Не случайно владыка митрополит Кирилл, нынешний Патриарх, написал в предисловии к книге кардинала Тарчизио Бертоне об общем благе: «Для православного сознания разговор об общем благе будет неполным, если под ним понимается лишь устроение земной жизни, в то время как высшее благо – жизнь во Христе – игнорируется проповедниками радикального секуляризма и вульгарного материализма».
Земные блага не вредны, если не мешают достигать блага высшего – вечной жизни. Но приоритет земных благ ни в коей мере не может считаться «общим» для нас и для неверующих. Для нас главное благо – в пакибытии. Для них – тоже, только они этого пока не знают или отрицают. Так что именно спасение является благом действительно общим, безусловным, а земные блага более всего важны лишь для части людей. И, чтобы достигать действительно общего, истинного блага, надо не зарабатывать деньги, не строить красивые города, не корпеть над средствами продления земной жизни, а собирать сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут (Мф. 6: 20).
В советской массовой культуре слово «волшебство» стало красивым и привлекательным. С ним в книгах и фильмах ассоциировались положительные герои. На него «замыкалась» жажда чуда, тоска по сверхъестественному. А слово «гордость»? Оно чуть ли не отождествлялось с высоким нравственным обликом человека. Однажды я предложил людям в прямом радиоэфире порассуждать на такую тему: чем гордость отличается от гордыни? Слушатели искали разные варианты ответа. Кто-то говорил, что гордость – это чувство радости за ближних и за страну, а гордыня – это концентрация на себе. Кто-то просто отвечал, что есть плохая гордыня и хорошая гордость, и за последнюю не стыдно. Только религиозно грамотные люди говорили, что гордость и гордыня – это, в общем-то, одно и то же. Причина такого разброса мнений – в «отмывании» советской и постсоветской культурой слова «гордость».
«Гордость» как добродетель, «смирение» как постыдное убожество… Таинственно-манящее «волшебство» и узкая, замшелая «догма»… Все эти искаженные смыслы давно въелись в народную душу. Некоторые церковные люди даже утверждали, что ничего с этим не поделаешь и нам нужно принимать новояз. И тем не менее за последние двадцать лет многие слова вернули себе истинный смысл и изначальную окраску. Исчезли чудовищные термины «царизм», «реакция», «советский человек»… Почти никто уже не употребляет в положительном ключе слова «чертовски», «ведьма», «беситься»… Мозги и души у людей постепенно становятся на место. И бороться за истинный смысл слов, за истинное их звучание надо продолжать.
Сословное деление общества, как бы кто ни хотел объявить его временным явлением и поскорее от него избавиться, существовало всегда. И, между прочим, всегда одни сословия ставились выше, другие – ниже. На верху пирамиды обычно была верховная власть, духовенство, воинство. Чуть ниже – торговое сословие. Особая «каста» – интеллектуалы и люди творчества. Наконец, основанием пирамиды были рядовые производители материальных благ. Перевернуть эту пирамиду не смогли даже коммунистические революционеры, хотя именно это они вроде бы собирались сделать.
Можно не соглашаться с такой системой сословий, можно называть ее несправедливой. В крайних своих формах она действительно ужасна. Плохо, когда человек никогда и ни при каких условиях не может перейти из одного сословия в другое – в той же России такой порядок сгубил много талантливых людей. Сами сословия, не пополняющиеся новыми людьми, начинают застаиваться и угасать – вспомним хотя бы дореволюционное потомственное духовенство.
Однако в иерархии сословий есть и своя правда, своя высшая мораль. Тот, кто тратит всю жизнь на созидание материальных благ, достоин уважения – но не большего, чем тот, кто хранит высший смысл всей жизни, ради которого жизнь и существует, подпитывая себя материальными благами. Те, кто по самому характеру своей работы трудится ради прибыли, не могут пользоваться столь же большим почетом, как те, кто, жертвуя собой, служит другим за умеренное вознаграждение, – то же воинское сословие, например. Вот почему наш народ не принял бизнесменов, попытавшихся поставить себя выше власти и «силовиков». Вот почему и на Западе богатые предприниматели уважают честь военных, политиков, священнослужителей, не кичась перед ними своим богатством, не превозносясь перед ними и признавая их право на автономное принятие решений, которые нельзя купить за деньги. Так же постепенно вновь складывается иерархия сословий и в России.
Поэт и историк литературы Николай Всеволодович Котрелев однажды сказал: «Нам показывают по телевизору вовсе не то, что мы хотим». Можно, конечно, возразить: ну, запросы интеллигенции и народа – разные вещи. А простой «пипл» – он «схавает» любые зрелища… Однако данные опросов говорят совсем о другом: «чернуха и порнуха» надоели и самым что ни на есть обычным людям. Устала от них и молодая элита. Вот главный редактор газеты «РБК-Daily» Петр Власов заявил: «Сегодня нет юридического рабства, но есть духовное рабство, когда миллионы людей встроены в производственные цепочки, они живут только для того, чтобы ходить на работу, исполнять один процесс из миллиона, который делает вся эта гигантская мировая махина, и создавать для кого-то миллиардные состояния. Ну и параллельно им забивают голову чем попало только для того, чтобы они не задумались о собственной жизни и своих реальных интересах».
Вопрос только в следующем: когда люди научатся влиять на политику СМИ? Какие найти способы воздействия для того, чтобы телевидение перестало быть средством промывания мозгов и показывало бы то, что действительно хотят видеть люди, что соответствовало бы их интересам? Пока не помогают ни митинги, ни письма, ни даже действия властей. Эфирная политика, конечно, меняется, но медленнее, чем хотелось бы. Наверное, надо попробовать идти тем же путем, по которому пошли в Америке. Любой проигранный судебный процесс должен быть для СМИ жизненно опасен. Показали порнографию, передали ложь – лишайтесь десятой доли бюджета. Сделали то же самое пять раз – вы банкроты. Надо наконец добиться того, чтобы штрафы перестали быть символическими!
Женщина, у которой серьезно болеет ребенок, настолько отдает себя ему, настолько «мобилизуется», что собственные ее болезни сразу же отступают. Когда у России вновь проснется забота о скорбях тех, кто нас окружает и кого мы во многом создали? Проснется настолько, что исцелит наши внутренние недуги, особенно распри и расколы?
Россия незаслуженно забыла «третий мир», дистанцировалась от него, поддавшись на призывы Запада и западников «больше заниматься своими делами». Своя рубашка, конечно, ближе к телу, но в затхлой каморке изоляционизма этот наряд очень скоро истлеет. Мы должны вернуться в Азию, Африку, Латинскую Америку. Вернуться не только с гуманитарной помощью и экономическими проектами, при всей их важности, – но и с нашим видением глобальных процессов. Сегодня страны «третьего мира» стремятся объединиться, чтобы отстаивать на международной арене свои экономические и социальные интересы, свои модели политики и хозяйствования, свою культуру, в том числе христианскую. Голос этих стран буквально вопиет о несправедливом распределении мировых богатств – например, о том, что 16 процентов населения планеты потребляют четыре пятых ее ресурсов. Нас в этих странах поминают добрым словом – хотя бы потому, что мы несколько десятилетий делали невозможным однополярный мир. Надежды на наше независимое влияние в международных организациях хотя и ослабли в «третьем мире», но все же окончательно не исчезли. Помочь большинству народов Земли в их стремлении к справедливости – вполне в наших силах, и этим Россия приобретет себе мощных и искренних союзников.
В некоторых западных конфессиях существует настоящий культ «дружеского общения», утрированно-сентиментального «братства». При встрече обязательно нужно обниматься-целоваться, спрашивать о семье. Вечера во время какого-нибудь совещания непременно надо проводить вместе, потягивая вино или пиво, рассказывая анекдоты, делясь подробностями домашней жизни, а то и устраивая капустники с распеванием песен и сочинением стишков, наполненных взаимными похвалами. И попробуй не поучаствуй – решат, что ты нездоров, спросят: вы в порядке? Причина всему этому – бедность духовной жизни. Человеку, имеющему реальную связь с Богом, не нужно заполнять внутренний вакуум искусственной душевностью, полупустыми разговорами и полулицемерными улыбками…
Придет ли вновь Запад ко Христу? Если и придет, то не постепенно и не сейчас. Ничто так не убивает веру – а также и мысль, и творчество, – как сытая, спокойная, предсказуемая, самоуверенная жизнь. И нам нужно напоминать Западу об этом – напоминать для того, чтобы не угасли небольшие, «немагистральные» очаги духовной жизни, которые там теплятся. И для того, чтобы люди, живущие в западных странах, хотя бы в минуту испытаний или перед смертью обращались ко Христу. Но вот обратится ли западное общество в целом? Сможет ли вновь наполнить храмы, которые превратились в подобие скучных райсобесов или клубов для пенсионеров и домохозяек, где говорят не о жизни и смерти, а о правах женщин и об изменении климата? Наверное, все это переменится тогда, когда кончится спокойная жизнь, когда грозная мировая реальность выплеснется на улицы тихих европейских и американских городков. А это более чем возможно.
Иногда от наших нецерковных современников можно услышать, что Православие более эмоционально, чем католичество или протестантизм.
И это при том, что католическая мистика и молитвенная практика уже веков пять насквозь пронизаны чувственностью, граничащей с сексуальностью, о чем прекрасно пишет Алексей Ильич Осипов. Многие же направления протестантизма – это сплошные ахи, вздохи, пританцовывания, а то и вовсе катания по полу в экстазе. Православие сохранило трезвенное отношение к человеческим чувствам, понимание того, что во многом их контролирует враг нашего спасения. Впрочем, все ли это сознают? Не идем ли мы все чаще на поводу у западного сентиментализма? Не наполнены ли пустой, глупой, ложной чувственностью многие наши брошюры, фильмы, песни? Надо бы почаще поверять это все настоящим Православием, верой отцов Церкви и учителей аскетики…