Между тем драматичный диалог продолжался. Я уже не могла остановить его и нажать на «стоп». В какой-то момент я четко осознала: со стороны может показаться, что говорят два партнера. Я ждала, когда дверь гардеробной скрипнет повторно, возвещая о том, что Мирон вышел. Но дверь предательски молчала. А это означало только одно: мой младший сын находился за тонкой перегородкой и слышал весь разговор.
– Прекрасно, – прервала я консультацию. – Вы большой молодец. Сегодня у вас получилось сделать просто гигантский скачок вперед. Но не стоит слишком спешить. Поэтому на сегодня хватит. Все. До свидания, до созвона. Всего доброго.
И тут дверь гардеробной открылась и из нее вышел Мирон. Он удивленно смотрел на меня, и я просто физически почувствовала, что он хочет, но боится спросить: почему мама разговаривает на какие-то любовные темы с чужим мужиком?
Я стояла перед сыном и даже не знала, как оправдаться. Это было такое неприятное ощущение, словно меня поймали на горячем. Я видела, как удивление в глазах ребенка постепенно сменяется болью, а затем резкий переход к разочарованию. Это было ужасное, жуткое состояние, словно меня окатили ледяной водой.
Мои дети знали, что я тренер, но особо не понимали, чем именно занимаюсь и как консультирую. Я присела на краешек кровати и позвала сына:
– Мирон, иди сюда, присаживайся, и давай поговорим.
Он, стараясь не расплакаться, подошел и сел рядом. Я долго объясняла ему, что это был мой клиент и я работаю с ним как психолог. Помогаю восстановить отношения в семье. Мне удалось объяснить сыну, что весь тот разговор, свидетелем которого он стал, был не чем иным, как умело разыгранным спектаклем.
А когда Мирон ушел в свою комнату и я осталась одна, на меня нахлынула волна ужаса, гнева и обиды. Я вдруг четко осознала, что вся эта ситуация возникла лишь потому, что у меня нет собственного пространства. В любую минуту в мою консультацию может кто-то вклиниться – дети или муж могут зайти в мое пространство и дать происходящему собственную интерпретацию.
Я продолжала неподвижно сидеть на кровати, а мои мысли уже неслись вперед, продолжая с безжалостной точностью показывать подтверждения того, что когда-то я выбрала не себя.
Мне приходили СМС – и к моему телефону подходили все. Они читали мои сообщения. Я покупала себе еду, которую мои домашние в принципе не едят, но они все равно ее брали. И даже не задумывались о том, что это я купила для себя.
То же самое – со временем. Я почти никогда не предусматривала его для себя. У меня было выделено время на семью, на людей, которых я консультировала. Я продолжала сидеть на кровати и в какую-то минуту почувствовала, как давит на меня этот груз навешенных обязательств, отношений с людьми, которые в принципе мне не нужны.
Вдруг остро почувствовала, как они все покушаются на мое пространство. Пытаются растащить его по крупицам. И с запредельным отчаянием ощутила, что в этом пространстве меня уже давным-давно нет.
– Хочешь, поделюсь с тобой собственным опытом выбора себя? – как-то предложила я Тане.
Мы сидели с ней в маленьком кафе и рассматривали меню. Она вдруг задала вопрос:
– Скажи, что мне заказать – рыбу или ягненка?
– А тебе самой-то что больше нравится?
Подруга пожала плечами и удивленно произнесла:
– А я не знаю, что мне больше нравится.
Эта фраза меня задела. Уж слишком часто в последнее время ко мне приходят прекрасные женщины – и умные, и талантливые, – которые в какой-то момент махнули на себя рукой и забыли, а некоторые никогда и не знали, что значит выбирать себя.
– Ну что? – повторила я. – Хочешь узнать мой опыт?
– Хочу, – ответила Таня, продолжая сидеть с раскрытым меню.
– Однажды я очень остро почувствовала, что раз за разом выбирала детей, мужа, работу, общение – то есть всех кого угодно, но только не себя, – начала я, вспоминая о той встрече с Мироном в гардеробной. – Я не совсем понимала, как это изменить, но сложившееся положение вещей меня не устраивало. С такими мыслями отправилась в магазин. Бродя между прилавками, останавливалась возле каждого из них и задавала себе один простой вопрос: люблю я это или нет? И знаешь, что я чувствовала?
– Что?
– Недоумение. «Как это – люблю? – удивлялся мой внутренний голос. – Правильно спрашивать: это нужно сейчас или нет?»
Таня молча смотрела на меня, отложив меню в сторону. Она прищурилась, и я понимала, что подобный вопрос она задает сейчас своему внутреннему голосу. Поэтому решила сделать паузу.
– И что было дальше? – широко распахнув глаза, поинтересовалась моя помощница.
– Меня осенило, – призналась я. – Осенило прямо там, в магазине, возле этого прилавка со свежей печенью. В моем лексиконе вообще не было понятия «люблю – не люблю». Было только «надо – не надо». А еще были «это любит мой муж», «а это любит мой старший или младший сын». Я готовила еду, убирала в квартире, работала, выстраивала все в своей жизни так, чтобы было удобно всем, но только не мне.
– Как найти этот компромисс? – спросила Таня. – Нужно же думать про семью, про детей. И вообще, готовить выгоднее одно блюдо для всех. Это экономично и по деньгам, и по времени.
– Конечно, – кивнула я и добавила: – А давайте больше зарабатывать, а не экономить?
К нам подошел официант и принял заказ. И я продолжила:
– А знаешь, почему меня осенило именно возле прилавка со свежей печенью?
– Почему?
– Я очень люблю печень. Но ни сыновья, ни муж ее не едят. Поэтому я не покупала ее двенадцать лет. Хотя блюда из печенки могу есть каждый день. Потом шла по магазину и забрела в отдел соков. Моя рука тут же потянулась за привычным томатным. И я даже подумала, что вроде люблю его. Но взгляд сам остановился на персиковом. Я никогда его не покупала, потому что дома у меня никто не пьет этот сок. Но я-то люблю персиковый, а не томатный!
Я перевела дыхание и улыбнулась, наблюдая за недоумением, пробегающим по лицу Тани.
– Когда меня женщины на тренингах спрашивают о том, как найти компромисс, я всегда отвечаю, что его искать не нужно. Нужно научиться жить параллельно. Компромисс – это создать договоренность, чтобы не воевать. Так себе перемирие. Вообще, мы живем в двойственном мире. Само слово «мир» подразумевает войну. Вот потому я и говорю женщинам: «Вы не делайте перемирие. Вы просто живите вместе».
– Ну, это эгоизм, – запротестовала подруга.
– Нет, – ответила я. – Ты же не собираешься заставлять своих домашних есть твою еду. Если бы заставляла, это как раз и был бы эгоизм.
– Да, я, пожалуй, с тобой соглашусь, – проговорила она.
– Ну что, может, поедим? – предложила я, пытаясь остановить философствование по этому вопросу.
– Сейчас поедим, – кивнула моя помощница и поторопилась задать следующий вопрос: – А можешь сформулировать самый короткий путь к этому?
– Знаешь, мы когда-то ездили в Монако, – улыбнулась я, вспоминая ту поездку в страну роскоши и богатства. – Помню, как стояла на побережье и смотрела на яхты, пришвартованные к причалу. А у меня под ногами была такая дорогущая плитка, что я не могу позволить себе положить ее дома. А здесь она лежит прямо на улице, на тротуаре. Там воздух насквозь пропитан дорогими духами. А улицы настолько чистые, что обувь даже не нужно мыть. Это настолько богатая страна, что кажется, будто в воздухе просто пахнет деньгами. И вот я стою на побережье, смотрю на эти роскошные яхты, и до меня доходит, что в жизни нужно каким-то таким офигительным способом охренеть настолько, чтобы купить себе яхту и даже не заметить, что у тебя со счета ушли деньги. У нас даже в голове не помещается: как это? Мы тут себе пачку персикового сока позволить не можем.
Деньги – это разрешение себе, позволение быть в этом мире. Когда тебя нет, ты не можешь ничего создавать. А если тебя нет эмоционально, чувственно, энергетически, то тебя нет и физически. Пространство просто не видит тебя. И оно будет бить до тех пор, пока ты не проснешься, не встанешь и не скажешь: я есть.
– Остается понять, с чего начать? – выдохнула Таня.
– Как мне говорила одна умная девушка, Елизавета, нужно просто проснуться. Но просыпаться нужно постепенно. Быстро нельзя. Знаешь ведь, что бывает с человеком, которого будят в четыре часа утра. Мы так любили развлекаться в студенчестве. Подбегаешь к спящему и кричишь у него над ухом. Человек вскакивает и врезается в косяк.
Подруга улыбнулась:
– Да, так делают все, кто жил в общаге.
– Незабываемый опыт, я тебе скажу, особенно если будили тебя, – улыбнулась я. – Но так пробуждать нельзя. Люди должны просыпаться медленно, ощущать свое тело. И начинать нужно именно с физики, с заботы о своем здоровье. Важно ответить себе на вопросы: почему ты болеешь? Как давно ты не позволял себе отдыхать? Как ты отдыхаешь? Что ты любишь делать?
Я положила в рот ложечку изумительного мангового желе и с наслаждением почувствовала, как оно тает во рту. «Очень мне нравится», – подумала я и спокойно продолжила:
– Большинство женщин даже не дают себе возможность полежать на диване. У них постоянно в голове вертится мысль о том, столько же работы еще нужно переделать. А я как-то спросила у мужа: «Тебе важно, чтобы я работала?» И он сказал: «Нет. Это важно тебе, а мне не важно». Мы вообще долгое время жили с мыслью, что все должны трудиться. И знаешь, Танюш, я с этим согласна. Все должны что-то делать, иначе начинается деградация.
Таня тоже перешла к десерту, и было видно, что она пытается ощутить вкус и решить, нравится он ей или это просто вкусно. Я улыбнулась, сделав вид, что не заметила ее эксперимент.
– Но трудиться – это не значит упахиваться. Это не значит, что нужно до дыр натирать полы дома или доказывать на работе, что ты супергерой. Выбери для себя комфортную жизнь! Но люди почему-то не могут себе этого позволить.
– Поясни, если не трудно, – попросила Таня.
– Ну вот взять меня. Мне больше нравится работать, чем заниматься бытом. Но я все равно им занимаюсь, потому что деваться некуда. Когда же я начала зарабатывать деньги, то стала постепенно разгружать себя от бытовых дел.