Нет, к фрэллу мысли о малолетнем мерзавце! Не сейчас! Рядом со мной находится человек, нуждающийся в большем внимании и немедленной помощи.
— Мне очень жаль, dou. И всё же не стоит отчаиваться. У меня достаточно власти, чтобы не позволить кому бы то ни было причинить вред вашему внуку, и, если позволите, от вашего имени я немедленно…
Успокаивающий тон привёл к совершенно не ожидаемому мной итогу. Хозяин поместья вцепился в подлокотники, судорожно подаваясь вперёд, и выкрикнул:
— Он не человек! Неужели вы не поняли самого главного? Не человек!
Замшелая зелень глаз наполнилась чувством, которое я меньше всего мог предположить в отношениях деда и внука, — ненавистью: dou Лигмун ненавидел сына собственной дочери всей душой, всей страстью приближающейся к завершению жизни.
Неправильно. Так не должно быть!
— Он ваш внук.
— И я дорого заплатил бы, чтобы забыть об этом! Лучше бы моя дочь умерла, не давая чудовищу появиться на свет, а не потом, защищая от зверей!
Вряд ли мужество женщины в схватке с волками спасло ребёнка: лучшей защитой новорождённому оборотню перед соплеменниками служила текущая в его жилах кровь, а вот сама мать не смогла извлечь выгоду из своего положения. Может быть, испугалась. А может быть, возлюбленный нарочно оберегал её от горьких тайн. Какая ирония — не раскрыть правду и тем обречь на верную гибель… Но старику не нужно знать подобных подробностей, пусть хранит в памяти образ, достойный гордости, а не сожаления.
— И всё же… Ваша дочь хотела, чтобы ребёнок жил. Разве её желание не заслуживает исполнения?
Лицо старика скривилось от боли.
— Он живёт! Я делал всё, чтобы мальчик не чувствовал себя обделённым родительской любовью. Но когда он в первый раз…
У Лигмуна перехватило дыхание, и я попробовал предположить:
— Поменял свой облик?
— Да, именно поменял.
Повисло молчание. И пока наступившую тишину нарушали только хриплые вдохи и выдохи разбередившего раны памяти старика, я попытался представить себе, как Обращение могло пройти без участия опытного наставника.
Наверняка был страх, причём обоюдный: и внука, чувствующего начало изменений, и деда, не понимающего, что он видит перед собой. Была попытка вмешаться, вытащить ребёнка из марева расплавленных Пластов, но текучая плоть не удерживалась руками, упрямо выскальзывая и принимая иную форму, нежели прежде. Была растерянность оборотня, внезапно увидевшего мир с другой стороны. Волчонок должен был потянуться к тому, кто находится рядом, ощутить знакомый запах, тепло протянутых навстречу рук и…
— Он прыгнул.
Грустная правда вернула меня к реальности. Старик говорил, а сам поднимал край мантии, позволяя рассмотреть неровные шрамы, покрывающие голень правой ноги близко к колену, там, где когда-то были сухожилия, а теперь под кожей остался лишь ворох рваных шнуров.
— Я… Мне было страшно. Видеть, как ребёнок превращается в зверя, понимать, но не верить собственным глазам… Я решил, что сошёл с ума. Что, если возьму его на руки, морок рассеется и всё вернётся обратно. Я хотел… А он ощерился и прыгнул. И когда клыки проткнули мою ногу, я прозрел. Наконец-то… А знаете, что было труднее всего, Мастер? Знаете?
С каждой минутой всё больше и больше выцветающие глаза гордо сверкнули.
— Труднее всего было не кричать. Но за стеной были люди, а я не мог допустить, чтобы о позоре, постигшем мою семью, кто-то узнал. И я справился с болью… Только с совестью справиться не смог. Мне нужно было ещё тогда убить щенка, сразу, пока свежие раны жгли тело. Но память о дочери была слишком сильной, и я уступил. Вырастил зверя… А что теперь? Тайна раскрыта, и род Эллидов ждёт бесчестье. Впрочем, оно будет недолгим, всего лишь до моей смерти…
— Внука вы уже похоронили?
Лигмун печально усмехнулся:
— Вы же умный человек, Мастер, и должны понимать: принц не выпустит из рук такую игрушку.
— Мне дано право отбирать. Даже самые дорогие и любимые игрушки.
— Пожертвуете своим будущим ради дикого зверя? Полно, не шутите так! Вы всего лишь Мастер, а его высочество, возможно, станет королём. Не вставайте у него на пути по пустякам.
Нет, дедушка, то, о чём ты говоришь, вовсе не пустяк. Особенно для будущего его высочества.
Я подошёл к креслу, присел на корточки и положил свою ладонь поверх стариковской, покоящейся на колене.
— Вы готовы позаботиться о незнакомце, но собственного внука лишаете малейшей поддержки… Так нельзя.
— Он зверь!
— Только наполовину. Поймите, Нирмун состоит из двух частей. Человеческая помнит и ценит всё тепло, которое вы ему подарили. Звериная… боится родственных чувств к двуногим существам. Именно поэтому он напал на вас: из простого страха и желания защититься.
— Но я не угрожал ему…
Голос Лигмуна дрогнул, и я крепче сжал сухие стариковские пальцы.
— Конечно нет. Зато вы, в свою очередь, тоже испугались, а звери очень чутко различают страх. Вы показали слабость, волк поспешил напасть. Следовало быть твёрдым, смелым и ласковым, тогда всё случилось бы иначе, поверьте!.. Мне очень жаль.
Хозяин поместья прикрыл глаза, в уголках которых предательски блеснули слезинки.
— Вы думаете, он… сильно меня ненавидит?
— За что?
— Я… — Старик напряжённо сглотнул. — Чтобы оторвать его тогда… Ударил. Несколько раз. Пока клыки не разжались.
— Думаю, Нирмун не вспомнил об этом, вернувшись в человеческий облик. Оборотни, особенно в юности, не могут удержать в памяти первые минуты после перехода и последние — перед. Скорее всего, мальчик не помнил даже, что набросился на вас… Он ведь выглядел тогда растерянным, верно? Растерянным и испуганным, поскольку чувствовал: произошло что-то ужасное. Но вы рассказали ему? Или… нет? — добавил я, видя, как начинает мелко трястись нижняя челюсть Лигмуна.
— Я не смог… Меня лихорадило, мальчика велено было не пускать в мою комнату. И я… боялся. Боялся его видеть. Надеялся набраться сил и…
— Не вините себя. Что было, то было. Но отец мальчика должен был предупредить вас, оставить какие-то распоряжения.
— Оставил. Ту полоску кожи, которую вы держите в руке. Только это случилось уже потом, после превращения. Спустя неделю.
Всего неделю… Оборотень ошибся в сроках совсем ненамного, однако несколько дней решили судьбу двоих людей на многие годы. И решили нелучшим образом.
— Скажите, зачем вы предложили своё поместье под летнюю резиденцию ректора Академии? При большом стечении народа сохранить тайну было бы невозможно.
Лигмун кивнул:
— Да, о тайне можно было забыть. Но я надеялся… Говорят, ректор обладает большой властью и неменьшими знаниями, он мог бы помочь моему внуку. Нет, не стать человеком, я понимаю: сие невозможно. Но найти других… зверей, отвести к ним Нирмуна, чтобы мальчик научился жить как должно… Если уж отец не смог этого сделать.
— Вы ждали, что он вернётся?
Виноватое подтверждение:
— Ждал.
Потому не заводил собак и запрещал охоту в лесах поместья под предлогом, что лично должен истребить волков. Делал всё, чтобы уберечь внука от любопытных глаз, даже слуг выставлял на ночь за пределы усадьбы страшными историями о призраках. Боялся, ненавидел и всё же не мог бросить безвинного ребёнка. Окружал себя оружием и светом, опасаясь, что оборотень однажды потеряется в своей звериной сущности, однако окончательно не терял надежды справиться с бедой. Отважный человек. Заблуждающийся, но честно живший сердцем, а не рассудком. Вот кто достоин истинного уважения, а вовсе не я.
— Он… поможет?
Я непонимающе моргнул:
— Кто?
— Ректор.
— Поможет. Непременно. Не волнуйтесь ни о чём.
— Хорошо…
Тонкие губы старика изогнулись в улыбке, светлой и по-детски трогательной. Ткань колыхнулась поверх груди, набирающей в себя воздух, и плавно опала. Чтобы больше не двигаться, потому что dou Лигмун ушёл за Порог.
По какой причине все так и норовят сдохнуть именно в моём присутствии? Проклятие виновато?
Мантия задумчиво прошуршала расправляющимися крыльями.
«Тебя это беспокоит?»
Меня это злит! Сама посуди, ну на кой фрэлл старик взял и сбежал от расплаты за свои деяния?
«А ты бы не воспользовался предоставленным шансом?»
Нет. Не знаю. И не надо сравнивать!
«Я не сравниваю, а предлагаю ненадолго занять чужое место, обосноваться на нём, пожить хоть полдня, а уже потом…»
Чужое место?
Я задумчиво посмотрел на кресло, в котором громоздился почивший с миром хозяин Керр-Эллида.
Предлагаешь стащить старика на пол?
Горестный вздох.
«Не терплю, когда ты становишься таким, любовь моя…»
Каким — таким?
«Отказывающимся понимать очевидные вещи…»
Я не отказываюсь. Просто… Его смерть всё усложняет.
«Или, напротив, всё решает. Не задумывался о таком повороте событий?..»
Решает? Хм… В самом деле, кое-что теперь стало предельно ясным. К примеру, внук может продолжать жить без оглядки на деда и честь семьи. Скажем, прибиться к какому-нибудь вольному волчьему клану или попасть во Внешний Круг Стражи. Правда, захочет ли? С рождения он не видел никого из соплеменников и не может представлять, каким правилам должна подчиняться жизнь оборотня, чтобы длиться долго и счастливо.
«Знания — дело наживное», — заметила Мантия.
Лично я не собираюсь заниматься его обучением!
«Как ты мог подумать, что я предлагаю… Фи!» — Она обиженно умолкла.
Ну и пусть дуется. Впредь перестанет делать туманные и двусмысленные намёки.
Но, конечно, поганка права: я не должен вмешиваться в судьбу оборотня. Хотя бы потому, что Нирмун пока ещё «дикий» и останется таковым, если не принесёт присягу Драконьим Домам, вступая в Круг Стражи, или же не будет принят одним из отказавшихся от служения кланов. Всё, что мне дозволено, это рассказать о путях, которые ведут в будущее парня. Но вряд ли он захочет слушать меня, пока его плоть горит от боли в попытке исторгнуть прочь ловчую сеть, а