Если плоть оборотня плавится, собираясь принять новую форму, то чуждая материя остаётся неизменной и в Приграничье: сеть выдавливается из клубящегося туманом метаморфа наружу. Медленно, осторожно, чтобы не терять ни капли изменяющегося тела… Конечно, массу можно восстановить, но только основательно подкрепившись и не раньше следующей пары Обращений: придётся сварить кисель, потом вылить в форму, дождаться застывания и всё повторить сначала.
Последние грузила падают на соломенную подстилку кладовой, и Киан убирает ладонь из мерцающего марева:
— Теперь сам.
Вновь поражаюсь теплу, пропитавшему два коротеньких слова. Сколько нежности и терпения… И такой замечательный наставник тратит своё время и силы на прислуживание кузену? Или я чего-то не понимаю?
— Киан — умелый направляющий. Один из лучших, — подтверждает Ксо у меня за спиной.
— Так почему он не занимается тем, что умеет, а…
— Потому, что твёрдо убеждён: мне присмотра и заботы требуется больше, чем всему молодняку, вместе взятому, — улыбается «милорд ректор». — Я же всё-таки родился во Вторую Волну, можно сказать, совсем недавно.
— Во Вторую… Что это было за время?
— Время пришествия второго Разрушителя. — Кузен щурит глаза, не позволяя рассмотреть, какие тени в них мечутся. — Последнего до тебя.
Это было безумно давно. А может быть, только вчера… Для меня вернее такой ответ, ведь моя сущность всё та же, первая и единственная, возможно, чуть выцветшая и обветшавшая, но сохранившая свою самую главную черту. Хорошо, что память не спешит возвращаться, иначе я бы легко и быстро сошёл с ума: смотреть на вполне взрослого Ксаррона и помнить его ребёнком… Бр-р-р! Только не это! К тому же возникает вопрос…
— А что же тогда твой слуга думает обо мне?
Кузен растягивает губы в улыбке:
— Спроси. Или трусишь?
— Вовсе не трушу. Просто…
Киан поднимается на ноги и укоризненно замечает:
— Одному из Старейших простительно вести себя как пожелает, но любому взрослому постыдно корчить из себя дитя ещё ребячливее, чем те, с которыми он беседует.
Старейший? Это он обо мне? Что за чушь?! Однако пояснения не следует: направляющий помогает своему новому подопечному встать и уводит, бережно кутая в плащ. Следом направляемся и мы с Ксо.
— Когда собираешься? — спрашивает кузен, останавливаясь в дверях отведённой для «милорда ректора» комнаты.
— Сегодня уже не успею. Завтра, ближе к вечеру.
— Помочь чем-нибудь?
— Как обычно: снаряжение и звонкие монеты. Если не жалко.
— Для дела мне никогда и ничего не жалко, — устало произносит Ксо. — Помнишь своё обещание? Не тяни принца назад через силу. Сколько времени тебе понадобится, чтобы понять? День? Неделя?
— Думаю, хватит и минуты.
Кустистые брови взлетают вверх.
— Даже так?
— Я задам вопрос, на который есть только один правильный ответ, и посмотрю, что получится.
Кузен молчит, разминая пальцами складки подбородка, потом кивает:
— Действуй как решил. Удачи желать не буду, в таких делах важнее упрямство, а его у тебя с избытком. Вечером обговорим все подробности, а пока дай мне придумать, как чинить уже наломанное!
Он захлопывает дверь, оставляя меня в коридоре, но не в одиночестве: на лестничную площадку с вопросом в глазах поднимается Лита. Ну да, всё верно, время к обеду, пора узнать, какие яства господа желают откушать. Впрочем, застолье подождёт. Столько, сколько понадобится.
— Иди-ка сюда, красавица, и поведай, какие травки и корешки помогают твоим волосам так роскошно чернеть!
Часть втораяПлоть изменчивая и неизменная
Заскорузлые, смуглые пальцы призывно погладили кружку. Призыв относился не к чему иному, как к содержимому пузатого, украшенного по бокам липкими потёками кувшина и, вопреки надеждам и чаяниям призывающего, не имел ни малейшего успеха у владельца посудины, на треть заполненной сваренным ещё весной элем.
Владельцем был я, страждущим утоления вечной жажды — посетитель трактира «Багровый голубь», проживающий в одном из окрестных поселений, коих, к моему скромному счастью, было не так уж много: всё-таки предгорья не лучшее место для честных людей. Хотя… уж каким-каким, а честным мой собеседник не смог бы выглядеть даже под покровом очень тёмной ночи. Если же вспомнить, на какие хитрости сей умелец пускался, лишь бы добраться до дармовой выпивки, и сколько совершеннейшей чуши понарассказывал… Впрочем, и поделом мне: нужно было тщательнее подходить к созданию «легенды». То бишь к выдуманной с глубокого бодуна истории, объясняющей моё нынешнее пребывание в трактире, а также описывающей кое-какие детали из жизни человека, которого я играл. Нет, не так: в которого играл.
Когда Ксо спросил, какова будет на вкус и цвет моя «легенда», я не сразу понял, что имеется в виду. Оказалось, так лазутчицкие круги именуют фальшивку, призванную усыплять сомнения и рассеивать недоверие, вполне справедливо возникающее при проникновении неизвестной персоны в строго охраняемые места или же просто отгораживающиеся от сообщества. На мой недоумённый вопрос: «Почему было не назвать всё это просто брехнёй?», кузен виновато ухмыльнулся и сказал, что «легенда» звучит не в пример красивее. Но от названия суть вещи не меняется, верно? А поскольку мне также требовалось проникнуть в… сам не знаю куда, но место вряд ли общедоступное, пришлось набрехать целый воз небылиц, причём настолько близких к действительности, что… Я и сам в них почти поверил.
Основной задачей было найти обиталище некроманта или его лично. Последнее, как и первое, впрочем, представлялось невероятным хотя бы по следующей очень простой причине: на лице человека можно (иногда — с великим трудом) прочитать народность его родителей, некоторые качества характера, отголоски чувств, не более того. Честно говоря, даже выяснить принадлежность к магическому сословию не всегда возможно с первого взгляда, а уж определение, каким именно видом чародейства балуется встреченный вами магик, и вовсе легко заведёт в тупик. Уже потому, что любимые виды волшбы оставляют след внутри тела, а не снаружи. Разумеется, можно при случае заняться вскрытием, однако… Далеко так можно продвинуться? Не слишком. Да, я способен почувствовать среди прохожих чародея, однако, пока он не станет применять своё искусство, не решусь утверждать, в каком виде магии он сведущ. Ксаррон что-то говорил о фрагментах Кружев и прочих приметах, но опыт всегда надёжнее предположений, а меня в избранном мной деле мог удовлетворить только опыт.
Итак, некромант. Всё, что стало известно от погибшего в схватке с козлом самонадеянного, но обделённого удачей Ангуса, укладывалось в несколько слов: «Пытай счастье в трактире „Багровый голубь“». Мало? Ещё бы. И в то же время достаточно. Для чего? Для пытки. Вернее, для попытки, хотя радости от этого было мало.
Место известно. А дальше? Некромант посещает указанное заведение? Возможно. Подбирает в нём себе прислужников или жертв? Весьма возможно и даже обязательно. Жертвой я становиться не собираюсь, стало быть, остаётся одно: напроситься в прислужники. Но как это сделать, не вызвав подозрений? А ещё лучше вызвать, но столь мелкие, что добавляют правдивости и всё же неспособны отвадить нанимателя… Вопрос не для единственного ответа. Впрочем, бороться с проблемами следует по мере их появления, сейчас же мне нужно хотя бы увидеть некроманта вживую. Или поболтать с его помощником, буде таковой имеется. А пока вокруг ни души из тех, что охотно имеют дело со смертью.
— А давеча за излучиной всю ночь до самых петухов посвист раздавался. Известно чей, — многозначительно заключил селянин и с надеждой взглянул на кувшин.
Непонимающе щурюсь, окончательно отрывая взгляд от бумаг, покрытых ровными строчками букв:
— И чей же?
— Лешак озорничает! — гордо поясняют мне.
— Благодарю, любезный, я записал всё, что мне требовалось, а лесные духи… Ими займусь в другой раз. Не смею больше утруждать вас расспросами.
Селянин огорчённо выдохнул облачко несвежего воздуха, покачал головой и, с кряхтеньем поднявшись, поковылял в другой угол трактира. Тихое бормотание было не разложить на слова, но смысл вереницы звуков сводился к уже хорошо знакомому: «Ох уж этот господин из столицы, сам не знает, чего хочет, а на дельное дело и не взглянет». Правильно, не взгляну. Потому что любителей похмелиться за чужой счёт сыщется одинаково много на любом удалении от Виллерима. С удовольствием угощу выпивох, но только получив и свою прибыль, в крайнем случае уповая на неё, а не беззаботно тратясь. В конце концов, кошелёк, которым меня ссудил кузен, рано или поздно опустеет и я останусь не только без достижений, но и без монет. Собственно, и последних осталось меньше половины от первоначальной горсти, и первых немного, если не сказать никаких вовсе.
Рассматриваю записи, сделанные на протяжении трёх дней сидения в трактире. О мертвяках собеседники ничего толком не знали, а местные, с позволения сказать, легенды имели куда меньшее отношение к правде, чем даже моя. Напрашивающийся вывод и радовал, и огорчал. Огорчал, потому что я ни на шаг не продвинулся в своём дознании, а радовал… Если в округе никто не подозревает о присутствии некроманта, стоит, с одной стороны, восхититься его скромностью и выдержкой, с другой же — предвкушающе потереть ладошки, поскольку таинственность ясно заявляет о слабости противника. Пусть временной, но всё же слабости.
Любой уважающий себя маг так и норовит произвести впечатление на подвернувшихся под руку или ногу зрителей. Зачем? Лишний раз убедиться в собственном величии, но сия причина отнюдь не главная. Как было в Кер-Эллиде? Вбитые в сознание страшные истории о волках-убийцах заставили селян избегать походов в лес даже в солнечную погоду, не говоря уже о ночи. Безыскусная правда, приправленная толикой переживаний, легко исполнила роль надёжной ограды. Может быть, и находились смельчаки, пробирающиеся в глубь леса, дабы потешить собственную гордость, но и они, не встречая на своём пути ужасов и спокойно возвращаясь обратно, не убедили соседей в безопасности «проклятого» места. А если, того хуже, кто-то из сорвиголов поранился, пока пробирался