– А смысл? Зачем переживать о том, что еще не случилось?
И в то же время этот юный мудрец был неимоверно упрям, чем доводил до белого каления окружающих, часто не готовых к этому его качеству. Я даже сегодня отлично помню, как меня отчитывала воспитательница, когда трехлетний малыш долго методично одевался, задерживая всех остальных детей, а любые попытки взрослых ему быстренько помочь пресекал строгим «я сам!».
Обладатель идеального слуха, он сразу приглянулся учительнице музыки. Она с его начальной школы не давала мне прохода, устраивая настоящие засады, и каждый раз пыталась втолковать:
– Да вы не понимаете, у него же абсолютный слух!
Я слушала, кивала и думала о том, что это как раз она не понимает всей ситуации. Если Мирон принял решение не учиться музыке, то даже метеоритный дождь не заставит его изменить мнение. Когда же ему исполнилось четырнадцать лет, любовь к музыке вдруг взяла свое, и он, получив в подарок синтезатор, за год научился играть на пианино. Сам.
А в пятнадцать заставил судачить о себе всю школу, всех знакомых. Я невольно улыбнулась, вспоминая то время. Могла ли поступить иначе? Нет, не могла. Почему? Потому что поддерживать друг друга – традиция нашей семьи.
Я выехала из шумного города и понеслась по трассе. На удивление дорога была практически пустынна, поэтому меня ничто не отвлекало от размышлений. Глядя, как дорога убегает под колеса машины, я почему-то задумалась о том, как события – и радостные, и тревожные – остаются в прошлом. Там, за моей спиной, как эта дорога. И только наша память, как управляемый автомобиль, способна мгновенно домчать до любой остановки. Например, до той, когда Мирону было пятнадцать и у него появилась Лея.
Был теплый выходной день. Мирон и Лея отправились кататься на велосипедах. А я, улучив свободное время, с головой ушла в совершенно потрясающий психологический сериал. Я заранее подбираю себе несколько таких киношедевров, чтобы потом, когда выдастся свободное время, откинуться в кресле и насладиться хитросплетениями сюжета. И уж тогда не могу остановиться, пока не досмотрю все до конца!
От просмотра меня оторвал настойчивый телефонный звонок. Это был Мирон.
– Мам, ты можешь сейчас приехать? – спросил он.
– А что случилось?
– Лея упала с велосипеда и разбила лицо, – без предисловий пояснил сын и догадался добавить заботливо: – Ты только не нервничай.
В трубке послышался плач девушки, и издалека прозвучали ее слова:
– И маме ничего не говорите!
– Сейчас буду! – решительно произнесла я, на ходу выхватывая из шкафа футболку.
Еще никогда я так быстро не неслась через город, мягко погружавшийся в сумерки.
Когда я добралась, увидела пугающую картину: Лея плакала на плече у Мирона, а из ее рта текли струйки крови.
Мы поехали в больницу. Нас встретил дежурный врач, который одновременно и обрадовал, и огорчил: никаких серьезных травм девушка не получила, но при падении выбила передние зубы. Это очень болезненно, поэтому доктор сделал обезболивающий укол – и, собственно, это было все, чем он мог нам помочь в этот воскресный вечер.
Умывшись и перестав плакать после обезболивания, Лея подняла на меня карие глаза и доверчиво спросила:
– Вы же маме ничего не говорили?
– Конечно, нет, – ответил за меня Мирон.
– Не переживай, – произнесла я, обнимая девушку за худенькие плечи. – Мы поедем к ней вместе.
Я позвонила Леиной маме, когда мы уже стояли под их домом:
– Юль, привет, спустись к нам, пожалуйста, мы внизу.
– Ань, да ты что, – удивилась та. – Ты время видела? Мы уже спать легли.
Я посмотрела на Лею, которую продолжал обнимать мой пятнадцатилетний сын, на ее разбитое лицо, печальные глаза – и мое материнское сердце дрогнуло. На сегодня этой девочке хватит стрессов.
– Я тогда заберу ее к себе, – уверенно сказала я. – А завтра встретимся, поговорим.
Закончив разговор, я посмотрела на детей. В глазах Леи светились благодарность и уважение. А взгляд сына выражал гордость и уверенность.
К родителям девочка не вернулась. С того самого воскресного дня ее домом стал наш дом. Вот тогда и посыпались со всех сторон упреки в мой адрес:
– Как это живут вместе? Они же еще дети!
– Им же только по шестнадцать лет?!
– Да вы в своем уме? Разрешать жить вместе! Дети же еще!
Я изо всех сил старалась не обращать внимания на подобные разговоры. Ну да, может, это и рано. Но где написано – когда рано, а когда в самый раз? И разве те, кто запрещает своим детям открыто жить вместе, могут точно сказать, что их дети не вместе?
Я поделилась своими переживаниями с Егором.
– Ну да, ранние они у нас, – согласился муж.
– Да ладно, – защищала я детей, – вспомни, как сам пришел ко мне в семнадцать и заявил, что теперь мы будем жить вместе.
– Ну в семнадцать же, – поднял палец Егор. – А не в шестнадцать… Хотя по своему подходу к жизни Мирон в свои пятнадцать легко переплюнул бы меня семнадцатилетнего. Ань, ты знаешь, мне кажется, он уже готов к серьезным отношениям.
Я улыбнулась.
– Да пусть живут себе, – улыбнулся муж и обнял меня.
Лея очень легко вошла в нашу семью. Мы с удовольствием приняли эту светлую девочку с приятной улыбкой и потрясающим чувством юмора. И я совершенно не подозревала о том, что однажды, открыв дверь в собственную квартиру, окажусь на вулкане.
«Я принял решение расстаться». Слова, сказанные Владимиром, больно задели Ксюшу. И она, сузив глаза так, что они стали напоминать две щелочки, процедила сквозь сжатые губы:
– Ты больше никогда не увидишь ребенка!
Володя ощутил, что все те чувства, которые долго томились в его душе, готовы сейчас вырваться наружу. Позволив себе открыть рот, он вдруг обрел уверенность и впервые за последние месяцы понял: он не боится ее. И больше не позволит делать из себя «дебила».
– Ты считаешь, это правильное решение? Запрещать ребенку видеться с отцом?
– С таким дебилом, как ты…
Ксюша не успела договорить. Владимир мгновенно оказался рядом и, гневно сверкая глазами, навис над женой.
– Никогда не смей называть меня дебилом! Поняла?! – произнес он тихо, по слогам, с нажимом и с таким выражением, что было страшно спорить.
Уловив изменения, произошедшие в настрое мужа, Ксюша сменила стратегию – громко разрыдалась, закрыв лицо ладонями.
– Ты решил бросить нас? – причитала она сквозь рыдания. – Я тебе поверила, а ты мне врал!
Владимир с удивлением смотрел на жену:
– Я врал? – недоуменно переспросил он.
Ксюша отняла ладони от лица и посмотрела на него заплаканными глазами:
– Ты говорил, что любишь меня. И я поверила тебе. Оставила ребенка, вышла за тебя замуж. А теперь ты бросаешь нас. И я стану матерью-одиночкой!
– Я не бросаю вас, – начал объяснять Володя.
– Ты испортил мою жизнь! – выкрикнула Ксюша. – Это ты виноват во всем, что происходит!
Вернувшись в свою квартиру, он еще долго слышал крики Ксюши: «Ты виноват во всем! Ты бросаешь нас! Ты врал мне, а я тебе поверила!» Не в силах усидеть на месте, он начал прохаживаться по комнате, и вдруг его взгляд задержался на горшке с ярким искусственным цветком. Перед глазами всплыла совершенная другая картинка. Он вспомнил Ксюшу с большим животом, которая в день переезда расставляла в его квартире свои вещи. Как же он был счастлив в ту минуту! Тогда казалось, что его холостяцкая берлога от женских прикосновений начала оживать, расцветать.
Теперь же все эти мелочи вызывали волну тошноты и гнева. Он прошел на кухню и, пошарив в шкафу, наткнулся на упаковку мусорных пакетов.
– То что надо, – произнес он, быстро отрывая один. – И вместительно, и прочно… и смыслу соответствует.
С закипающей внутри радостью он принялся закидывать в мусорный мешок все вещицы, привезенные Ксюшей: горшок с искусственными цветами, который собрал всю пыль, книгу, которую девушка так ни разу и не открыла, фигурку ангелочка – кусок холодного гипса, который сейчас показался ему теплее, чем жена.
– Ксюша, я собрал твои вещи, – произнес Владимир в трубку. – Давай привезу их.
– Не нужно! – отрезала девушка. – Я пришлю за ними папу.
– Я привезу сам, – настаивал Володя. – И заодно повидаюсь с Машенькой.
– Еще чего! – возмущенно воскликнула Ксюша. – Я же сказала тебе, ты больше не увидишь ребенка!
Уже несколько недель Владимир безрезультатно пытался найти работу. Потенциальные работодатели просматривали резюме, потом бросали на Володю быстрые оценивающие взгляды и откладывали его анкету в сторону.
– А к нам-то что привело? – спрашивали они.
Некоторые тактично намекали, что бывших бизнесменов не берут в качестве сотрудников, другие открыто заявляли: «Развалил свою фирму и пришел разваливать нашу?» Выслушивая отказ за отказом, Владимир все больше и больше терял веру в себя.
Сделать свое хобби работой. Володя где-то услышал эту мысль, и она ему понравилась. Его любимая рыбалка способна приносить неплохой доход, если все правильно организовать. Он искренне радовался, что не успел продать катера. Но и здесь его ждало очередное разочарование. Бывшие друзья, с радостью отправлявшиеся с ним на рыбалку еще несколько месяцев назад, теперь разочарованно разводили руками:
– Не, брат, давай без меня.
– Я уже своим обещал, что с ними пойду.
– Может, как-нибудь в другой раз.
«Неужели все лучшее в моей жизни осталось в прошлом?» – думал он, надавливая на педаль газа. Владимир возвращался с очередной такой встречи. Хотелось быстрее попасть домой, поэтому он выбрал не окружную дорогу, а смело понесся через город, радуясь, что трасса в это время пустынна.
Сумерки опускались на дорогу и дома, плотным кольцом окутывая и Володю, и его машину. В воздухе пахло сыростью. Этот странный запах всегда сопровождал глубокую осень и почему-то напоминал юношеские годы. Особенно остро мужчина чувствовал причастность к этой поре, когда замечал, как ветер срывает с полуголых деревьев листья и, словно игрушки, кружит их, подбрасывает, а наигравшись вволю, кидает на землю.