одного и того же существа. За примером даже не нужно далеко ходить — достаточно посмотреть в зеркало. Фрэлл! Кажется, я основательно заблудился, но не в трёх соснах, а в трёх сторонах…
Примерно сорок лет, широкоскулое лицо, тяжесть нижней части которого скрадывается аккуратно подстриженной бородой, а складка губ прячется под густыми усами. Тёмно-русые волосы блеснули рыжиной, когда капюшон накидки был снят. Говорят, что растительность на лице заводит тот, кто не находит свои черты достаточно мужественными… Ерунда. Егеря, работающие «в поле», сплошь и рядом бородачи, потому что зимой лицо не так мёрзнет, а летом щетина помогает защититься от всяческого гнуса, норовящего впиться в кожу. Точно так же густые брови не дают капелькам пота попадать со лба в глаза, хотя в целом впечатление о заросших волосами людях создаётся, скажем прямо, пугающее. Впрочем, Егерей стоит бояться. Если за душой есть грешки.
— Кто ты и что делаешь в этих местах? — спросили меня.
Сильный голос, но излишне бесстрастный, словно его обладатель встревожен настолько, что старается убедить окружающих и прежде всего себя самого в отсутствии повода для беспокойства. Ни тебе любопытства, ни скуки, жаждущей рассеяния, а ведь вряд ли у этого мужчины много развлечений во время несения службы. Гораздо более любопытно, что ОН здесь делает, а не я. Уж не отряд ли это Егерей, занятый охраной месторождения «Слёз Вечности»?