— Иди сюда мой хороший… — Мужчина присел на корточки, вытянув вперед правую руку, и тихонько засвистел, подзывая к себе щенка. Животное приближаться не торопилось, а очень даже наоборот, забилось в угол и, непрерывно скуля, теперь глядело оттуда на человека полными ужаса глазками.
Тефтель был хорошим псом. Псом немного взбалмошным, как и все прочие собаки породы «беспородная обыкновенная», но зато верным и ласковым. Появилось у них в доме сие чудо незадолго до того, как Марк должен был поступать в начальную школу. Причем появилось по отработанной не одним поколением детей схеме: внучек долго и упорно выпрашивал у деда собаку, настоятельно игнорируя все доводы старшего поколения, да так упорно, что старческое терпение не выдержало напора и треснуло. Естественно, классическим условием было то, что заботиться о ней мальчишка будет сам.
Вначале мальчишка, отнесся к этому легкомысленно и с классическим девизом: «Да-да, дедуля, конечно, сам». Однако уже после первого же полученного Марком ремня за украденные и съеденные животным тефтели для супа (именно тогда, кстати, животное и переименовалось из благородного Барона в рядового Тефтеля), как-то быстро начал осознавать ответственность.
Дед Никон в вопросах воспитания был весьма консервативен.
Пес шкодил достаточно много и разнообразно, но дед никогда не угрожал выгнать его на улицу. Нет. Все было гораздо проще и гениальнее. За недостойное поведение Барона-Тефтеля наказывался в первую очередь его хозяин Марк, и только потом сам пес. Именно в тот период жизни Марк и усвоил раз и навсегда, что «мы в ответе за тех, кого приручили». И речь тут шла не только о домашних питомцах.
Сколько же всего Марку в то время пришлось волей-неволей освоить! Навыки были разные и порой более чем специфические. Например, умение вызывать у собак рвоту минимум пятью разными способами. Ибо Тефтель, земля ему пухом, душа его к звездам, имел привычку (не иначе как будучи в прошлой жизни хомяком, а в этой просто пойдя на повышение до собаки) постоянно таскать во рту что-то несъедобное. А, как известно, если что-то долго носится во рту, то оно, рано или поздно, будет либо выплюнуто, либо проглочено, а пес чаще все-таки глотал.
Когда Тефтель умер, причем умер достаточно рано и по собственной глупости, Марк первый раз в жизни заплакал от потери кого-то близкого и такого родного. Второй раз он так же заплакал только когда не стало деда.
Главная драма данной ситуации оказалась в том, что все те способы заставить собаку экстренно очистить желудок, которые сейчас сумел вспомнить Марк, требовали обязательного наличия под боком хоть каких-нибудь подручных средств, а оных в поле зрения, естественно, не наблюдалось. Методика же с «голыми руками» требовала явно больше времени, чем выделялось ему по условиям испытания. Да и долгое отсутствие практики в этой области тоже играло свою роль.
Щенок, кое-как зажатый между ног сидящего на полу Марка, постоянно скулил на сверхвысоких частотах и никак не давал мужчине возможность засунуть себе в пасть хотя бы один-единственный палец. Прокушенная мелкими зубками в нескольких местах кисть начинала побаливать.
— Давай! — протянул ладонью вверх руку в его сторону полковник, когда Марк после сигнального гудка вышел из помещения.
— Я не смог. — В этот раз он даже не подумал отвести взгляд.
— Жаль. Очень жаль, — произнес Вальтер, и мужчина был готов поспорить на собственную правую почку, что полковнику НА САМОМ ДЕЛЕ его жаль. — После всего пройденного тобой это должно было быть не самым сложным. Ты видел смерть.
— Но я не являлся ее причиной! — с нескрываемой ледяной злобой в голосе ответил собеседник. — Я не живодер!
— Понимаю. А теперь, послушай, что я тебе скажу, — перешел на «ты» военный. — Представь, хотя бы на секунду, что у этого животного внутри могла оказаться… ну, например, бомба с отравляющим газом, и твоя жалость к нему может обернуться массовой гибелью людей. Зная это, ты бы все равно так не поступил?
— Я не знаю…
— А я знаю, — вздохнул командир. — Ты бы все равно так не поступил! Эта твоя «гуманность» могла теоретически послужить причиной смерти множества людей, включая твою собственную. Мы не всегда делаем то, что хотим. — Полковник на какое-то время замолчал, словно раздумывая, сказать ли еще что-то, или все-таки не стоит.
— Соболезную, но дальше ты не проходишь, рядовой. Поздравляю, Альвар! В виду того, что ты остался единственным на данном этапе, думаю, что все дальнейшие тесты бессмысленны. Иди в казарму и отдыхай! Завтра у тебя будет очень напряженный день.
На лице победителя Марк особой радости от этой новости не увидел.
— Есть! — Альвар отдал измазанной кровью рукой честь полковнику и, развернувшись лицом к казарме, коротко бросил Марку напоследок:
— Я не садист. Мне просто дали приказ.
«Приказ… — подумал Марк. — Какая это все-таки удобная вещь. Если у тебя есть соответствующий приказ, то ты можешь творить все, что угодно, и при этом будешь чист перед собственной совестью». Нашего героя просто передергивало от омерзения.
Но вслух свои мысли он так и не озвучил.
— Господин полковник, а последнее желание можно?
— Последнее желание перед чем? Перед расстрелом?
— Перед тем, что у вас там заготовлено для таких неподходящих людей, как я.
— А ничего такого особенного и не заготовлено, — пожал плечами Вальтер. — Принудительная амнезия на время полутора последних месяцев и немного ложных воспоминаний поверх. Ну и денежная компенсация в размере пятидесяти тысяч чеков за волю к победе, моральный ущерб и доставленное неудобство, прямиком на твой счет. Ее мы оформим, как лотерейный выигрыш, ну или какую другую случайность придумаем. Короче, исходить будем из твоей биографии и нашей фантазии. Ты же не подумал, надеюсь, что вас тут и в правду будут убивать?
— Если честно, то в самом начале я именно так и подумал, господин полковник. Особенно после того как вы избили ногами по лицу… — Марк буквально прикусил себе язык, резко осознав, что он опять начинает говорить что-то лишнее. — Но потом, после ангара, резко пересмотрел свои взгляды. После… Я могу после процедуры забрать себе этого щенка?
— Не вижу причин для отказа, — ни капли не раздумывая, ответил Вальтер. — Переодевайся в свою гражданскую одежду, прощайся, и через два часа я жду тебя возле центральных ворот.
Прощаться с «победителем» у нашего героя не было ни малейшего желания.
— Господин Вальтер, — собравшись с духом, чуть ли не крикнул ему вслед мужчина, когда тот уже практически развернулся. — А сестренка? Ну, после процедуры она же опять не будет со мной разговаривать, да? Просто я тогда в детстве отказался, а потом вроде как мне дали второй шанс…
— Да, — не оборачиваясь, согласно кивнул, теперь уже бывший его командир. — Ты же должен понимать, что все должно вернуться к исходной точке.
Он понимал, он понимал все это, как, возможно, никто другой. Но как же, черт возьми, ему в глубине души было обидно. Он, может быть, не так уж и сильно жаждал этой победы в отборе, но вот Сестренка…?
Глава 8
Марк уже спустя полчаса, одетый и с сумкой через плечо, стоял у центральных ворот полигона, готовый ехать к месту экзекуции. Господин полковник явно не ожидал от бывшего подопечного такой прыти, а посему искренне удивился, когда, шагая куда-то по своим делам, заметил нашего героя в полном облачении.
— Куда так торопишься, рядовой?
— А смысл оттягивать неминуемое, господин Лари?
— Ну, может, ты и прав, — задумчиво произнес военный, после чего дружески хлопнул нашего героя по плечу и приказал тому идти за ним. — Ты не бойся, боец. Это не больно и не страшно.
— Я вам верю, господин полковник. Но все равно, мне не по себе, от всего этого.
— Это нормально боец. Ты крепись. Осталось недолго.
Парочка медленно двигалась от ворот в сторону еще одного такого же, как казарма, полукруглого ангара, только расположенного не в центре, а в самом дальнем углу полигона. Над входом в ангар Марк увидел надпись: «Не продовольственный склад».
— Нам сюда, — сказал военный, на секунду зажмурив глаза, после чего массивная дверь сама с тихим неприятным визгом ушла в сторону.
Внутри помещение склад совсем не напоминало, ибо не было тут ни стеллажей, ни мешков, ни бочек, а была одна лишь только неслабых размеров лифтовая платформа.
Марк даже и не догадывался, какая тут внизу кипит жизнь. Тут было, наверное, минимум сотня человек, все они поголовно были чем-то заняты. Марк с интересом изучал окружение. Когда еще ему доведется увидеть нечто подобное?
— Неожиданный поворот, да. Вроде как совершенно пустой полигон, и тут такое, — не сдержал иронии полковник, ведя Марка сквозь весь этот лабиринт. — Впечатляет, знаю. И это ты еще не был на втором подземном ярусе и ниже. Вот где впечатления можно получить.
Конечная точка их пути представляла собой маленькую комнатку, подозрительно напоминающую своим убранством стоматологический кабинет.
— Господин старший куратор, мы пришли, — громко отрапортовал Лари Вальтер находящемуся внутри человеку в белом халате и хирургической маске. От маски Марку стало не по себе. Ему в голову почему-то пришла мысль, что этот человек будет обеспечивать ему амнезию путем вырезания у него куска мозга.
— Марк, мальчик мой, — раздался из-под маски грустный, но знакомый нашему герою голос. — Мне очень жаль.
— Господин Андерс?
— Андерс, — подтвердил человек, после чего снял, наконец, с лица маску. — Давай я тебе расскажу, как это будет. Ты сядешь сюда. — Рука старика указала на «стоматологическое кресло». — И буквально пару секунд посмотришь на эту лампу. Потом ты резко от этого уснешь, и все. Проснешься в другом месте…
— С лишними пятьюдесятью тысячами на счете и щенком, — вмешался военный. — И забудешь нас, как страшный сон. Так как будешь помнить, что отказался от приглашения господина Андерса.