– И большой у тебя кредит? – спросила я, когда Ирина перестала смеяться.
– Да нет, в этом банке небольшой, – легко произнесла сестра. – Да у меня везде небольшие суммы.
– Везде? А сколько всего кредитов?
– Кажется, тридцать… нет, двадцать восемь, – неуверенно произнесла она. – Это если я не путаю. Плюс-минус…
Закончив разговор, я ощутила в душе невыносимую боль, связанную с утратой. Такое чувство возникает в тот момент, когда ты возвращаешься в свою юность, отчетливо вспоминаешь мечты и понимаешь, «как молоды мы были».
В свое время Ирина попала в паутину иллюзии и до сих пор не может из нее выбраться. Да и не хочет. Эта иллюзия разрушает ей жизнь, а я ничего не могу с этим поделать. Ирина и ее муж Костя искренне верят, что мир не такой, какой есть на самом деле, и переубедить их невозможно.
Поставив пирог на стол остывать, я взглянула на часы. Дети вернутся только через час. Мой взгляд остановился на Сириусе, разлегшемся прямо посреди кухни и контролирующем каждое движение. Почувствовав мое внимание, пес поднял голову, ожидая, что я скажу.
– Вот так-то, дружочек. У них своя правда в голове. Так было всегда. С того самого момента…
И в ту же минуту моя память, словно скорый поезд, перенесла меня в далекий 1996 год.
Выкрутившись из той неприятной ситуации с псевдонаркотиками, мы с Егором уносили ноги из предавшего нас города.
– Что же, придется ехать к моим родителям, в город, где я родилась и выросла, – предложила я.
Егор согласился.
Это был мой родной город. Родители помогли устроиться продавщицей в магазин. И жизнь закрутилась в новом вихре.
Наблюдая за тем, как работает торговая точка, я быстро освоила азы предпринимательской деятельности и однажды предложила Ире:
– Мы могли бы открыть свой магазин. В этом нет ничего сложного.
– Давай, – поддержала меня сестра.
Ее муж, который был в те времена крутым бизнесменом, помог нам с помещением. Это было такое радостное событие, когда мы с Иркой впервые вошли в светлый просторный магазинчик, поблескивающий белыми стенами и пахнущий еще не высохшей краской!
– Вот здесь будет хлебный отдел, – планировала я. – А здесь станем торговать бакалеей.
– Нужно срочно лицензии оформлять, – беспокоилась сестра. – А я в этом вообще ничего не понимаю.
– Не переживай. Я знаю, как оформлять документы. Все сделаю.
Документы оформили на моего Егора, и у нас появился свой бизнес. Я торговала в магазине, муж мотался в Москву за товаром. Наш магазинчик начинал уверенно раскручиваться. Дело шло в гору.
Каждый вечер Ирина с Костей приезжали считать выручку. В то время мне даже в голову не приходило заподозрить в этом что-то неестественное. Позже я проанализирую ситуацию и увижу в ней странность: мы с Егором работали, а они считали деньги. Но в то время я совершенно ничего не замечала. Меня занимало совсем другое. Мы с Егором жили вместе уже шесть лет, но у нас все еще не было детей. А ведь мы так мечтали о малыше, который бы ловко переползал через всю комнату, хватал нас ручонками за волосы и весело хохотал, подтягивая маленькие ножки к животу…
Наверное, Вселенная услышала мои молчаливые мольбы, и спустя шесть лет я забеременела. Нашей радости не было предела. Последний раз я ощущала такое же чувство невероятной эйфории, словно можешь обнять весь мир, в тот день, когда впервые поняла, что без памяти влюблена в того невысокого парня с зелеными глазами, внезапно возникшего на пороге моей общаговской комнаты.
Я не ходила – парила в воздухе, постоянно прислушиваясь к своим ощущениям. И время от времени поглядывала на свой пока еще плоский живот в надежде: а может, уже заметно?
Заметно стало на третьем месяце. И не мне одной.
Я стояла за прилавком нашего магазинчика, ловко обслуживая покупателей. Мое хорошее настроение заражало окружающих.
– Дочка, а дай мне хлебушка, – просил серьезный старичок и улыбался мне в ответ.
– А мне полкило колбасы, – начинала строгая дама и расплывалась в улыбке. – И печенье, вот то, со второй полки.
Отпустив покупателей, я занялась выкладкой товара. От этой работы меня оторвал глухой женский голос:
– Ну здравствуй.
От неожиданности я вздрогнула и чуть не свалилась с ящика, служившего мне стремянкой. Оглянулась. Перед прилавком стояла Иринина свекровь. Ее маленькие прищуренные глазки внимательно изучали меня, а крючковатый нос, напоминавший клюв коршуна, чуть было не залез за мой прилавок.
– Ты че, беременная? – бесцеремонно спросила она, вперив взор в мой слегка уже округлившийся живот.
– Ага… – я рефлекторно прикрылась руками.
Об этой женщине ползла по городу дурная молва. Ее считали ведьмой, черной колдуньей, способной навести порчу и даже свести человека в могилу. Поэтому ее боялись и обходили стороной. Но я была уверена, что это лишь сказки темных, необразованных людей, придуманные из-за невероятного сходства Ирининой свекрови со сказочной Бабой-Ягой.
На следующий день у меня началось кровотечение, меня отвезли в больницу. Диагноз врачей прогремел как приговор: «Замершая беременность». Меня везли в операционную по длинному узкому коридору. Окна, мимо которых проносилась каталка, бросали жалкие полоски света, отчаянно пытаясь согреть меня робкими лучиками тепла. «Как же так? – крутилось в голове. – Почему замершая? Малыш, ты почему там?.. Малыш…»
– А может, она еще не совсем замерла? – с надеждой спрашивала я, пытаясь не разрыдаться.
Слезы застилали глаза, и я даже не помню, как оказалась в операционной. А потом, словно сквозь туман, почувствовала резкую острую боль в спине – врачи делали пункцию. И следом за этой острой болью мое тело содрогнулось, словно к нему подсоединили электрический ток.
Врачи долго суетились возле меня, что-то капали, о чем-то спорили. А я все ждала, когда же наркоз отпустит и я вновь почувствую свои ноги. Но время шло, а чувствительность так и не восстанавливалась.
Егор забирал меня из больницы в инвалидном кресле. Мой желудок уже не принимал даже воду. А боль в душе не мог заглушить никакой физический дискомфорт.
Через некоторое время мы отправились с ним на все лето в Барнаул, куда в то время перебрались мои родители. Егору удалось договориться с врачом при академгородке, чтобы тот осмотрел меня и, если это возможно, взялся за реабилитацию.
Это был живенький старичок в белом халате, с огромной лысиной и потрясающим чувством юмора.
– Анечка, – сообщил он после осмотра, – да все будет хорошо! У вас просто атрофия нервного окончания. Нерв поврежден – задели, видимо, во время пункции. Но он со временем восстановится. Да вы еще танцевать со мной будете!
– Точно восстановится? – переспросила я, поглядывая на доктора с надеждой.
– Обижа-а-аете, – протянул он, отводя назад свою лысую голову. – Да я космонавтов восстанавливал! А у них, знаете ли, после пребывания в невесомости… ох, Анечка, у них такое творится с нервными окончаниями!
Этот пышущий жизненной энергией старичок вселил в меня надежду, и я с удвоенной силой взялась за лечение. Физиопроцедуры сменялись длительными зарядками, массажи – компрессами, а медикаменты комбинировались с травами. Я искренне верила врачу. И глядя на то, как разрывается мой муж между Уренгоем и Барнаулом, стремилась поскорее восстановиться.
К осени пришло время возвращаться домой. Вооружившись расписанным на нескольких листах планом зарядки, я прощалась с доктором.
– Анечка! Только пообещайте мне, что дома продолжите делать упражнения.
Я кивнула, а он наклонился к моей инвалидной коляске и строго сказал:
– Запомни, у тебя не безнадежно!
Потом выпрямился, сунул руки в карманы халата и с невозмутимым видом добавил:
– А если не будете заниматься, то я… доберусь до вашего Уренгоя! Так и знайте!
Вернувшись домой, мы с Егором приняли решение поговорить с родственниками и разделить бизнес. Я была неходячая и заниматься магазином теперь не могла. Но наше предложение Ирина и Костя приняли в штыки.
– Что значит разделить бизнес? – удивленно приподняв красивую бровь, поинтересовалась сестра.
– А что ты делить собрался? – эхом спросил Костя. – Вы здесь были наемными работниками. Вашего здесь ничего нет.
Егор ничего не ответил. Он молча развернулся и вышел из магазина. Для него разговор был окончен навсегда.
Мы понимали: спорить бесполезно. Мы были совсем зеленые, а он – признанный авторитет, на которого с голыми руками не пойдешь. Да, бизнес был оформлен на нас, мы тоже вкладывали свои деньги, но для него это ничего не значило. Сила была на его стороне, а в 90-е закон был на стороне силы. Несогласные всплывали по весне в реках.
Когда Егор рассказывал мне эту историю, у меня долго не укладывалось в голове, что он действительно говорит о моей старшей сестре, о той, которую я так беззаветно любила и которой всю жизнь стремилась подражать. Слово «предательство» – малая тень того ужасного чувства, которое гадюкой вползало в мое сердце. Моя душа отказывалась верить. Кто угодно может предать или подставить, только не сестра! Но факт оставался фактом. Моя вселенная рухнула. В ту минуту я остро почувствовала, что в этом огромном мире у меня есть только один человек, которому можно доверять, – мой Егор.
Но рухнул не только мой мир. По всей стране прогремел сильнейший кризис, и его раскаты обанкротили многих. Удержаться на плаву мало кому удалось.
Мы сидели с Егором в своей небольшой квартирке и смотрели друг на друга. Положение было аховое. Шутка ли: нет ни денег, ни работы. Я – инвалид. За спиной – предательство самого родного человека.
– А ты знаешь, – вдруг сказал Егор, широко улыбаясь. – Это даже хорошо, что у нас не было денег.
– Почему? – удивилась я.
– Потому что когда нет денег, то и терять нечего, – весело закончил муж.
Следующие полгода были для нас особенно сложными, как будто жизнь в очередной раз проверяла на прочность. Наш ежедневный рацион состоял из консервированной перловки с тушенкой. И такой еде мы были несказанно рады. Эти консервы выдавали моей маме