В Ладомировой до января 1945 г. пребывало шесть насельников во главе с игуменом Саввой (Струве), им оставили второй ковчег с частицей мощей свт. Пантелеимона, Почаевскую икону Божией Матери, частицу мощей св. Иоанна Крестителя и маленький образ преп. Иова с частицей мощей святого. Лишнее имущество обители поделили между крестьянами.
В отсутствие архимандрита Серафима переселение в Братиславу организовал благочинный и эконом иеромонах Иов (Леонтьев). 24 октября 1944 г. Архиерейский Синод РПЦЗ постановил возвести о. Иова во игумена за успешную эвакуацию братского имущества и наградить наперсным крестом иеромонаха Киприана (Пыжова) за создание храма на подворье обители в Братиславе (вмещавшем до 100 богомольцев). В это время монастырь преп. Иова снова перешел в непосредственное подчинение Архиерейскому Синоду, эвакуированному из Белграда в Вену, а затем в Карлсбад (Карловы Вары).
Часть книг (однако, не так много, как хотели) заблаговременно отправили в Швейцарию (одну тонну) и в Германию. Еще в мае 1944 г. митрополит Серафим (Ляде) ходатайствовал о перевозе на территорию Германии из Словакии нескольких тонн церковной литературы, однако немецкое ведомство по торговле и перевозке книг ответило отказом, сообщив, что ввоз в III рейх такого большого количества религиозной литературы невозможен. Не помогла и поддержка Рейхсминистерства церковных дел, которое в начале июня было вынуждено сообщить Владыке Серафиму об отказе.[662]
Ко времени эвакуации состав братии несколько изменился. В первой половине 1942 г. умер служивший на приходе в с. Чертежное иеромонах Михаил (Никифоров), а 20 июля того же года — от туберкулеза иеромонах Григорий (Пыжов) — седьмой насельник, похороненный на братском кладбище. Когда смертельно больного о. Григория в словацкую больницу пришел причастить о. Виталий (Устинов), иеромонах поведал ему о явлении Пресвятой Богородицы и предсказал, что братство преп. Иова уедет далеко из этих мест. Перед смертью о. Григорий дал заповедь: «Ни с кем не спорь, никому не доказывай, но бери любовью». Находившиеся в больнице католические монахини говорили после его смерти: «Он — святой, он — святой». Из-за военных действий тело иеромонаха только на десятый день привезли в монастырь, но, несмотря на июльскую жару, трупного запаха и признаков тления не было.[663]
После смерти о. Михаила обслуживать церковь в Чертежном и общину в расположенном неподалеку г. Межилаборцы (где находилось кладбище русских воинов, павших в Первую мировую войну) из монастыря был направлен местный уроженец иеромонах Игнатий (Чокина), вскоре возведенный в сан игумена. В связи с этим 1944 г. иеромонах Киприан (Пыжов) написал иконы для иконостаса церкви в с. Чертежное. Архиерейский Синод был вынужден рассматривать дело самовольно покинувшего обитель монаха Вячеслава (Нестеренко), постановив лишить его монашества, если он в месячный срок не вернется в монастырь. Правда, к такому наказанию прибегать не пришлось. Следует отметить, что Духовный Собор обители в середине октября 1941 г. отправил письмо с изложением дела монаха Вячеслава архиепископу Виталию (Максименко) в США.
Постепенно появлялись новые насельники: в 1941 г. — временно иеромонах Антоний (Медведев), затем — иеродиакон Геласий (Майборода, позднее архимандрит), священник Константин Махлайчук, послушник Василий Ковшов. С января 1942 г. по май 1945 г. в обители проживал и служил протоиерей Иоанн Иванов (ранее настоятель церкви в Межилаборцах).
14 ноября 1944 г., уже в Братиславе, в число братии были приняты архимандрит Агапид и игумен Валентин, а 5 декабря в братство вступил послушником эвакуировавшийся с Украины бывший член тайной иосифлянской общины Петр Чернобыль (в дальнейшем архимандрит Нектарий). В своих воспоминаниях о. Нектарий писал, что в Братиславе он пел на клиросе монастырской церкви, и в числе посещавших храм многих русских эмигрантов, беженцев и восточных рабочих был один тверянин, отбывавший в 1930-е гг. срок заключения в лагере вместе с катакомбным схиепископом Петром (Ладыгиным). Этот очевидец рассказал о схиепископе и мучениях заключенных в советских лагерях на специально устроенной встрече с братией.[664]
9 августа 1944 г. архимандрит Серафим последний раз отправил письмо Синоду Болгарской Церкви. Он сообщил, что, переехав в Братиславу, монахи захватили с собой большую часть типографского шрифта, рассчитывая возобновить издательскую деятельность в братиславской типографии «Меркурий», где им предоставили печатные машины и возможность работать. В связи с этим отец Серафим просил Синод о продолжении финансирования издательской работы насельников, а так о желательности оказания помощи эвакуированной в Словакию большой группе священнослужителей автономной Украинской Православной Церкви.[665] Однако вскоре после прихода письма в Софию политическая ситуация в Болгарии коренным образом изменилась (страна была занята советскими войсками), и помощь в этот раз оказана не была.
Однако даже при остром недостатке средств, в тяжелых условиях временного пребывания в Братиславе монахи смогли наладить типографскую работу и по многочисленным просьбам мирян напечатали (в начале декабря) 1000 церковных календарей на 1945 год и один — последний за военный период номер «Православной Руси» (от 22 октября 1944 г.). Кроме того, они ездили окормлять паству в соседние городки и села. Когда в середине ноября словацкие власти выделили братство единовременное пособие в размере 5000 крон, Духовный Собор решил из этой суммы 1000 крон выплатить певчим хора, а 500 — передать беднякам, «так как сейчас постоянно растет число существующих в бедности русских людей».[666]
Больше всего иноки беспокоились о судьбе духовных книг, которых оставалось на складе еще более 50 тонн. В конце концов, их упаковали в ящики и отправили в трех вагонах в Германию в надежде на спасение. Но два вагона сгорели при бомбардировках в Карлсбаде (Карловых Варах) и Ульме, а третий достался советским войскам под Веной. Его содержимое сложили в помещениях при русской церкви в Вене. Узнав об этом, братство ходатайствовало о получении хотя бы части своих книг, на что последовала резолюция Московского Патриарха Алексия: «Так как братство преп. Иова Почаевского находится во враждебном состоянии к советской власти, то вагон книг, захваченный советскими войсками, считается военным трофеем».[667]
Монахам удалось сохранить лишь три больших ящика литературы в Карлсбаде, которые в дальнейшем стали главным источником богослужебных книг для почти 200 православных приходов в послевоенной Германии. Одна партия литературы была спрятана в Словакии, но местные жители позднее передали их католикам.
Спасла братия (и позднее перевезла в США) хранившиеся в обители святыни: чтимую икону преп. Иова с частицей мощей святого (пребывавшую до революции в типографии Почаевской Лавры); привезенные эвакуированными из оккупированного Киева священнослужителями ковчежец XI века с мощами великомученицы Варвары и большую деревянную раку с 80 частицами мощей Печерских угодников, почивающих в пещерах Киево-Печерской Лавры; переданную монахам уже в Германии одним эвакуированным из СССР протоиереем частицу мощей преп. Серафима Саровского, помещенную в Женеве в резной деревянный ковчежец.[668]
С 26 июля по 1 августа 1944 г. архимандрит Серафим обсуждал дальнейшую судьбу обители и миссионерской типографии в Берлине и Торгау с митрополитом Серафимом (Ляде), был намечен маршрут эвакуации. 15 октября Духовный Собор монастыря решил в случае невозможности переселения в Швейцарию переехать в Берлин, открыв там подворье, а 28 октября обсуждал возможность создания своей типографии в Германии в составе Русской освободительной армии генерала А. А. Власова. Благодаря помощи проживавшего в США архиепископа Виталия (Максименко), к 30 октября братии удалось получить визы в Швейцарию на 15 лиц, однако намеченному переезду туда до конца войны помешали сложности с германскими транзитными визами.[669]
27 ноября архимандрит Серафим, несколько раз ездивший в Берлин, чтобы выхлопотать разрешение на пропуск братии в Швейцарию, познакомил членов Духовного Собора с теми условиями, которыми ему пришлось через митрополита Серафима (Ляде) передать немецким властям с целью получения транзитных виз. Однако эти обещания не помогли, последовал отказ. 9 декабря Духовный Собор, констатировав, что транзитных виз, вероятно, не будет, постановил начать хлопоты о получении двух вагонов для переезда в Германию. Было решено типографский шрифт отправить в Швейцарию, а сшивательную машину — в Германию.[670]
11 декабря Духовный Собор постановил направить к архимандриту Михаилу (Дикому) специальную делегацию для выражения благодарности за помощь, оказанную братству в Братиславе. Кроме того, члены Собора решили 100 килограмм отпечатанных церковных календарей на 1945 г. отправить в Швейцарию, 200 килограмм продать братиславскому приходу, а остальные 700 килограмм взять с собой в Германию. 27 декабря состоялось последнее заседание Духовного Собора в период войны. Были заслушаны доклады настоятеля о времени отъезда из Словакии и А. Власове, о котором архимандрит Серафим отозвался в целом положительно, отметив, что немцы не дают ему хода.[671]
4 января 1945 г. (к Рождеству) братство преп. Иова вместе с сопровождавшими лицами в количестве 49 человек выехало из Братиславы в Берлин, куда прибыло на следующий день. Митрополит Лавр (Шкурла) позднее вспоминал: «Вечером 5 января мы вышли из поезда и с большими трудностями, т. к. была объявлена воздушная тревога, добрались до кафедрального Берлинского собора… Первую ночь мы спали на клиросах в соборе. Там мы встречали Рождество Христово. Внизу была маленькая кухня, где нас кормила матушка Полина. Первый раз во время воздушной тревоги я вместе со всеми пошел прятаться в убежище, находившееся в крематории. Потом уже больше я не ходил, а оставался во время бомбежки в соборе, надеясь на милость Божию».