Становится ли в мире «больше демократии»? Многие люди на Западе искренне считают, что да. В этом их убеждают политики, СМИ, общественные лидеры. Но давайте посмотрим: может ли человек, не разделяющий взгляды мейнстрима, пробиться на телевидение? Например, сторонник шариата или левый деятель, призывающий к радикальной перестройке экономики? Практически нет. Более того: прямое народное волеизъявление, которое, по идее, должно бы считаться вершиной демократии, сегодня из политической практики почти исключено. Проголосовали французы и голландцы против общеевропейской конституции – и пришедший ей на смену Лиссабонский договор уже принимали парламенты. Хотя, по идее, власти и бюрократы просто обязаны были решительно изменить свои планы и вынести их на новый референдум. И если уж действительно Запад хочет развивать демократию и учить ей всех остальных, ему нужно честно ответить на вопрос: готов ли он на деле обеспечивать народовластие у себя дома, давая людям сказать свое слово в таких ситуациях, где ни партии, ни СМИ, ни прочий истеблишмент не могут гарантировать собственного влияния.
В первую очередь – на референдумах. Кстати, и в России они вполне могли бы проводиться почаще.
Один наш ученый, исследуя Индию, подсчитал, что там десятки миллионов людей относятся к социальным слоям-призракам. Эти люди не регистрируются при рождении, не имеют постоянного места жительства, не голосуют, не читают, не пишут, да и вообще как бы «не живут» с точки зрения современного общества. Ночуют на улице, там же добывают насущный хлеб, болеют, умирают – и память о них исчезает без следа.
Между прочим, таких людей все больше и больше в России. Никому до них нет дела – ни власти, ни большинству «социализированного» общества. Только Церковь, причем вовсе не «сверху», создала службу «Милосердие», которая собирает по улицам бомжей, дает им возможность помыться, подлечиться, поесть, а иногда – выправить документы и устроиться на работу. Но это в Москве и паре-тройке других крупных городов. В большинстве же случаев никаких особенных служб не требуется. Приходы и монастыри – это единственные места, где кому-то нужны «люди-призраки». Где к ним относятся как к носителям образа Божия, даже зачерненного и подчас отвергнутого. Большинству же тех, кто громче всех говорит по телевизору о гуманности и ценности личности, до этой самой личности – страждущей, неприятной, опасной – никакого дела нет. Разве что только милицию вызвать, дабы охраняла от «пролов», от бомжей и от совести.
История: быль и небыль
Рассказали мне в Полтаве местную «быль».
Начинается она банально: у попа была собака, он ее любил. Прослышал по случаю, что в Киевской академии учат псов человеческим языком разговаривать. Собрал своего Сирка, послал с ним пономаря Тараса и всяческие подношения: ректору конвертик, проректору, инспектору… Ну и конечно, сала, колбасы, солений и прочего всего на пропитание. Тарас по дороге заехал к Маричке, да и загулял с нею, а Сирка – под зад ногой. Потом пишет депешу: «Отец Игнат, так, мол, и так, подопечный ваш поступил успешно, учится прилежно, шлите еще сала да конвертиков». Через полгода, как водится, пошло у пса потомство, запросы повысились, Тарас с Маричкой гостинцы и подношения получают да получают…
Впрочем, вот и лето наступило. Надо ответ держать. Поехал Тарас к отцу Игнату. Тот сразу с расспросами:
– Ну как там мой Сирко? Не надо ли чего?
– Как сыр в масле катается, по-человечьи будто мы с вами разговаривает!
– И что говорит?
– Ой, даже сказать стыдно… Всем молвил, и митрополиту самому, что вы днем всё горилку пьете да песни орете, а на ночь глядя до регентши бегаете.
Помрачнел настоятель.
– Тарас, ты там это… Разберись, что к чему… Вот тебе еще конвертиков, тут и митрополиту хватит…
Побыл пономарь еще пару месяцев у Марички, а потом – к отцу Игнату:
– Ох, отче, взял я грех на душу. Как плыл по Днепру, так Сирка в нем и утопил.
– Вот и правильно. Разумных нам не надо.
Еще одна «полтавская быль».
Служил на тамошней кафедре известный епископ Феофан (Быстров). Роста он был небольшого, облачения любил древние, митры носил мехом отороченные – как у староверов.
Приехала однажды в город баба огурцы продавать. Ей и говорят:
– Сегодня в соборе-то архиерей служит, это такой поп самый главный, пойди посмотри.
Возвращается баба в свое село и рассказывает:
– Девки, видела я архиерея, это поп такой самый главный. Брюхо – во, борода – во, через плечо лента красная широкая, а как кадилом машет – загляденье! А посреди церкви стоит его архиерейша – маленькая, в золотом чепчике, да с собольей опушкой. Он ее ка́дит, а она его хрестит, он ее ка́дит, а она его хрестит!
Для тех, кто еще не догадался: речь шла о статном протодиаконе, кадившем епископа Феофана, который стоял на кафедре спиной к народу.
От одного епископа услышал такой «исторический» анекдот. Беседуют настоятели двух монастырей.
– Отченька, вот почему владыка к вам приезжает редко, а к нам часто? Прямо сил никаких нет: трапезу приготовь, хор хороший пригласи, алтарь побели заново…
– А мы вот ничего такого не делаем. Как приедет – сразу на акафист, потом всенощная по полному уставу, потом трапеза – хлеб да каша. Наутро – литургия, потом хлеб да вода, и сразу опять акафист… Сей род ведь как изгоняется? Постом и молитвой.
Рассказывают, как один архиерей говорил прочувствованную проповедь перед студентами семинарии и девушками из епархиального училища. Главная тема – обличение мирских пороков.
– В каком обществе мы живем? – воздевает руки владыка. – Посмотришь направо – проститутки! (Десница при этом указует направо, где стоят епархиалки.) Посмотришь налево – наркоманы! (Жест в сторону семинаристов.) Посмотришь прямо перед собой – бандиты, мафия!!! (Обе руки простираются к духовенству, которое, стоя под амвоном, смиренно внимает архипастырскому слову.)
Надеюсь, не быль. Священник во время отпевания забыл про евангельское чтение. Регентша ему:
– Батюшка, а Евангелие-то?
Требосовершитель смотрит на покойника, на родственников и опять на регентшу:
– Он не слышит, они не понимают, а ты молчи!
Тоже, надеюсь, анекдот не из жизни. Священник совершает венчание. Спрашивает невесту:
– Имеешь ли произволение благое и непринужденное и твердую мысль взять себе в мужья сего Иоанна, которого видишь здесь пред собою?
И невеста, и священник волнуются, тот роняет книгу, открывает ее на чине оглашения и «переспрашивает»:
– Отреклась ли от сатаны?
Религиозная безграмотность после советских лет была чудовищной. Один батюшка рассказывал, как в начале девяностых только что открывшийся монастырь посетила экскурсия. Прилично одетая дама, умильно взирая на иконы, говорит свой спутнице:
– У моей бабушки бог был Николай Угодник. У мамы – икона Казанская. А я вот выбрала себе в бога Смоленскую.
Сам слышал в эти же годы от рабочего в музее такую «интерпретацию» барочной скульптуры Архангела Михаила, одетого в ниспадающую тунику:
– А это вот святой у нас. Бог апостол, голый.
Такой «образовательный уровень» попадался даже у людей вроде бы воцерковленных! Тот же священник встретил в паломничестве заслуженного сельского пономаря со старухой женой, которая ему и говорит:
– В Киеве были, там игуменья уж так принимала, так принимала! Крест с мощами подарила – там и Иоанна Богослова мощи, и Варвары-мученицы, и Самого Спасителя!
– Мать, ты что, про Воскресение не знаешь? – спросил священник.
– Я тебе говорю: Самого Спасителя.
Как прекрасно, что сегодня таких «откровений» почти нигде уже не услышишь!
В одном светском молодежном лагере была православная группа. Молилась утром и вечером, давала желающим почитать духовную литературу. Когда я выступал перед широким кругом молодежи, одна девушка встала и задала возмущенный вопрос:
– Вот я вчера была на дискотеке… А вы знаете, что наши православные там пели и танцевали? Это как вообще?
Пришлось ответить, что это в любом случае лучше, чем если бы они пили пиво перед телеящиком…
Из иподиаконских историй. Архиерей выходит из храма после службы. В дверях перед папертью застряла старушенция. Не пускает стайку девиц, кричит:
– Шалавы, шлюхи! В чем в храм пришли! Срам! Вон отсюда!
Владыка трогает ее за плечо посохом, говорит:
– Мать, уймись. Архиерея пропусти…
Та – ноль внимания. Иподиакон рассказывает: «Судя по всему, глухая была. Кричала ведь так, что на весь храм было слышно! Подождали минуту. Бабка, кстати, подпрыгивала и вращалась вокруг своей оси, как соковыжималка советского производства. В конце концов повернулась к архиерею». И продолжает визжать:
– Дуры размалеванные! Вон из храма! Не пущу!
«Видать, еще и слепая была, – заключил рассказчик. – Но какая энергичная! Нам бы так…»
Девушка приходит к священнику за «благословением на пирсинг». Батюшка отвечает:
– Все дырки, какие тебе нужны, Господь и так уже создал. А будешь говорить глупости – одну из них может и закрыть!
Из поминальных записок. Одна из них вообще не содержала ни имен, ни указания, как поминать – за здравие или за упокой. Было только написано: «О всех родителях и сродственниках моих, о всех родителях и сродственниках его». Сколько же, в самом деле, у «него» родителей? А вот в другой записке значилось: «Об упокоении на 30 дней». Ну не хочет человек вечного покоя усопшему…
Мобильники, звонящие в храме, – все более популярная тема для невеселых историй. Рассказывает один монах: «Поставил на телефоне таймер, чтоб ненароком обед не проспать, да и зашел в храм. Слышу – у кого-то телефон звонит. Ну и давай отчитывать! А тут у меня под рясой: New York, New Yo-o-ork»!