В начале июня 1943 г. братству все-таки удалось возобновить выпуск «Православной Руси», который продолжался беспрерывно вплоть до эвакуации обители в августе 1944 г. (последний «ладомировский» номер вышел 21 июля). В редакционной статье отмечалось: «В студеную зимнюю ночь неожиданно, негаданно, вдруг умерла она… И вот, тоже темным субботним вечером, снова неожиданно, негаданно, под неделю Антипасхи, когда весло цвели черешни в нашем саду, поднесли нам красное яичко, возвестили: воскресла „Православная Русь“ — отменено январское распоряжение о закрытии 109 газет».[641] По предложению словацкой администрации редакции газеты уже в первом возобновленном номере пришлось поместить официальный протокол следствия по Катынской трагедии (расстреле НКВД в 1940 г. польских офицеров).[642]
При возобновлении издания газеты запрет на ее ввоз, как и другой духовной литературы, в оккупированные области СССР оставался вплоть до конца войны. При этом «Православная Русь» все-таки различными путями попадала туда. Так один из жителей Словакии, вернувшийся с Восточного фронта осенью 1943 г. сообщил редакции: «Много радостного я слышал о вас. В городе Белгороде показали мне вашу газету. Ее переносят потихоньку из деревни в деревню, из города в город».[643]
С начала 1944 г. некоторые статьи газеты печатались в современной русской орфографии, так как сброшюрованными в отдельные книжки, полулегально посылались в лагеря восточных рабочих. Тираж «Православной Руси» во второй половине 1943–1944 гг. был значительно меньше, чем до закрытия — всего 500 экземпляров, из них 250 рассылались по подписке в Словакии, 100 — в Болгарии и 20 в Швейцарии, в Германию и оккупированные ею страны пересылку по подписке так и не разрешили. Однако по несколько экземпляров удавалось пересылать в письмах или передавать различными путями в Сербию, Протекторат Богемии и Моравии, Франции, Люксембург, Германию, Бельгию, Испанию и скандинавские страны.[644]
При этом в газетных статьях сохранялась глубокая вера в духовное освобождение русского народа, окрепшая после существенных уступок советского руководства Русской Церкви осенью 1943 г. Так в январе 1944 г. в редакционной статье архимандрит Серафим писал: «Война на Востоке началась в день всех святых в земле Российской просиявших… Мы и тогда писали и ныне утверждаем, что это было знамением Божиим о том, что спасется народ русский от безбожного ярма и начнет возрождаться святая православная Русь. Теперь мы видим, что процесс этого возрождения уже начался. Религиозное чувство в русском народе настолько окрепло, что с ним оказались вынужденными считаться Сталин и его безбожное окружение… это великая могучая стихия. Ее не победить уже большевизму, даже если он победит Европу. Живые струи духа на наших глазах перерождают русский народ, и коммунисты сдают свои идеологические позиции одну за другой».[645]
Доклад архимандрита Серафима об издательской деятельности обители был специально заслушан 25 октября 1943 г. на единственном в годы войны Архиерейском совещании РПЦЗ в Вене. После обсуждения доклада участники совещания выразили братству благодарность «за громадную неутомимую и успешную издательско-просветительную работу». Митрополиту Берлинскому и Германскому Серафиму (Ляде) была высказана просьба и далее «оказывать помощь братству, способствуя получению им разрешения на распространение изданий в Германии и восточных областях». Совещание также попросило митрополита Анастасия (Грибановского) «выразить от его лица благодарность Св. Синоду Болгарской Церкви за щедрую помощь, оказанную им типографскому братству». По вопросу о том, что печатать в первую очередь — Минею праздничную или Архиерейский чиновник, участники совещания высказались за Минею, так как в ней ощущалась «большая нужда». Относительно орфографии при печатании молитвословов было признано желательным «наряду с церковно-славянским текстом помещать русский перевод по новой орфографии».[646] Архиерейское совещание также постановило считать «Православную Русь» общецерковным органом и изыскать средства для ее перехода на еженедельное издание (это решение осуществить не удалось).
Монахи, как могли, старались помочь и так называемым остарбайтерам (восточным рабочим). Летом 1942 г. они стали встречать на словацких станциях впервые появившиеся эшелоны с людьми, насильно угоняемыми на работы в Германию. Их снабжали едой, крестиками, духовной литературой. Потом от этих восточных рабочих приходили в обитель сотни страшных писем о жизни в III рейхе, которые частично публиковались. В Братиславе в то время проживало около 300 русских эмигрантов, и почти все они стали ходить на вокзал, принося остарбайтерам еду, папиросы, иконки, молитвенники. Братиславский русский приход выделил деньги на еду, передал 1 тыс. крестиков и заказал еще 3 тыс., от монастыря поступили молитвенники и религиозные брошюры. Впрочем, братство прп. Иова весной 1942 г. также изготовило для жителей России несколько тысяч медных посеребренных крестиков.
В праздник Пресвятой Троицы иеромонах Иов (Леонтьев) после богослужения в братиславской церкви призвал прихожан к сбору на помощь остарбайтерам, который дал 1 тыс. крон. Словацкие власти сначала пытались помешать этой работе, но затем предоставили право посещать эшелоны о. Иову, 25 представителям русской колонии Братиславы и настоятелю местного прихода архимандриту Михаилу (Дикому). При этом братиславский приход не только заготовил большое количество нательных крестиков для раздачи остарбайтерам, но и отправил в Россию несколько священнических облачений и разнообразную церковную утварь.[647]
В ноябре 1942 г. в монастыре стали появляться первые люди, бежавшие из лагерей военнопленных или с принудительных работ. Их сначала оставляли жить в обители, а когда с весны 1943 г. стали приходить десятки бежавших из плена советских юношей, то этих людей монахи начали устраивать, используя свои связи, на службу в различные учреждения и хозяйственные предприятия. Таким образом, за лето 1943 г. через монастырь прошло 40 человек. Осенью же вышел новый закон, по которому Словакии запрещалось давать у себя приют беженцам из Украины и России без специального германского разрешения, но братство по-прежнему помогало им, выдавая за беглецов из Венгрии, Румынии и Сербии.
Вскоре по требованию немцев в Словакии был создан лагерь для пойманных беглецов, не сумевших достать необходимых документов, на 105 человек. Архимандриту Нафанаилу (Львову) удалось устроить там временную церковь и трижды провести богослужение, но затем всех заключенных словацкие власти выдали Германии. Спасение беглецов продолжалось и в 1944 г.; в это время при помощи монахов на работу в различные места уже было устроено более 100 человек.
Оказывало братство и денежную помощь. Например, получив в апреле 1943 г. деньги за свою литературу, посланную в Германию, монастырь пожертвовал из них 10 тыс. крон на строительство православной церкви в с. Медвежьем и 1 тыс. — на устройство часовни в с. Порубная. 11 мая Духовный Собор обители пожертвовал на постройку церкви в Медвежьем еще 5 тыс. крон, а 7 декабря 1943 г. — новые 5 тыс. крон. 24 сентября 1943 г. Духовный Собор постановил выделить 15 % всех своих средств на нужды русских, пострадавших при бомбардировке Берлина, в том числе 500 марок — епископу Потсдамскому Филиппу.[648]
Различные германские ведомства все время войны пытались осуществлять надзор за деятельностью насельников обители. Так 14 октября 1942 г. пражский отдел СД сообщил в Главное управление имперской безопасности, что в Ладомировском монастыре воспитывают всех русских православных священников в Словакии, которых особенно много в области Пряшева. 26 ноября уже полицейский атташе германского посольства в Словакии с тревогой написал в венский отдел СД о переводе из-за границы значительных денежных сумм в Ладомирову, 12 декабря 1942 г. о том же сообщил пражский отдел СД. Наконец, 11 сентября 1943 г. полицейский атташе посольства еще раз напомнил венскому отделу СД о результатах своего наблюдения за монастырем и предложил сделать совместный доклад шефу Полиции безопасности и СД (к сожалению, этот доклад не сохранился).[649]
В начале августа 1944 г. Словакия привлекла к себе внимание различных германских ведомств, в связи с тем, что в нее переехала из Варшавы (к которой приближались советские войска) большая группа православных иерархов, священников и членов их семей различных юрисдикций. Эта группа состояла из трех частей: священнослужители и миряне Польской Православной Церкви во главе с митрополитом Варшавским и всея Польши Дионисием (Валединским), представители автономной Украинской Православной Церкви (в юрисдикции Московского Патриархата) во главе с архиепископом Киевским Пантелеимоном (Рудыком) и священнослужители автокефальной Украинской Православной Церкви, возглавляемые архиепископом Луцким и Ковельским Поликарпом (Сикорским).
Запрос о возможности подобного переезда подотдел церковных дел Польского генерал-губернаторства сделал 28 июля, и уже 31 июля из Рейхсминистерства занятых восточных территорий последовал положительный ответ с указанием, что использование православных епископов для духовного окормления восточных рабочих невозможно.[650]
18 августа германский посол в Братиславе сообщил в свой МИД, что с митрополитом Дионисием и двумя другими польскими архиереями (архиепископом Краковским Палладием Выдыбида-Руденко и архиепископом Холмским Иларионом Огиенко) в Словакию приехало 112 человек (они разместились в Чирмерзее), с архиепископом Пантелеимоном и его Синодом из четырех архиереев — 96 (расположились в отеле «Спорт» в Татрах), а с архиепископом Поликарпом и подчиненными ему шестью архиереями — 91 человек (поселились в Братиславе и Тренчине). Правительство Генерал-губернаторства просило словацкие власти об особом попечении «церковных сановников», которым вскоре были выданы пособия.