– Не стану скрывать, – произнесла врач. – Анализы значительно хуже, чем были полгода назад.
– Но у меня еще есть шанс? – еще тише спросила женщина.
– Конечно, есть! – заверила доктор. – Нужно пройти полное обследование и… настраивайтесь на операцию.
Ольга перевела взгляд на окно, туда, где за толстым стеклом лил дождь, звонко барабаня по металлическому козырьку. Как же ей хотелось сейчас вернуться в детство. Вновь оказаться той юной девчонкой, которая ничего не боялась и, натянув резиновые сапожки, прыгала по лужам, окатывая себя и случайных прохожих с головы до ног водопадом грязных брызг.
– Ольга, только не отчаивайтесь, – прозвучал уверенный голос врача. – Не опускайте руки. Несмотря на то что болезнь прогрессирует, всегда есть надежда на ремиссию.
Пациентка кивнула. Да, она знала об этом. Понимала, что нельзя сдаваться и опускать руки, но в то же время где-то глубоко в душе начинала сомневаться: хватит ли у нее сил для этой борьбы? Она слишком устала, чтобы продолжать сражаться с болезнью.
– Что же у вас там происходит? – поинтересовалась Ольга, отходя в сторону от перехода, по которому минуту назад собиралась идти.
Бывшая коллега покачала головой, отчего ее длинная коса заколыхалась из стороны в сторону, и произнесла:
– Это просто ужас! После того как вы уволились, директор привел какую-то свою знакомую. Она, вот честно вам скажу, ни черта не понимает в работе, но понто-о-ов… выше крыши!
– Вот как, – Ольга улыбнулась.
В голове пронеслась мысль: «Теперь-то они поняли, какого ценного сотрудника потеряли! Сами виноваты! Не надо было мой стол переставлять».
– Работу перекладывает на нас, – продолжала возмущаться девушка. – И даже когда тупит, а тупит она ой как часто, каждый раз делает виноватыми нас. А сама вся такая белая и пушистая! Но это еще полбеды. Знаете, что она отчебучила в первый же день?
– Что? – с любопытством поинтересовалась Ольга.
– В первый же день затеяла перестановку! Сказала, что ей неудобно сидеть на вашем месте. И передвинула стол, бесцеремонно сдвинув наши. Представляете, какая наглость?!
Ольга кивнула. Уж кто-кто, а она точно представляла, какая это наглость. «Может, теперь поймете, – подумала женщина, – что я почувствовала, когда вы передвинули мой стол».
Город был уже украшен яркими гирляндами. Поэтому казалось, что пролетающие в этом освещении снежинки – разного цвета. Наблюдать за ними через окно, сидя на переднем сиденье комфортного авто, было волшебно. Настроение создавало абсолютно все, мы с детьми катались по украшенному городу, гуляли по магазинам, готовясь встретить новый, 2020-й, год, дети обсуждали купленные подарки. И хотя до самого Нового года оставалось еще полмесяца, настроение уже было атмосферным. Я молча слушала, наблюдала, и в душе разливалось теплое счастье.
Таких моментов, проведенных с детьми, становилось все меньше. Они выросли и уже живут отдельно, у нас с мужем – своя наполненная событиями жизнь. И в эти редкие совместные тусовки мы все как будто напитываемся теплом друг друга. Я обожаю эти моменты!
В мою внутреннюю тишину под названием «счастье» ворвался телефонный звонок, я посмотрела на экран. «Ольга! Давно она мне не звонила», – подумала я и бодро ответила:
– Ольга, здравствуйте, как давно вы не звонили, рада вас слышать! – В машине воцарилась тишина. – Как ваши дела?
– Здравствуйте, Анна, – в трубке послышался потухший голос пытающейся приободриться Ольги. – Да я не знаю как… У меня вновь прогрессирует болезнь. Но говорят, что прогноз неплохой. И еще… советуют настраиваться на операцию. А я уже так устала. Не знаю даже, что делать. Вы не могли бы посмотреть, переживу я эту операцию или нет? Может, не нужно и ложиться под нож?
Я неслышно выдохнула, настроение резко поменялось – я прекрасно понимала, что на том конце провода – человек, который хочет услышать: «Да не переживайте, это все временно и обязательно пройдет!» Но мне не нужно было заглядывать в карту, чтобы понять: она не справилась.
– Хорошо, – вслух произнесла я. – Посмотрю, конечно. Вы не переживайте, выход есть всегда. Вы пока занимайтесь своим здоровьем, а я посмотрю и вам перезвоню. Завтра.
Я положила трубку. В сердце, как червяк, вползла тоска.
– Кто звонил? – спросил Евсей, не отвлекаясь от дороги, но чувствуя, что что-то стряслось.
– Одна моя давняя клиентка. У нее рак, спрашивает, что ей делать.
В машине стало еще тише. Так всегда бывает: когда нам хорошо, мы не думаем, что где-то есть боль, и неожиданное появление беды, хоть и чужой, приводит нас в неловкий ужас. И мы чаще всего надеемся, как дети, что кто-то знает ответ, как прекратить этот ужас, чтобы дальше опять стало хорошо.
– Но ты же найдешь выход? – спросил меня Евсей с детской непосредственностью, не свойственной парню девятнадцати лет.
Мои дети до сих пор думают, что я могу все решить. «Это так мило и так по-детски», – подумала я. А вслух ответила:
– Нет. Я только смогу посмотреть перспективу развития событий и подсказать. А найти из этого выход может только сам человек. Знаешь, сынок, ты даже не представляешь, насколько типична эта ситуация для женщин, которые не дают своим детям вырасти…
Они слушали меня очень внимательно, и, раз уж настроение все равно поменялось, я решила развить тему – молодежи полезно это знать, они ведь будущие родители. Но углубляться в историю Ольги не стала – перевела разговор на другие, не менее потрясающие, истории по этой теме.
– Ты даже не представляешь, насколько типичная! – продолжила я. – У меня в прошлом году был такой случай. Я работала с одним подростком. И вот его мама как-то звонит мне и говорит: «Моей соседке очень нужна помощь. У нее ребенок ушел из дома. И они не знают, что с ним происходит». Я говорю: «Ок, пускай они мне позвонят». Уточняю у матери подростка: «А сколько ребенку лет?» Она говорит: «Тридцать три».
– Ничего себе ребенок! – рассмеялся Евсей.
– Вот именно. Говорю: «Да ладно вам». А мама подростка настойчиво объясняет мне: «Понимаете, может, он связался с какой-то женщиной. Они не знают с кем. А если это какая-то… не та женщина? Домой ночевать не приходит». Я не выдержала, отвечаю ей: «Да пусть перекрестятся! И слава богу, что у него женщина есть и что он в конце концов ушел из дома строить свою жизнь». Мама этого «ребенка» видит, что я занимаюсь с подростками, и говорит своей соседке, с ребенком которой я работала: «Дай нам телефон своего коуча. А то у нас сын разбаловался». Сплошь и рядом встречаю подобное отношение, когда звонят, говорят: «Нужна консультация моему сыну». – «Ок, – отвечаю. – Только я не делаю консультаций мамам». И что они твердят? Все как одна! «Вы не поняли, я же мать, я должна все знать!» А потом мы удивляемся, почему у нас мужчины такие инфантильные. Они несамостоятельные, абсолютно безответственные, редкость большая – умение заботиться о себе. Я еще могу понять, когда ребенок – девочка. Все-таки девочки потом уходят под защиту мужа. А к кому уходить, если мальчиков обзаботили, обсопливили, обтерли со всех сторон? Мне иногда кажется, что современных мам где-то выпускают на одном конвейере. Да и с девочками тоже беда, не приспособлены они ни к чему…
Даша внимательно взглянула на меня, но ничего не сказала, и я продолжила:
– Я сравнивала наших мужчин с итальянцами, для которых мама – это святое. И женятся они поздно, но совсем по другой причине. Пока итальянец не станет на ноги, пока он не обеспечит себя домом и всем остальным, он не вступает в брак. Это у них на уровне традиции. Но когда он женился, мама не вмешивается в его семью. Вообще мальчики в Италии начинают работать очень рано. А наши иногда даже не пытаются самостоятельно зарабатывать деньги. Я считаю, что это болезнь наших женщин: мы о себе самих не заботимся, зато о своих мужчинах заботимся чрезмерно.
– Наверное, историческая память, много войн было… – предположил Евсей.
– Я, конечно, понимаю, есть историческая память, – кивнула я. – Моя бабушка, твоя прабабушка, тоже воевала. И я тоже забочусь о вас, своих мальчишках. Но нельзя переступать черту разумности. Мать должна четко представлять, что это не только ее сын, но и личность в государстве. Понимаете, мальчик, мужчина должен научиться проявляться как личность в своей семье, в школе, в институте. А когда мамы с детства контролируют его друзей, решают за сына, с кем ему можно дружить, а с кем нельзя, дают безмерно денег…
– Ну да, – улыбнулась Даша. – А вдруг сын свяжется с плохой компанией!
– Да, – согласилась я. – Свяжется с плохой компанией. Я помню, классе в одиннадцатом у Евсея один мальчик играл в хоккей. Мама в общем чате написала: «Приходите, поболейте». Там у него какой-то хоккейный турнир был. Родители говорят: «Мы не пойдем. А может, кто-нибудь пойдет сопроводить детей до ледового дворца?» Я, когда это прочитала, чуть дара речи не лишилась. Пишу в чате: «Вы с ума сошли?! Им по семнадцать лет!» А та мама спокойно так мне отвечает: «У меня сын не ездит один по городу». Я была поражена. А года два назад я работала с одной семьей. В ней двое взрослых мужчин – детей. Одному было двадцать два года, а другому двадцать пять. Так вот мама не отпускала их работать на вахту, потому что на поезде ездить опасно – нестабильность в государстве, могут убить… И они сидят дома!
– А папы у них нет? – поинтересовалась Даша, удивленно округлив глаза.
– Есть, – кивнула я. – Только он у них тоже сидит дома. Из четырех человек работает одна мама. Они у меня попросили консультацию, я, когда это узнала, говорю: «Вы работать не пробовали?» И знаешь, с каким запросом она ко мне пришла?
– С каким? – поинтересовался Евсей, посмеиваясь над услышанным.
– Она на полном серьезе спросила: «Вы не можете посмотреть, может, у меня там порча?» Говорю: «Нет, порчи нет». А она мне: «Работы в нашем городе нет, а далеко я их отпустить не могу».