Мы делаем выбор и неосознанно можем отклоняться от заложенной программы. Что происходит тогда? Кармическая планета Сатурн начинает настойчиво поправлять нас, каждый раз указывая: ты не туда идешь. Такой период в ведической астрологии называют Саде-Сати. Длится он семь с половиной лет.
Когда я рассказывают о нем людям, то обычно говорю: «Пришло время форматировать жесткий диск». Периодически компьютер нуждается в очищении – иначе он долго не прослужит. В таком же «форматировании» нуждается и душа человека. Приходит время, когда нужно распрощаться с неправильными установками, устаревшими взглядами, ошибочными мнениями. И только если ты способен пройти апгрейд – проходишь дальше.
Саде-Сати повторяются раз в двадцать восемь лет. За человеческую жизнь эти циклы происходят два-три раза.
Когда я высчитала для себя Саде-Сати, то с удивлением отметила, что один из этих семилетних циклов полностью совпал с тем периодом выбора между архитектурой и коучингом. И случился он потому, что я категорически сопротивлялась идти в открытый мир. Боялась людей, боялась работать с ними. Мне этого очень хотелось, но я не могла объявить об этом во всеуслышание. И Сатурн подтолкнул меня к реализации своей программы через астрологию.
– Ну что, друг мой распрекрасный, – обратилась я к Сириусу. – Идем домой? Или еще немного погуляем?
Пес уткнулся своей мордой в мою ладонь, выпрашивая продолжения прогулки, и трогательно заглянул в мои глаза.
– Ну ладно. Давай еще кружок.
Солнце уже поднялось высоко над городом. И тихие улочки начали медленно оживать. То тут, то там стали появляться первые прохожие. Сладко зевая, они спешили на остановку. Автомобили, протяжно пофыркивая, начинали гудеть, а потом, срываясь с места, быстро скрывались в пересечении городских дорог.
Неожиданно в конце улицы я увидела молодого человека, одетого в странные индийские одежды, с нарисованной точкой на лбу. На мгновение он показался мне знакомым, и я напрягла зрение… нет, только показалось. Но как же он похож на того самого парня, который встретился мне на курсе по васту. На том обучении мы рисовали свою квартиру, а сверху на нее наносили собственный гороскоп. Учитель объяснял нам, как сопоставлять эти два разных мира и читать полученные знаки, как пространство будет влиять на человека.
В самом дальнем углу учебной комнаты сидел молодой человек с точкой на лбу. Он ни с кем не разговаривал и постоянно молчал. Мы смотрели на него с опаской – среди нас он казался самым продвинутым. Во всем его облике читался немой вопрос: «Ну о чем мне с вами говорить?» Когда подошла очередь разбора его квартиры, учитель подошел, взглянул на бумагу и вдруг сказал:
– Мне тут нечего сказать.
– Почему? – удивился наш «супердуховный» товарищ. – Вы всем объясняете, а мне нет?
– Сколько тебе лет? – поинтересовался учитель.
– Тридцать один.
– А что у тебя есть? Квартира съемная. Чему ты научился в жизни? Создал семью? Ощутил вкус покупки своего жилья? Что вообще ты создал в материальном мире?
От удивления у молодого человека округлились глаза, а точка на лбу превратилась в какой-то растянутый овал.
– Мы живем в материальном мире, наша жизнь состоит из материального и духовного, материальное первично, наш мир плотный. Когда вы уходите в духовность, – продолжал учитель, обращаясь ко всей группе, – при этом не прожив материальный уровень, не научившись создавать для себя блага в физическом мире, вы идете жить на подношения. А по ведическим канонам это равносильно самоубийству.
Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Мы все затихли и внимательно слушали, затаив дыхание. А наш гуру меж тем продолжил, обращаясь к молодому человеку с точкой на лбу:
– Не проживая свою материальную жизнь, ты не несешь ответственность ни за что в физическом мире. Как же ты можешь духовно вырасти? Вот сначала создай материальную базу, наполнись ею, стань сильным физически, а потом уже иди в духовность.
Я провела для себя аналогию со строительством: только заложив правильный и прочный фундамент, можно строить первый, второй этажи коттеджа и даже мансарду. Но если у дома нет фундамента, точно так же, как у человека нет материальной опоры, то о какой мансарде может идти речь?
Наш духовный товарищ здорово обиделся на учителя и больше не приходил. Видимо, решил, что его не поняли или не оценили.
– Ну что, Сириус, пора возвращаться домой, – позвала я пса. – Мне еще на работу ехать.
Мой верный страж послушно повернулся, и мы направились в сторону дома.
– Понимаешь, обида – это совсем не про духовность, – пояснила я своему мохнатому спутнику. – И даже точка на лбу – еще не показатель духовности. Духовность – это когда человек целостный. Он знает и о материальном мире, и об отношениях, и о высоком. И этими знаниями может поделиться с другими. А когда ты сидишь в углу сычом, не умеешь ни завязывать отношения, ни на хлеб зарабатывать, не говоря уже об имуществе, проще простого гордо уйти в духовность и говорить «я духовный человек».
Не знаю, что с этим молодым человеком случилось дальше, но у таких историй обычно два варианта: либо жизнь его хорошенько потреплет и заставит измениться, либо он закончит не очень хорошо. Жизнь всегда дает нам уроки, чтобы мы могли проснуться. Важно понять их – и вовремя раскрыть глаза.
Мы встретились с Людмилой через несколько дней после той ночи, когда нам пришлось вскрывать ее квартиру. Я предложила ей посидеть в кафе и побаловать себя десертом. Людмила согласилась.
Она с трудом припоминала события той ночи, поэтому пришлось все рассказать с начала.
– Знаешь, чувствую себя забытым зайцем на скамейке, – призналась Людмила. – Я не нужна никому! Понимаешь?
– Понимаю. Это ты там не нужна, а в новое, в котором ты нужна, еще просто не пришла. Но время идет, и все меняется. И чтобы продолжать жить, нужно меняться тоже, а не застревать в прошлом. Забытый заяц – только у тебя в голове, ты просто боишься делать по-новому. Как только ты вернешься к себе настоящей, сразу все начнет меняться. Может быть, не быстро, но это случится.
Я вспомнила свою сестру, которая не смогла найти в себе силы перестроиться и по сей день живет в прошлом. А сколько еще таких бедолаг не позволили себе вовремя измениться?
– Я же думала, что вот пойду на пенсию – и буду делать все что захочу! А это так страшно… я не знаю, чего хочу. А там я уже не нужна. Скажи, что мне делать?
Отодвинув пустую креманку из-под мороженого, Людмила устало склонила голову на руку, закрыв ладонью глаза, словно даже смотреть на белый свет ей было тошно.
Я отлично ее понимала. Живешь себе в привычном ритме, и тут бац – перемены. И они касаются не только работы. Вдруг в один день замечаешь, что дети выросли и живут теперь своей жизнью, и ты им уже не очень-то и нужна. Появляется много свободного времени. Только что с ним делать – непонятно. Раньше все было привычно: на работе – служащая, дома – мать. А теперь – без работы, без маленькой дочери – ну кто ты теперь?
Женщины, возраст которых начинает приближаться к сорока, очень боятся изменений. Жить по-старому уже не получается, а идти в новое – и страшно, и стыдно, и неудобно. А главное – непонятно. Людмила не первая, кто пришел ко мне с этой проблемой. Наверное, поэтому я безошибочно определила, что для нее «время потерянности» еще не прошло. Поняла это еще тогда, когда мы с ее дочерью стояли перед выломанной дверью. Поэтому и согласилась помочь.
Если «время потерянности» упущено, то человек начинает остро чувствовать несправедливость мира по отношению к себе. В его душе прорастают обида и жалость. Они, словно жгучие лианы, опутывают все мысли и желания. Человек начинает превращаться в жертву, требующую внимания и сострадания от окружающих. Не получая этого, он озлобляется. А озлобленность не дает перейти черту, разделяющую старый и новый миры. Поломка, которая не позволяет отформатировать жесткий диск.
Когда мы с Сириусом вернулись с прогулки, Мирон, мой младший сын, заваривал кофе. Аромат разносился по всему дому.
– М-м-м, – с наслаждением протянула я.
– Будешь кофе? – предложил сын.
– Я бы с удовольствием. Но мне пора ехать на тренинг.
Мирон развернулся ко мне, держа в руках турку с дымящимся напитком, и произнес:
– Вообще-то я планировал поговорить с тобой.
Я заглянула в его голубые глаза, намереваясь прочесть в них, о чем он хочет поведать. Но выудить из младшего сына информацию, если он сам не решил рассказать, было невозможно. Пришлось поставить сумку на тумбочку в прихожей, пройти на кухню и сесть за стол.
– Хорошо, давай поговорим, – согласилась я, отмечая для себя, что если не выеду через десять минут, то опоздаю.
– Мам, – как всегда, уверенно начал Мирон. – Это может подождать пару дней, поезжай на свой тренинг.
– Точно? – спросила я, буравя взглядом сына.
– Вполне, – прозвучал спокойный ответ.
Когда мотор взревел и заработал как часики, а автомобиль легко встроился в городскую суету, я думала о своем младшем сыне. С самого рождения он был прямой противоположностью шумному и активному Евсею. Мирон всегда был очень спокойный, размеренный, молчаливый.
Моя мама как-то сказала:
– Чтобы узнать, что происходит в вашей жизни, нужно слушать обоих твоих сыновей. Евсей расскажет все обо всех. Но пробежится по верхам. А Мирон дополнит – даст очень глубокий и обстоятельный ответ.
Это было сказано настолько в яблочко, что от неожиданности я даже рассмеялась в тот момент, когда мама поделилась со мной своими выводами.
«О чем же он хотел со мной поговорить? – пронеслось в голове. – Эх, нужно было задержаться хоть на пару минут и узнать». Но я в очередной раз обратила внимание, каким спокойным выглядел Мирон. Вообще, он никогда не переживает за будущее. Когда-то на мой вопрос, не тревожится ли он о предстоящем экзамене, младший сын выдал мудрую фразу: