и исправляй. А я не исправляю. Знаю же, что ничего там не нужно исправлять. Старик этот позвал кого-то, что-то на ухо тому пошептал, и тот пулей из кабинета… через несколько минут вернулся с учебником. Берет этот старик учебник и идет ко мне. Открывает, как сейчас помню, страницу сто двадцать третью. И в формулу пальцем тычет. А меня, пилотя, эта формула давно смущала. Ну неправильная она! Старик мне и говорит, вот как надо. Я ему, что так не надо. Мол, ошибка в формуле в учебнике. Он мне, мол, знаю ли я, кто передо мной стоит. Я ему, знаю, мол, автор учебника, но это ничего не меняет. Ректор чуть не полысел от моей дерзости, ибо седеть ему уже больше было не куда. — Тантра позволила себе небольшую паузу, чтобы «перевести дыхание» и сделать еще пару глотков выпивки. Хотя ничто, по идее, не мешало ей пить и «разговаривать» одновременно. — Декан уже чуть ли не орет, мол, вылетишь вон без права на пересдачу. Ректор чуть ли не в ноги Папуле моему падает, мол, простите ее, меня то есть, накажем, всех накажем, а я все на своем стою, и только обосновываю, почему я права, а ученый этот прав не очень. Хотя меня и не слушал тогда никто, как мне показалось.
— Папуля?! — позволил себе перебить собеседницу Марк. — Господин Андерс?!
— Ну да, — икнул кораблик. — А что тебя так удивило? Нет, он мне не родной, своих родителей я не знаю… Но он мне всех заменил. Он хороший. Такой же хороший, как и ты!
Пилот непроизвольно поежился. Не любил он эти пьяные объяснения в любви, а именно они, судя по всему, в ближайшее время и обещали начаться. Однако он ошибся, и дальнейший их разговор продолжился в совершенно другом направлении.
— Ну, так вот, — продолжила Тантра. — Крик поднялся жуткий. Ректор готовится уже место потерять за такое оскорбление такого человека. А старик этот вдруг, словно в транс вошел, сидит и карандашом на листе что-то выводит. Писал он, писал… а потом вдруг за голову свою схватился и стал хохотать, как ненормальный. Все разом даже шуметь перестали. Отсмеялся он, а после выдал, мол, что я права. Потом старым маразматиком себя назвал. Представляешь, при всех вслух так себя назвал. Потом долго и пристально смотрел на ректора моего, с намеком, мол: «Они ЭТО так и учили?».
Все, кто там был, разом чуть ли не языки проглотили. А он мне визитку свою протягивает и с ходу предлагает стать его помощницей, со всеми привилегиями. С такими привилегиями, которые даже нашему декану не снились. Ставит мне правом одного из основоположников дисциплины оценку «отлично», встает и выходит из кабинета. Пилотя, это представить невозможно, это видеть было нужно. Весь поток неправильную формулу учил…
— И ты сразу согласилась? Ну, к нему пойти?
— Не сразу, пилотя, далеко не сразу. Я испугалась. Тогда-то, на экзамене, я вся на адреналине была, а как гормоны снизились, так я чуть в обморок не упала. Стать личной помощницей ТАКОГО человека, это… это… У меня на тот момент даже слов таких не было подходящих, чтобы свое состояние описать. Да еще и… я сразу фантазировать начала, что теперь нас всех переучиваться заставят. Что все зачеты, экзамены обнулят. Это до меня уже потом дошло, что просто внесут коррективы в учебник и в методички и все. Ну, дошло, что не на одной формуле вся наука строится… но вот тогда… Тогда я очень боялась, пилотя…
— А декан? А ректор?
— А что декан, ректор? Сразу стали недвусмысленные намеки делать, мол, молодец я. Целеустремленная, мол, и вообще умница. Мрази лицемерные!
В воздухе снова повисло продолжительное молчание.
— А все-таки мы с тобой похожи, да, пилотя? — наконец позволила себе хоть что-то произнести Лера. — Ты родителей не знаешь, и я их не знаю. У тебя самый близкий человек был старик, и у меня старик. Ты увлекался техникой, а я наукой… это, наверное, в каком-то роде одно и то же.
— Ты на своей личной жизни крест поставила, и я, — не удержался пилот, кажется, говоря нечто лишнее.
— А здесь вообще не проект, а клуб одиноких сердец, — «усмехнулась» кораблик. — У папули за спиной два неудачных брака, и все. Лари — вдовец. Елена… про нее можно отдельную тему заводить. Этот твой Йоно? Могу третьей и пятой своими ногами поклясться, что у него все абсолютно то же самое. Слушай, пилотя. — После небольшой паузы добавила она. — Может, именно поэтому мы с тобой так легко характерами сошлись? Мы ведь тогда еще друг о друге ничего, вообще ничего не знали, а уже… уже… друг на друга согласились, что ли. Ты об этом не думал? А то я как-то не думала… приняла как должное и все.
Марк на какое-то время растерялся, не зная, что ей ответить. Он ведь точно так же до настоящего момента над этим вопросом особо не задумывался. Хотя, наверное, должен был это сделать.
Солнце почти скрылось за горизонтом, поднялся ветер, и стало заметно прохладнее, но Марку на погодные условия было плевать. Ему сейчас хотелось просто прогуляться в одиночестве. Еще какое-то время он, погруженный в свои мысли, механическим шагом шел вперед, а потом его взгляд наткнулся на человеческий силуэт. Мужчина сосредоточился и посмотрел на эту фигуру «внутренним взглядом».
Аура, на взгляд нашего героя, у этого кого-то была довольно-таки странная и представляла собой темно-зеленый «кокон усталости», из которого местами вымирали кроваво-красные «иглы злости».
Марк на мгновение замер в нерешительности, а потом, сам не зная, почему, уверенной походкой направился к этой странноватой персоне, которая, по мере приближения к ней Марка, все больше обретала черты профессора Андерса.
Глава 8
— А хочешь услышать правду, мальчик мой? — не оборачиваясь, сказал Марку господин профессор.
От неожиданности пилот замер на месте. В его голове проскочила странная мысль, что господин профессор специально его тут ждал. Хотя откуда он мог знать, что Марк вообще пойдет прогуляться? А даже если все-таки и пойдет, то направится именно в эту сторону.
— Хочешь или нет? — повторил свой вопрос старик.
Капрал непроизвольно поежился. Его предчувствие однозначно намекало ему, что сейчас что-то должно было произойти.
— Смотря какая правда, куратор Андерс, — настороженно ответил он.
— Настоящая, — чуть улыбнувшись, ответил собеседник. — Самая настоящая. Про тебя, про Леру…
Старик отошел от кромки воды, после чего снял с себя пальто и постелил прямо на камни, превратив его, таким образом, в какое-то подобие пляжного покрывала. После чего уселся на него с краю, недвусмысленно оставляя солидный кусок пространства для своего собеседника.
— Садись, — не то попросил, не то приказал он своему подопечному. — Этот разговор рано или поздно все равно должен был произойти.
Пилот подчинился. Нехорошее предчувствие разгоралось в его душе все больше и больше.
— А правда заключается в том, мальчик мой, что ты избранный. Самый настоящий избранный. Прямо как в старых книгах. Один на все человечество. Как тебе такой поворот?
Такой «поворот» Марку был откровенно никак. Он знал, что он избранный. Единственный на все человечество самоактивировавшийся телепат, в этом не было никакого секрета ни для кого, кто был хоть как-то связан с проектом.
— Вижу, ты не сильно впечатлен этой новостью. — Старик повернул голову и теперь пристально вглядывался Марку в глаза, словно пытаясь, что-то в них прочитать. — Почему?
— Я это знаю, куратор Андерс.
— И что же ты знаешь? — Старик, наконец, отвел свой взгляд.
— Я уникальный, единственный в мире самоактивировавшийся телепат.
— Ты знаешь только это? И все?
Марк умолк, не очень понимая, что еще от него хочет услышать господин профессор. Ну да, еще он был единственным в мире напарником Пчелки, как и единственным в мире носителем рации… наверное. Но что-то подсказывало Марку, что это все не те ответы, которых от него сейчас ждут.
— Не знаешь, что я хочу сейчас от тебя услышать, да? — Ученый задумчиво вздохнул. — Давай попробуем зайти с другой стороны. Что такое «дружба», Марк? Что такое «любовь»?
Такая постановка вопроса еще больше смутила нашего героя.
— Эм… Биохимия? — решил «ткнуть пальцем в небо» Марк.
— Не путайте сексуальное влечение и духовное единение, мой дорогой. Это все-таки немного разные вещи.
— Тогда я не знаю…
— Так называемые дружба и любовь, мой милый Марк, это всего лишь… если грубо и не вдаваясь в подробности, резонанс биополя. Все поля пульсируют с разной частотой, и этих частот бесчисленное множество. Те, у кого они пульсируют в резонансе, между теми возникает… это можно назвать духовной близостью.
— А чем отличаются резонанс дружбы и любви? — Кажется, Марка всерьез заинтересовала эта тема.
— Вы будете, смеяться, капрал, но… ничем. По крайней мере, с точки зрения психологии. Резонанс — это симпатия, доверие, самопожертвование… И ты, Марк, находишься с Тантрой в этом самом резонансе. Вот скажи мне, только честно, когда ты первый раз тогда на полигоне ее увидел вблизи, что ты о ней подумал?
— Что она… красивая. Такая черная, блестящая… — Пилот в непонятно откуда вдруг накатившем на него приступе смущения опустил глаза.
— А тот факт, что при этом она огромная и насекомообразная тебя разве не смутил? Ведь первое, что должен был испытать любой заранее морально не подготовленный человек, окажись он с ней лицом к лицу в первый раз, это страх.
Пилот на какое-то время замолчал, складывая в голове два и два и припоминая заодно последний сегодняшний разговор с Лерой на эту же тему, а после вопросительно посмотрел на господина профессора.
— Вот, — потряс несколько раз указательным пальцем старший куратор. — Мы и подошли к сути первого вопроса.
После всего им услышанного, Марк даже не знал, плакать ему или смеяться. С одной стороны, теперь все вроде как встало на свои места, и все сюжетные дыры в его жизни оказались намертво закупорены. Но вот с другой…?
Выходило, что все время, начиная с той проклятой драки в баре и заканчивая его первой встречей с Лерой, наш герой жил по чужому сценарию, и совершенно ничего в своей жизни не решал, предпринимая хоть вроде, как и собственные, но исключительно те, которых ждал от него господин профессор действия. Марк даже и не догадывался насколько человек, оказывается, может быть — предсказуем.