В целом Русская Миссия в Ладомировой в межвоенный период стала важной частью жизни северо-восточной Словакии. Она была не только местом, откуда распространялось Православие по всему краю, но и центром пропаганды русской культуры и идеи всеславянской общности. Для местных жителей она также была местом, где можно было получить разнообразную помощь, обрести надежду и утешение в их порой очень тяжелой повседневной жизни. Важную роль обитель преп. Иова сыграла и в жизни русских эмигрантов, поселившихся в различных регионах Чехословакии. Церковные периодические издания и календари, распространявшиеся из Ладомировой среди российских эмигрантов, были для них важным источником, укреплявшим веру и насыщавшим их духовную жизнь, поддерживавшим надежду на возвращение в родную землю, усиливавшим национальное самосознание и способствовавшим сохранению русской культуры на чужбине.[500]
3. Монастырь преп. Иова Почаевского, православные приходы Словакии и Закарпатья в годы Второй мировой войны
После раздела Чехословакии, и ее частичной оккупации немцами и венграми ситуация в стране существенно изменилась. Еще 7 октября 1938 г. под давлением Германии чехословацкое правительство признало автономию Словакии, а 8 октября и Закарпатской республики, президентом которой стал греко-католический священник Августин Иванович Волошин, объявивший 14 марта 1939 г. Закарпатье независимым государством. В тот же день — 14 марта была провозглашена самостоятельность Словакии. При этом по Венскому арбитражу от 2 ноября 1938 г. южные районы этой страны и небольшая часть Подкарпатской Руси были включены в состав Венгрии. Остальную часть Закарпатья Германия передала Венгрии 15 марта 1939 г. (в день оккупации Чехии). Вследствие этого Мукачевско-Пряшевская епархия была разделена государственной границей на две части. При разделе подавляющая часть — 103 из 115 общин (138 тысяч прихожан) отошла к Венгрии.[501]
Формально автономная, но фактически независимая с 8 октября 1938 г. самопровозглашенная Закарпатская республика просуществовала меньше полугода. Ее президент Августин Волошин представлял украинское сепаратистское движение, которое большинство местного православного населения, считавшего себя русинами, соплеменными русским, воспринимало негативно. Об этом, в частности, говорилось в донесении польских заграничных служб от 3 февраля 1939 г.[502]
Позднее, в письме И. Сталину от 18 ноября 1944 г. представители православного духовенства и мирян Закарпатья так охарактеризовали эту историю: «Когда в 1939 г. Гитлер начал оккупировать Чехословакию, то он воззвал своих наемников, галицких сепаратистов по всей Чехословакии и Германии и всех выслал на Карпатскую Русь с поручением провозгласить Карпатскую Русь Карпатской Украиной и начать работу в пользу Германии, на ущерб всем славянам, а особенно Советского Союза… Против зверского насилия германофилов — галицких сепаратистов местное население Карпатской Руси, как и чешские власти оказались бессильными: Гитлер Чехию взял под свой протекторат, Словакию объявил самостоятельной, а Карпатскую Русь (Украину), испробовав ее, передал Венгрии. Передал он Карпатскую Украину Венгрии не потому, что она ему не была нужна, а потому что население Карпатской Руси поставилось против украинской идеологии вообще, а против сепарастических планов гитлеровских наемников в особенности».[503]
Захватив Подкарпатскую Русь, венгерские власти стали активно бороться там против сербского влияния и поддерживать греко-католиков. Возглавлявший Мукачевско-Пряшевскую епархию епископ Владимир (Раич) отказался принимать венгерское гражданство, и был в значительной степени отстранен от управления. На территории Словакии осталось лишь 12 приходов епархии (пять из которых окормляли русские монахи), монастырь преп. Иова и две церковные общины в юрисдикции митрополита Евлогия (Георгиевского) — в Братиславе и Нитре. Епископ Владимир еще некоторое время проживал в Мукачево, но фактически потерял связь с Сербской Церковью и полностью лишился возможности окормлять словацкие приходы.[504]
Обсудив донесение игумена Серафима (Иванова) от 25 июля 1939 г. «о желательности при данной политической обстановке передачи православных приходов в Словакии из юрисдикции Сербской Церкви в юрисдикцию [т. е. под управление] Епископа Берлинского и Германского» Серафима (Ляде) и приложенную к нему копию докладной записки благочинного приходов в Словакии протоиерея Василия Соловьева епископу Владимиру с аналогичными предложениями Архиерейский Синод РПЦЗ 4 августа 1939 г. постановил: «1) Признать, что не встречается препятствий к осуществлению предложенного прот. В. Соловьевым мероприятия, если Сербская Церковная власть нашла бы осуществление его желательным; 2) О положении православных церквей в Словакии доложить Архиерейскому Собору, для чего передать при выписке из сего определения в Соборную Канцелярию все относящиеся к сему материалы».[505]
В начале 1940 г. епископ Владимир назначил протоиерея Василия Соловьева администратором словацких приходов и одновременно обратился к Владыке Серафиму (Ляде) с просьбой взять находящиеся в Словакии православные приходы в свое управление. Однако Сербский Патриарх Гавриил не дал на это согласие, и подчинил словацкие общины непосредственно себе.[506] Решение данного вопроса затянулось на два года.
После провозглашения независимости Словакии, ее органы власти не запретили деятельность Русской Миссии в стране и в целом нейтрально относились к ней. Руководство Миссии в своих периодических изданиях уведомило читателей, что будет и далее, в новой политической ситуации, продолжать свою деятельность, так как «новая государственная власть позволила нам продолжать и далее вести культурную работу на тех же основах»[507].
При этом, хотя словацкое правительство не чинило открытых препятствий деятельности Миссии, государственные органы регулярно контролировали жизнь братии монастыря преп. Иова Почаевского. Об этом свидетельствуют документы Словацкой службы безопасности 1939–1940 гг., в которых можно найти следующие оценки деятельности обители: «…указанное объединение является своеобразным убежищем терпящих нужду русских эмигрантов, и часто бывает, что члены сообщества выходят из него и ищут более прибыльное занятие» или «…указанные монахи живут закрытой жизнью монастыря, ни с кем не встречаются, никаких сборищ не устраивают»[508].
Особое внимание придавалось изданию газеты «Православная Русь». Органы государственной безопасности в основном следили за тем, в какой форме и каким способом Миссия получала сообщения от своих корреспондентов, как их использовала, и не имела ли намерений заняться политической деятельностью. В донесениях словацких полицейских органов сохранились сведения о количестве членов Миссии и списки персонального состава братии монастыря. В июне 1940 г. районная администрация в Стропкове подготовила список всех духовных и светских лиц, находившихся в обители преп. Иова. Из этого списка следует, что в тот период в монастыре проживало 27 человек, деятельность которых характеризовалась следующим образом: «… Все здесь политически не активные, их государственная благонадежность не вызывает сомнений. Занимаются исключительно религиозной деятельностью»[509]. Согласно официальным распоряжениям, действовавшим в Словацкой республике, все иностранцы, жившие или приехавшие на территорию страны, должны были явиться в ближайший жандармский участок и попросить разрешения на пребывание в ней. Последнее разрешение на проживание в Словакии насельникам монастыря преп. Иова было выдано в апреле 1944 г.
Русская Миссия в Ладомировой продолжила, хотя с определенными ограничениями, свою активную деятельность и в годы Второй мировой войны. При этом братия сосредоточила работу на двух основных направлениях — миссионерской и издательской деятельности. В сфере реализации первого из этих направлений осенью 1940 г. в обители преп. Иова была предпринята попытка открыть двухгодичные Пастырско-богословские курсы с целью подготовки священников и иноков-миссионеров для русского зарубежья и освобожденной в будущем от советской власти Родины. Казалось, что появилась возможность реализовать давнюю мечту Владыки Виталия открыть при братстве Духовную школу. Сначала для реализации этих планов не было помещения и средств, потом чинились препятствия со стороны некоторых влиятельных церковных кругов, а среди братии не хватало иноков с высшим богословским образованием, чтобы использовать их в качестве бесплатных преподавателей. Кроме того, не было острой необходимости в подобной школе. Местных русинов посылали учиться в сербские семинарии, для русских в Европе существовало несколько богословских школ: пастырское училище архиепископа Дамиана (Говорова) в Болгарии, Свято-Сергиевский институт в Париже, богословские факультеты и семинарии в Польше, в Прибалтике и т. д. К осени 1940 г. все эти Духовные школы были закрыты или находились накануне закрытия. А у братства преп. Иова появились условия, позволяющие открыть Духовную школу: богословски образованные иноки в качестве преподавателей, достаточные средства, почти пустующая из-за войны странноприимница могла быть использована в качестве учебного помещения. Наконец, среди братии имелись лица, которые могли стать первыми слушателями школы.
В связи с новой политической обстановкой в Зарубежной Русской Церкви остро ощущался недостаток богословски подготовленных церковных деятелях. В конце 1940 г. архимандрит Нафанаил отмечал: «Нужны они и для эмигрантской Церкви, а особенно нужны для работы в России, по освобождении ее из-под безбожного ярма. В России в катакомбной Церкви, несомненно, подготавливаются мужи, исполненные огромной духовной силы, и они, и только они должны повести и поведут корабль освобожденной русской Церкви. Но у них будет один крупный пробел — недостаток систематического богословского образования. И этот пробел могут и должны заполнить церковно настроенные русские эмигранты. Они должны выступить в скромной роли спецов богословской науки, по советской терминологии, смиренных технических советников будущих руководителей Русской Церкви».