Православная Церковь Чешских земель и Словакии и Русская Церковь в XX веке. История взаимоотношений — страница 41 из 87

Во второй половине 1930-х гг. материальные условия жизни в обители оставалось тяжелыми, что способствовало текучести состава братии (влияли и периодически обострявшиеся отношения с местной администрацией). 13 ноября 1934 г. игумен Серафим сообщил на заседании Духовного Собора о критическом хозяйственном и финансовом положении: на складе не было продовольствия, и кредиторы требовали возвращения долга. В январе 1936 г. общие долги обители превышали 15 тыс. крон, и когда в начале февраля наместник о. Серафим ездил в Братиславу, он собрал пожертвования в размере 444 крон, что позволило продолжать деятельность братии.[476]

Во время этой февральской поездки 1936 г. архимандрит Серафим, чтобы упрочить юридическое положение монастыря, подал для регистрации в органы внутренних дел в Братиславе устав «Общины братьев св. Иова Почаевского, покровителя церковного русского книгопечатания с центром в Ладомировой». 15 марта 1937 г. устав был утвержден Министерством внутренних дел Чехословакии. С этого времени братство официально действовало как христианская культурно-общественная организация.[477]

Несмотря на собственные материальные трудности, насельники обители оказывала разнообразную благотворительную помощь. В частности, 20 марта 1935 г. Духовный Собор постановил помочь созданию церкви в с. Орлихны, выделив деньги и передав старый иконостас из монастырского храма; 31 августа того же года Собор обсуждал вопрос о необходимости взять в долг для Орлишанской церкви две тысячи крон. 4 июня 1935 г. игумен Серафим получил письмо от правления Русского союза военных инвалидов в Чехословакии с просьбой «организовать и провести сбор для оказания помощи тяжело нуждающимся русским инвалидам среди русской и чехословацкой общественности». Эта просьба была вскоре выполнена, а в октябре 1935 г. братство начало материально помогать Русскому национальному фонду в Ужгороде.[478]

Благотворительная деятельность, как и раньше, сочеталась с миссионерской. 11 декабря 1935 г. Духовный Собор братства благословил графа Г. А. Шереметева на создание Крестового братства Покрова Пресвятой Богородицы, правда, воздержавшись от руководства им. В августе того же года в обитель преп. Иова поступило письмо от архимандрита Боголепа — основателя и настоятеля несколько лет существовавшего с 1929 г. православного мужского Благовещенского скита в с. Горбки (ныне Виноградовского района Закарпатской области Украины), с предложением руководить этим скитом. Эта просьба была выполнена, и, хотя в 1939 г. скит был преобразован в женский и приписан к Липчанскому женскому монастырю, и в дальнейшем, в том числе в 1941 г., туда «командировались» для службы члены братии преп. Иова и т. д.[479]

24 июля 1935 г. Духовный Собор постановил ввести коленопреклоненное чтение молитвы о спасении России на сугубой ектении и испросить благословение архиепископа Виталия на предложение иеромонаха Михаила (Дикого) из Братиславы — два дня в неделю служить в малой церкви вторую литургию о спасении России. Домовая теплая (зимняя) церковь с постоянным иконостасом была устроена летом 1936 г. в прежней келии послушников в типографском корпусе (по решению Духовного Собора от 25 мая 1936 г.).

Осенью 1935 г. братство приняло активное участие в праздновании юбилея архиерейского служения Первоиерарха Русской Православной Церкви за границей митрополита Антония (Храповицкого). Был выпущен специальный, посвященный Владыке, номер «Православной Руси»; игумен Серафим (Иванов) с мощами свт. Пантелеимона Целителя на несколько недель ездил в Югославию в качестве представителя обители на юбилейных торжествах.[480]

Постепенно материальное положение обители начало улучшаться. Вторая половина 1930-х гг. была наиболее успешным временем деятельности типографского братства, издания которого распространялись среди русских эмигрантов по всему миру. Получая финансовую прибыль от их реализации, братия обители сумела во второй половине 1936–1937 гг. построить странноприимный дом. Таким образом, Миссия получила возможность принимать все большее количество паломников и частично решить проблему их размещения.

Количество людей, проявлявших интерес к тому, чтобы лично посетить обитель, постоянно росло. Паломников привлекала икона преп. Иова Почаевского и другие святыни монастырские богослужения, монастырский уклад, напоминавший неповторимую атмосферу старой России, которую невозможно было почувствовать в других эмигрантских центрах. Таким образом, Ладомирова се чаще становилась целью поездок многих русских эмигрантов. Одни приезжали сюда в качестве паломников, других приводили потребности работы или учебы, то есть желание освоить церковное книгопечатание или подготовиться для принятия сана священника. Так, например, осенью 1937 г. монастырь посетили группы верующих из Латвии, Швейцарии, Франции и Югославии[481].

Со времени основания монастырь преп. Иова Почаевского фактически подчинялся Архиерейскому Синоду Русской Православной Церкви за границей. Архимандрит Виталий и его приемник архимандрит Серафим находились в тесном контакте с Первоиерархами РПЦЗ. Архиерейский Синод управлял финансовыми делами братства, обитель высылала ежегодные взносы на общецерковные нужды, руководители братства консультировались по вопросам планирования издательской деятельности, миссионерской работе и т. п.[482].

При этом монахи обслуживали окрестные приходы Мукачевско-Пряшевской епархии, находившиеся в юрисдикции Сербской Православной Церкви, и поэтому состояли в ее клире, что чем дальше, тем больше, создавало различные препятствия для деятельности братства. Занимавший со 2 октября 1931 г. Мукачевско-Пряшевскую кафедру епископ Дамаскин (Грданички) активно стремился ограничить русское влияние в Подкарпатье. После отъезда Владыки Виталия в Америку епископ Дамаскин стал требовать полного подчинения монастыря своей канонической власти и даже планировал отстранить административным путем наместника архимандрита Серафима и собирался наложить на него прещения.

Когда в середине марта 1936 г. игумен Савва (Струве) приехал в Мукачево к епископу Дамаскину с целью смягчить конфликт, Владыка его не принял и через секретаря Епархиального Управления передал требования: пока о. Серафим не передаст игумену братию, и пока сам архимандрит не уедет в Америку, епископ о. Савву не примет, а когда это будет исполнено, то только через три-четыре месяца после этого игумен может рассчитывать на прием у архиерея.

Сразу же после возвращения о. Саввы в Ладомирову Духовный Собор обители постановил: 1. Архимандриту Серафиму немедленно ехать с просьбой о заступничестве к Сербскому Патриарху Варнаве, и от имени Духовного Собора обратиться к Его Святейшеству с просьбой взять обитель под свою защиту; 2. Если обращение к Патриарху не поможет, архимандриту поехать в Болгарию, «прозондировать почву», — не дадут ли там братству какой-нибудь монастырь в пользование; 3. Одновременно обратиться к архиепископу Виталию за указанием, как действовать; 4. Отцу Савве сообщить епископу Дамаскину о временном отъезде архимандрита и просить ради предстоящих праздников подождать с прещениями до получения ответа от архиепископа Виталия.[483]

30 марта Духовный Собор утвердил план предстоящей поездки о. Серафима, выдав ему удостоверение о полномочиях вести переговоры в Югославии и Болгарии и послание Собора Патриарху Варнаве. Одновременно о. Савве было поручено запросить игумена Иоанн (Шаховского) о подходящем монастыре в Болгарии. Поездка о. Серафима оказалась не слишком успешной, и после его возвращения — в середине мая Духовный Собор поручил игумену Савве выехать в Прагу для выяснения возможности снять виллу в этом городе на случай переезда обители.[484]

Активная миссионерская деятельность русского братства, формально входившего в состав Мукачевско-Пряшевской епархии, вызывала тревогу даже у Патриарха Варнавы. 27 апреля 1936 г. он написал председателю Архиерейского Синода РПЦЗ митрополиту Антонию (Храповицкому) письмо по поводу нежелательного образа действий Владыки Виталия, который оставался настоятелем обители, в отношении братства преп. Иова.

В ответе митрополита Антония от 25 мая говорилось: «…по-видимому, Архиепископ Виталий не переписывал на свое имя монастырское, т. е. церковное имущество, как это значится в письме Вашего Святейшества, а лишь создал типографию с довольно значительным движимым и недвижимым имуществом, которое с самого начала было записано на его имя… думаю, что и Сербская Православная Церковь может относиться к начинаниям Преосвященного Виталия с полным доверием, будучи уверенной, что Братство им устроенное и далее будет вполне лояльно к ней, как впрочем, и все русские церковные учреждения, имеющие приют на территории подлежащей юрисдикции Сербской Православной Церкви или ныне входящие в состав ее».[485] Письмо Патриарха Варнавы было доложено митрополитом Антонием Архиерейскому Синоду, который 16 июля 1936 г. постановил дать на него ответ после прояснения вопроса с собиравшимся приехать в Белград архиепископом Виталием.

В 1937 г. архимандрит Серафим (Иванов) по поручению Владыки Виталия составил положение о «Почаевско-братской типографии», в котором предлагалось изменить существующее положение: «Мотивы, побуждающие братство восстановленной Почаевской типографии преп. Иова во Владимировой просить о выходе из клира Карпаторусской Мукачевско-Пряшевской епархии: 1) Главная цель братства — восстановить Почаевскую типографию для будущей России, а до того времени служить общерусским церковным нуждам рассеяния. 2) Вторая цель — создать ядро идейного русского монашества из эмигрантов и вообще всех русских людей для будущей работы по восстановлению монашества в возрожденной России. 3) Устав епархии Мукачевско-Пряшевской определенно указывает, что настоятель монастыря и братский собор должны быть чешскими гражданами. Клаузула, что временно может быть настоятелем иностранный подданный, не может быть использована, ибо вопрос идет о постоянном устройстве типографского братства. Возобновители Почаевской типографии не могут и не имеют намерения сделаться чехословацкими гражданами, т. к. готовят себя для церковной работы в будущей России. 4) Предстоящая неизбежность автокефалии Православной Церкви в Чехословакии, если братство останется в клире этой Церкви, естественно сузит рамки деятельности Почаевской типографии, и отвлечет ее от работы на общерусской церковной ниве со специальными заданиями, указанными в п. 1 и 2».