Нас вел один из местных охотников, который знал эти места как свои пять пальцев. Мужчина лет шестидесяти. Длинные русые волосы, собранные в хвост, и широкая, похожая на веник борода, доходившая до самой груди.
Колоритная личность. Небольшого роста, кривоногий. Ходит вразвалку, размахивая длинными, как у гориллы, руками. Низкий лоб, украшенный кустистыми бровями. Темно-серые глаза и очень худое, изрезанное глубокими морщинами лицо, похожее на древнюю ритуальную маску или кусок древесной коры.
Ружье носит на груди, бережно придерживая его руками. Даже не знаю, что это за модель такая. Нечто похожее на болтовую винтовку, но калибр и марку не назову — я не силен в местных моделях. На поясе висит небольшой нож, похожий на финку. К рюкзаку, который больше напоминает ранец, приторочен топор. Лесной, в общем, житель. Дремучий, как эти заросли.
Нам не доводилось встречаться раньше, но Марк Брэдли сказал, что в этом нет ничего удивительного. Старик почти не бывает в Ривертауне, а если и забредает, то лишь чтобы закупить товар для промысла. Дичь, как правило, сдает фермеру, на земле которого стоит его избушка. На лошадь садится редко, предпочитая шагать впереди отряда.
Нелюдим и даже на вопросы шерифа отвечает медленно — скупыми, рублеными фразами, словно взвешивает слова и заранее прикидывает их цену. Если честно, то я даже не помню, как его зовут. Когда шериф нас знакомил, он что-то неразборчиво пробурчал, бросил на меня быстрый взгляд и сразу отвернулся.
Странный он тип, если честно.
Даже очень странный.
Бандиты, которых мы преследовали — пришлые и скорее всего погнали стадо в обход, огибая район предгорий, чтобы не растерять половину скота на этих узких и каменистых тропах. По крайней мере, так утверждал наш проводник. Было бы неплохо. В этом случае мы сможем их перехватить на переправе, к западу от города.
Будь проклят этот дождь!
В остальном природа тоже не радовала. Деревья хлестали ветвями по лицу и предательски бугрились скользкими корнями. Я продрог как собака и был готов убить любого, кто подвернется под руку, будь он вором или обычным бродягой. Каменистая тропа сменилась зеленой равниной, и мы повернули на юго-запад. Несколько густых перелесков, сквозь которые пришлось прорубаться. Здешняя почва, черт бы ее побрал, — сплошная глина: того и гляди, упадешь или лошадь свалится в промоину и сломает себе ногу.
— Тьфу…
— Как тебе погодка, Алекс? — спросил шериф и весело оскалился.
— Хреновая.
— Сразу видно, что ты не бывал севернее Брикстоуна, — хмыкнул Марк и вытер ладонью мокрое лицо.
— Что там?
— В тех местах такая погода бывает гораздо чаще, чем здесь.
— Не люблю сырость.
— Если ты не любишь воду, то, может, любишь мороз со снегом?
— Все лучше, чем эта слякоть…
— Тебе надо было поселиться в Форт-Россе!
— Ты там бывал?
— Где я только не бывал…
— Было бы интересно послушать, — усмехнулся я и сплюнул.
— В другой раз, приятель! — отмахнулся шериф и потащился вперед, чавкая сапогами по глине.
— Обязательно… Пошла, родимая! — Я выругался и потянул за повод уставшую лошадь.
К вечеру мы добрались до берега реки. Тот самый приток — неглубокий, но довольно быстрый. Выше по течению начинаются каменистые пороги, так что стадо погонят здесь. По крайней мере, так утверждал проводник. Мне кажется, что эту фразу я уже говорил, не так ли? Может, и так, но я замерз как собака, и думать о стилистике неохота. Слишком холодно и мерзко.
Лошадей мы накрыли попонами и увели в распадок между холмами, обустроившись на прилегающем склоне. Кустарник здесь густой, и если бы не комары, то можно сказать, совсем неплохой лагерь. Парни нашли какую-то яму и собирались разжечь костер, чтобы сварить кофе и обсушиться. Благо ветер поменялся, и можно было не бояться выдать свое присутствие.
— Завтра… — почти не разжимая губ, процедил проводник.
— Утром?
— Около полудня.
— Ты уверен?
— Нет.
— Раздери тебя дьявол, Логан! — сморщился шериф.
— Другой дороги нет, — пожал плечами мужчина и ушел в сторону берега. Шел медленно и осторожно, будто дичь выслеживал.
— Ночевать будем здесь, — сказал Марк и проводил взглядом охотника.
— Думаешь, Логан не ошибается насчет этих парней?
— Будем надеяться, что не ошибается. Мне бы не хотелось бегать еще неделю в надежде оторвать им яйца и вернуть скот старику Джекобсу!
Трещит костер. Пламя подрагивало и недовольно шипело, если попадалась какая-нибудь особенно сырая ветка. Жестяной кофейник начинал шуметь, и скоро мне достанется порция горячего кофе и кусок хлеба с ветчиной. Правда, хлеб набрал сырости и выглядел не очень аппетитно. Впрочем, это не так важно — я голоден как волк.
Ненавижу такую погоду…
Несколько наших парней заняли позицию на гребне холма, чтобы не пропустить какого-нибудь оборванца, который может выдвинуться вперед, чтобы разведать дорогу для своих приятелей. Остальные легли отдыхать, за исключением дозорного на берегу реки и еще одного, который присматривал за лошадьми. Места здесь глухие, а звери, как сказал бы один мой знакомый охотник, «хищно-отмороженные».
Шериф завернулся в плащ и моментально уснул. Я сидел неподалеку, наслаждаясь теплом костра, и косился на мистера Логана, который вооружился суровой ниткой, иголкой и чинил прохудившийся сапог. Дороги здесь злые, и обувь просто горит на каменистых тропах.
— Ты ищешь брата? — неожиданно спросил охотник.
Спросил таким спокойным и безразличным тоном, что сразу и не поймешь — спрашивает или утверждает.
— Да, ищу. — Я повернулся и посмотрел на него.
— Это хорошо…
— Вы что-нибудь знаете?
— Он похож на тебя.
— Где он?!
— Ушел, — пожал он плечами, словно сообщил очевидное.
— Куда именно?
— На северо-запад.
— Дьявол! Как мне его найти?
— Зачем? Сам вернется. Весной.
— Черт побери, мистер Логан! Вы можете объяснить толком…
— Поздно уже. Завтра поговорим. — Он закончил копаться со своей обувью, закутался в плащ и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.
Я чуть не сплюнул с досады, но не трясти же этого старика, пытаясь узнать, когда и при каких обстоятельствах он видел моего братца. Тихо выругался и лег спать. Благо, дождь перестал, хотя небо выглядело непроглядно-хмурым и не обещало ничего хорошего.
Ночью опять пошел дождь…
19
Перестрелка началась на рассвете. Бандиты оказались слишком беспечными и подошли к переправе даже без разведки. Первым, как и положено на перегонах, ехал самый опытный погонщик. Позади него двигалось стадо, окруженное редкой цепью ковбоев. Они сбивали коров в кучу, подгоняли отставших и возвращали тех, кто пытался забиться в заросли кустарника. Свист, крик, ругань… В общем, все как обычно.
Дорога, ведущая к переправе, шла по широкому распадку между холмами. Да, местность здесь холмистая, а проходы извилистые, как змеи. Противоположный склон зарос соснами вперемежку с пушистыми елями и лиственной мелочью вроде орешника. Там укрылись несколько наших парней, чтобы отрезать бандитам пути отхода.
Марк Брэдли оторвал взгляд от стада и посмотрел на меня. Кивнул ему в ответ и поднял винтовку. Мы с ним стреляем по вожаку. Чтобы уж наверняка. Хотя… Куда он денется, этот парень? Разве что попытается рвануть вперед, чтобы прорваться на другой берег, но и это не выход — его стреножат быстрее, чем доберется до середины.
Расстояние… Когда они подойдут к проходу между двумя уродливо-кривыми соснами, за которыми начинается спуск к берегу, то между нами будет около ста пятидесяти метров. Ближе подпускать нельзя — коровы полезут в реку, и собирай их потом по всему берегу… Стрелять с большего расстояния тоже не получится — утренний туман мешает.
Чувства? Страшный охотничий азарт! Человеколюбие притихло, спряталось на дне души и накрылось промокшей шляпой. Вместо него появился азарт охотника, который выслеживал дичь, и вот она уже выходит под выстрел. Мы слишком тяжело шли за этими парнями, чтобы я мучился, разглядывая в тумане их призрачные фигурки.
Люди? Бросьте, не смешно! Ворье! Падаль, которая наживается на бедах других людей. Рефлексировать будем дома, нежась в тепле и уюте! Тогда, может, и вспомню, и ужаснусь, как быстро во мне зверь проснулся! Это потом! Сейчас же холодно, мерзко и хочется побыстрее разделаться с этими парнями и вернуться домой, в Ривертаун. Осуждаете? Вспомните свои собственные чувства, когда хотели прибить какого-нибудь проворовавшегося чиновника. Вспомнили? Вот именно! Слюнявое человеколюбие оставьте дома — здесь ему не место!
Поднес ладонь к губам и осторожно выдохнул, согревая дыханием озябшие пальцы. Тихо и медленно, словно бандиты могли услышать. Ну что, мистер Талицкий? Начнем, пожалуй…
Выстрел! Еще один! Всадник дважды вздрогнул и обмяк… Ткнулся лицом в лошадиную гриву и соскользнул на грязную землю. Лошадь всхрапнула, дернулась в сторону и пошла боком, настороженно косясь на упавшего хозяина. Грохнул залп, и противоположный склон окутался пороховым дымом. Перестрелка? Нет, это скорее бойня! Бандиты ответили несколькими выстрелами, но их быстро свалили на землю, нашпиговав свинцом, как уток шпигуют черносливом.
Ревели коровы, которым досталось несколько шальных пуль. Жалобно ржала раненая лошадь. Даже не успел опустошить магазин винтовки, когда понял, что стрелять уже не в кого. Медленно плыл пороховой дым. Ревело стадо. Шериф выругался и, привстав на одно колено, прицелился в раненую лошадь. Выстрел!
— Ненавижу, когда кто-то мучает лошадей, — сказал Марк и сплюнул на землю. Потом обернулся и посмотрел на меня. — Ты как?
— Нормально.
— Вот и прекрасно! Славно постреляли…
Как-то все быстро. Слишком быстро. Тьфу…
Из соседнего распадка, где стояли лошади, выехали два всадника из числа наших ребят. Следом за ним появился еще один. Лошади шли медленно, осторожно переступая по раскисшей глине. Этим парням сейчас не позавидуешь — надо развернуть стадо, что в этой теснине сделать не так уж и просто! Щелкнули бичи, и послышалась хриплая, простуженная ругань.