Впрочем, надо поддержать беседу:
— Дожидаюсь установления погоды, пригодной для мореплавания. Такой ответ вас устроит?
Лёгкий кивок:
— Он ничем не хуже прочих. Только неполный. Я жду полного ответа.
Спокойствие не сменило основного тона, обогатившись лишь еле уловимым оттенком сожаления. Скорее всего, Егерь сейчас думает: «Угораздило же нарваться на любителя пошутить… И что мне теперь с ним делать? Сразу прикончить или чуть погодя?» Уверен, отпустить меня восвояси в планы мужчины не входило — в этом случае он просто дал бы мне пройти мимо, не выдавая своего присутствия. Значит, есть приказ задерживать прохожих. Цель? Опрос для выявления новых нелестных определений для царящей жары? Сомневаюсь.
— Вам нужно знать моё имя?
— И род занятий. Хотя он и так очевиден.
— Что вы говорите?
— Хватит прикидываться дурачком! Если я в течение трёх вдохов не получу внятные сведения… Догадываешься, что тебя ожидает?
Ещё бы. Тут и умным не надо слыть. Выложить всю историю? Боюсь, в такую чушь никто не поверит. Егерь ждёт либо очень простого и безобидного ответа, либо… А это идея.
Драгоценная, ты помнишь форму и рисунок медальона, который пытался мне всучить Рогар?
«Да… До мельчайшей чёрточки…»
Мой серебряный друг может его повторить?
«Ты задумал… Только будь осторожен!»
Как всегда, драгоценная.
Правая ладонь привычно онемела.
— Надеюсь, ваш стрелок не сглупит?
— Пока не последует приказ.
Думаешь, что успокоил меня? Как же! Знаю я, как быстро и незаметно ты можешь подать нужный знак, и предупреждаю только из намерения насторожить, поскольку настороженный человек, как это ни странно, реагирует на происходящие события с некоторой задержкой. Уместнее быть спокойными и немного расслабленным, вот тогда сумеете отразить атаку, потому что рябь приближения угрозы лучше всего заметна на застывшей воде.
Поднимаю правую руку и медленно разжимаю пальцы. Не знаю, что именно видит мой противник-собеседник, но его веки вздрагивают, выдавая удивление и разочарование. Последнее вызвано, полагаю, только тем, что меня теперь уже нельзя ни убивать, ни отпускать просто так, а надлежит поставить в известность относительно причины задержания, выслушать мои соображения по этому поводу и только потом, в зависимости от ситуации, решать: устраивать кровопролитие или нет.
Кто-то недоволен придворными церемониями? Воинский устав куда тягостнее! Хотя и в нём есть свои неоспоримые преимущества. Например, подчинение старшим по званию.
Капитан Хигил, как я и предполагал, являлся командиром отряда Егерей, выделенного для охраны территории, на которой находили tyekk’iry — брызги Силы из Колодца Западного Предела. Сухо и коротко ознакомив меня со своим назначением, бородач умолк, ожидая ответной любезности, и я растерянно поднял брови:
— Вы что-то желаете узнать?
— Не смею настаивать, но… Я не был уполномочен встретить в этих местах Мастера. Ваша цель…
— Я исполняю личное поручение ректора Академии. Этого вам достаточно?
— Да, милорд, разумеется.
Мой ответ нисколько его не удовлетворил, но упорствовать в дальнейших расспросах капитан не мог, потому что формально находился на гораздо более низкой ступени иерархии, нежели я.
С какой стороны ни погляди, поступок был совершён опрометчивый: кто его знает, как должны вести себя настоящие Мастера? Передо мной маячил только один образец для подражания — Рогар, но почему-то смутно думалось, что не все его коллеги столь же просты в обращении и шутливы. Наверное, по большей части они заносчивы и высокомерны, потому что имеют право на подобное поведение, заслужив его своими деяниями, ведь даже очень благородные и справедливые люди, получая в руки власть, практически ничем не ограниченную, меняются в худшую сторону. Хотя действуют, несомненно, из лучших побуждений, стремясь облагодетельствовать тех, кто, по их мнению, нуждается в помощи и защите. Знаю, сам набил на этом не одну шишку, порываясь творить добро, особенно когда о нём никто не просил… Ладно, выберусь как-нибудь. Не убили сразу, и то хорошо. Правда, при теперешнем раскладе лишить меня жизни стало значительно труднее, нежели прежде.
— Это поручение не имеет отношения к вам и вашим задачам. Можете считать меня простым прохожим.
— Но моё мнение ничего не изменит, не так ли, милорд? — с лёгкой горечью в голосе заметил капитан.
Не верит. И не будет верить, как бы я ни старался убедить его в своей непричастности к местным неурядицам. Сто против одного, думает, что меня прислали для надзора за Егерями. Ох… Кажется, я взвалил на себя лишний груз. Стало быть, должен нести.
Я скрестил руки на груди, стараясь выглядеть одновременно доброжелательно и строго. Рогару подобная мина на лице удаётся без малейшего труда, а о результатах моих потуг придётся догадываться только по реакции собеседника. По зеркалу его глаз.
— Почему вы покинули вверенный вам пост?
Ну вот, совсем другое дело! Даже усы выглядят расслабленно. За что ненавижу воинские обычаи, так именно за это! Как только появляется вышестоящий офицер, принятие решений по всем вопросам радостно и быстро переваливается на него. Да, он не будет сам следить за чистотой нужников и сытностью еды на полевой кухне, а поручит кому-нибудь, но всё равно останется в ответе. Старшим. Фрэлл! Капитан ужаснулся бы, узнав, насколько я далёк от того места, которое он мне отвёл в своём воображении.
— Я получил донесение от полевого агента в Вэлэссе и прибыл на встречу с ним.
— И? Встреча состоялась?
— Не так, как мы рассчитывали. Агент умер, не успев ничего сообщить.
— Когда это произошло?
— Сегодня на рассвете.
— Почему же вы встали лагерем, а не вернулись обратно?
Капитан сделал паузу, явно подбирая слова, чтобы точнее выразить свои опасения.
— Дело в том, что некоторое время назад он заболел.
— Чем?
— Этого мы не знаем. Но болезнь, несомненно, явилась причиной смерти, и если она будет распространяться, а последние донесения указывают, что сходными недомоганиями страдают и другие жители Вэлэссы…
Я нахмурился.
— Думаете, мор?
— Мы не знаем.
— Но, возможно, скоро будем знать! — заявила женщина, откинувшая полог палатки и подошедшая к нам.
Высокая, худощавая, с уверенными, жёстко фиксируемыми движениями — видимо, занимается тем, что требует точности и твёрдости в исполнении. Загорелая кожа отливает желтизной, черты лица резковаты, нос слишком длинен и вкупе с иссиня-чёрными волосами напоминает о вороне. И глаза такие же, как у птицы: круглые и внимательные. Одежда не слишком уже молодой, но далёкой и от увядания дамы ничем не отличается от костюмов её спутников: те же штаны со шнуровкой, довольно плотно облегающая тело рубашка с высокими манжетами, короткие сапоги, чулком сидящие на ноге. Накрыть всё это сверху маскировочной накидкой, и получится ещё один Егерь. Впрочем, она и так к ним принадлежит. Но какие задачи выполняет? Не сражается же в первых рядах.
— С кем имею честь говорить?
— Это Нэния, наш лекарь.
— Мне не доводилось раньше видеть Мастера так близко, — с непосредственностью ребёнка заявила брюнетка. — Но я всегда думала, что добиться столь высокого титула в таком… молодом возрасте невозможно.
— И это говорит человек, который только и делает, что спасает жизни? Уж вы-то должны знать, госпожа, что для сердца, в котором пылает огонь, нет ничего невозможного!
Женщина опустила ресницы, потом снова взглянула на меня. С интересом, который вовсе не воодушевил капитана: Хигил проследил её взгляд и с трудом удержался от восклицания, полагаю, по моему адресу и совсем нелестного. Вроде того, что нечего отбивать чужих подружек.
Ну я тоже хорош — парней предупреждал, а сам не ведаю, что творю. Но в чём моя вина, если вежливое и искреннее уважение принимается собеседницами едва ли не за признание в безоговорочной симпатии? Конечно, женщинам такая мысль всячески льстит. Неважно, насколько невзрачен тот, кто тебе кланяется, значение имеет сам поклон.
— И всё же… — Она сделала вид, что пропустила комплимент мимо ушей, но губы предательски дрогнули, стараясь справиться с торжествующей улыбкой: наверное, иного отношения к себе лекарка, слегка испорченная повышенным вниманием окружающих её мужчин, и не ожидала. — Трудно представить, какие заслуги помогли вам получить титул Мастера.
Я с трудом удержал вздох в груди.
Вот теперь ситуация осложнилась почти убийственно. И дело не в проницательности, свойственной всему женскому роду, угадывающему истину по несуществующим признакам… Не люблю, когда на мне отрабатывают очарование. Наверное, по той простой причине, что женщины, которых я знал с первых дней своей жизни, добились моего восхищения совершенно противоположным образом — не тратя на меня времени и сил, разве только чтобы выразить презрение. Болезненный опыт детства и юности не прошёл даром: в любом словесном поединке между мужчиной и женщиной я вижу игру, имеющую одну-единственную, прямую и ясную цель (благо, возможностей для наблюдения и анализа у меня было предостаточно). Но знание правил и умение играть — ещё не повод потакать чужому самолюбию. Своему, кстати, тоже.
— Поверьте, госпожа, даром мне не досталось ничего.
В моих словах не было ни тени лжи, и Нэния это почувствовала:
— Простите… Кажется, я была излишне настойчивой?
— Вы вели себя весьма достойно и в полном соответствии со своим положением, — спешу успокоить лекарку, которая, хоть и не может безоговорочно поверить в моё «мастерство», но не хочет неуместной дерзостью причинить неприятности своим сослуживцам, поскольку оскорбление Мастера способно повлечь за собой всё, что угодно. Со стороны самого Мастера, конечно же, и со стороны иных официальных лиц.
Она кивает, словно принося и одновременно принимая извинения, а я продолжаю:
— Если взаимные приветствия закончены, хотелось бы ознакомиться с причиной вашего нахождения здесь. Это возможно?