Когда пришел в наш дом Борис Журавлев, мой сын сказал: «Мама, это сын замминистра, он из очень хорошей семьи». Но я вскоре узнала, что у Журавлева не очень-то хорошая автобиография, и хотела изолировать своего сына от Бориса. Кинулась к мужу; муж опять: подите вы к черту, у меня своя семья. Говорила с матерью Бориса. Она: а что мне делать, запирать его, что ли? Утром, в день, когда случилось убийство, я разыскивала сына и нигде не могла его найти. Я попросила у матери Журавлева дать мне адрес их дачи, думала, может, мальчики там. А она: зачем я буду давать вам адрес, вас всё равно туда не пустят, наша дача правительственная. Так я и не попала в тот день на дачу, а вечером случилось несчастье.
Судья: А материально вам муж помогал?
– Только по суду. Два года я не подавала в суд и он не платил ни копейки. Он хотел, чтобы Олег не учился, а работал, чтоб не платить алиментов. Про меня он говорил: я большой человек, два института кончил, а она кухаркой осталась. Еще он говорил: ты заплесневелая женщина, а моя новая жена – член партии. Партбилет он называл билетом, который поможет ему далеко уехать. Сына он однажды позвал и говорит ему: видишь, мы едим «Наполеон», а вы едите батон. Переходи ко мне жить. А сын сказал: я буду есть батон, да зато вместе с матерью. Я считаю, гражданин судья, что мой сын прежде всего жертва отца, а потом уже Журавлева. Может, я своим архаичным умом неправильно рассудила, но я так думаю.
Иван Иванович Крымский (румяное, моложавое лицо, почтенная седина, отличный серый костюм. Отвечает спокойно, отчетливо, с достоинством).
Судья: Крымский Иван Иванович?
– Так точно.
– Работаете в Министерстве тяжелого машиностроения?
– Так точно.
– Крымская Александра Федоровна – ваша бывшая жена?
– Так точно.
– Расскажите, как случилось, что ваш сын попал на скамью подсудимых?
– Мое воспитание складывалось из советов сыну. Я был за то, чтобы сын не учился, а работал, так как труд – наилучший воспитатель в нашей Советской стране. А вообще, что я могу знать об Олеге, когда я уже восемь лет с ними не живу. Я просил учителей проявить побольше внимания к моему сыну, но они этого не сделали.
– Вы платите алименты?
– Так точно.
– А помимо алиментов – помогали?
– Купил коньки, давал на кино.
– Вы считаете себя ответственным за сына?
– В известной степени – да.
– В какой же степени?
– В той, какое позволяет мне мое здоровье, мое время, мои средства.
– Что же вы собираетесь делать дальше?
– Я жду, что решат судебные органы Советской власти, за которую я голосовал.
Милованова, работник детской комнаты при 9-м отделении милиции:
– Впервые с семьей Журавлева органы милиции познакомились в марте 54-го года. Мы вызвали отца; предупредили: вашему сыну грозит опасность, он не только грубит учителям, не только пьянствует, он связан с преступным миром, среди его приятелей есть такие, что осуждены за грабеж и хулиганство. Журавлев сказал: «Вы беспокоите меня зря. Я только что явился с курорта и занят серьезными государственными задачами. И Борис не такой уж плохой мальчик. Ничего особенного в моем сыне нет. Вот у такого-то (я не хотела бы здесь называть эту фамилию) сын сидит, у такого-то туза! А мой сын еще не преступник».
Я спросила: откуда у мальчика деньги? Он ответил: «Дома счета деньгам нет». Он сказал это с гордостью. Явился отец Журавлев в милицию в генеральском мундире со всеми регалиями. Моим, говорит, сыном занимаются мать и няня, а я не особенно вникаю.
Ну, я оружия не сложила: обратилась в Главное управление милиции – как, мол, быть с мальчишкой, ведь если так пойдет дальше, он кончит скамьей подсудимых? Там посоветовали отправить Журавлева в исправительную колонию. Но отец отказался: неудобно в глазах начальства и в глазах подчиненных: у Журавлева сын в колонии – не звучит! Тогда я дала ему совет – вырвать Бориса из среды приятелей-хулиганов, отправить его из Москвы куда-нибудь в более сельскую местность. Но как понял Журавлев-отец этот совет? Он отправил сына к своему дяде в Калининскую область и не с матерью, а одного, в надежде, что здесь можно откупиться деньгами, которые он посылал дяде на содержание сына, тысячу рублей в месяц. Но Борис и в новой школе пил, играл в карты, не желал учиться. Директор Спировской школы написал отцу, отец не ответил. Тогда Бориса отправили обратно в Москву. И опять: деньги без счета, отдельная комната, хотел – ночевал дома, не хотел – на даче. Накануне убийства он тоже не ночевал дома вместе со своим приятелем Олегом Крымским. На квартиру Журавлевых позвонили из школы: Бориса не было на занятиях. Но дома никто не обратил на это внимания: то ли еще бывало! Мать Олега позвонила матери Бориса. Та ответила: «А что особенного? Пошатаются и вернутся». Крымская попросила дать ей адрес дачи – она съездит, привезет мальчишек. Адреса ей не дали. А ведь преступление можно было предотвратить, если бы отец и мать Журавлева прислушались к просьбам Крымской и тревожному звонку из школы. Но они были спокойны: пошатается и вернется! И Борис вернулся – для того, чтобы, не заходя ни домой, ни в школу, явиться на вечер и убить человека.
Юра Сусайков, девятиклассник, сын генерал-полковника. Отец живет в Ташкенте.
Судья: Подсудимый сказал, что он убил человека из пистолета, взятого у вас. Так ли это?
– Да… Я нашел пистолет случайно, в шкафу у отца. Взял, чтобы познакомиться с устройством.
– На каком основании вы взяли оружие, вам не принадлежащее?
– Оснований, собственно, никаких не было.
– Вы, шестнадцатилетний юноша, жили в квартире вместе с сестрой. Кто же за вами наблюдал?
– Мама, уезжая к отцу в Ташкент, попросила понаблюдать за нами лифтершу.
– И что же, следила она?
– Да.
– Почему же она разрешала вам устраивать попойки?
– Не знаю.
– Почему ваш отец не взял вас с собою в Ташкент?
– Хотел, чтобы я кончил школу в Москве.
– А разве в ташкентских школах другая программа?
– Такая же.
– Или, может, у вашего отца-генерала нет квартиры в Ташкенте?
– Есть.
– А в Москву он часто приезжает?
– В отпуск и на сессию.
– Сколько комнат в вашей московской квартире?
– Пять! Не считая, конечно, кухни и ванны.
– А в Ташкенте у отца сколько комнат?
– Четыре.
– А дача?
– В Москве дача своя, в Ташкенте – государственная. (Отвечает холодно, лениво, небрежно.)
В публике: Да, генеральское воспитание! И ефрейтор такого воспитания не даст!
Судья: Вы давно научились пить водку?
– Недавно. И немного.
– Вы дружите с Журавлевым?
– Нет.
– А разве дают пистолет первому встречному?
– Нет.
– Бывал ваш отец у вас в школе?
– Был с год назад. После того, как Борис Журавлев угрожал Галине Иващенко.
– Чем он угрожал?
– Пистолетом. Но тот пистолет был, кажется, игрушечный.
– И после того, как Журавлев угрожал вашей подруге пистолетом, вы дали Журавлеву пистолет своего отца?
– Да.
Сусайкова Ирина Петровна, генеральша.
Судья: С какого года ваш муж в Ташкенте?
– С пятидесятого, уже пять лет.
– А вы?
– В Москве.
– Всё время?
– Нет. Либо здеся, либо тама.
– А дети?
– В Москве.
– А в Ташкенте большая квартира?
– Нет.
– Но достаточная для семьи?
– Но ведь его временно туда перевели.
– С пятидесятого года – временно?
– Его по состоянию здоровья должны бы перевести обратно. Обещаются.
– Как случилось, что ваш сын взял отцовский пистолет?
– Муж оставил оружие здеся второпях.
– Как вы наблюдали за воспитанием своего сына?
– Я с ним разговаривала.
– А еще?
– Всё ему было предоставлено. Учеба, и всё.
– С кем он дружил?
– Приятели его непостоянные.
– Как учился ваш сын?
– Были двойки. Но вообще он мальчик неплохой.
Прокурор: Неплохой? А вот что сказано в школьной характеристике: «Бездельничает, пьет, учится плохо, равнодушен ко всему, кроме попоек» – видите, какова плата за московскую квартиру? А как же ваш муж может воспитывать тысячи солдат и офицеров, если он не смог воспитать единственного сына?
– Об этом не вам судить, об этом уж как-нибудь будет судить военный министр.
Прокурор: Аудитория считает, что лучше бы вашего мужа судил обыкновенный суд.
Журавлев Александр Федорович, генерал; с 1930 года член партии (толстый, – в три обхвата… Лицо как блин, глазки – свиные):
– В Москву я приехал из Ленинграда в 1951 году. Сын в Ленинграде учился удовлетворительно и в Москве поначалу удовлетворительно. А с восьмого класса стал учиться плохо. И год назад меня предупредили в девятом отделении милиции о случаях, когда он напугал девочку пугачом, и еще сказали, что он знается с уголовным элементом. Ну, тогда я послал его к своему дяде в деревню Спирово Калининской области. Но и в Спировской школе его перевоспитать не сумели.
– Значит, вам было известно про связь сына с преступным миром?
– В девятом отделении милиции мне говорили, но достаточных фактов не привели.
– Известно ли вам, что ваш сын пил водку?
– Мне лично известно четыре случая.
– Какие же меры вы принимали?
– Я лично этим вопросом занимался. Я всякие меры принимал. Я его контролировал. И когда из Спировской школы сообщили, что он и там хулиганит, моя жена лично сама туда поехала. Я и сам лично хотел туда съездить, но его как раз прислали сюда. Я считаю, что школа поторопилась, могли бы подождать с присылкой.
– Какие же меры приняла ваша жена?
– Она, конечно, сделала соответствующие выводы, так как он и там сильно напивался.
– Ну, а вы?
– Я как раз собрался туда поехать.
– Зачем тянули? Надо было сразу на поезд и туда!
– Я считаю, я сделал соответствующие выводы.
– Сказали вы работнику детской комнаты Миловановой, что деньги у вас бессчетны?