33. Епископ Харьковский и Сумский Иннокентий в 1901 г. выступил в церкви Харьковского университета с проповедью против науки. Он говорил о непримиримости и даже враждебности между верой и знанием, особенно в вопросах происхождения мира, человека. «На костях заброшенных течений 60-х гг., — проповедовал Иннокентий, — вырос практический материализм, духовное обнищание». Иннокентий призывал вернуться к вере, отказаться от научного мировоззрения34. Нападал на науку и московский митрополит Владимир. В своём «слове», носившем название «Неверие книжников и фарисеев древнего и нашего времени, его ложное основание и действительные причины», Владимир призывал к расправе с наукой, восставал против просвещения народа35.
В «Пермских епархиальных ведомостях» была напечатана резолюция местного архиерея, не скрывавшего своего враждебного отношения к русской интеллигенции. Архиерей даже запретил употреблять слова «интеллигент», «интеллигентный». Эти слова, писал он, характеризуют людей, живущих одним только разумом. А такие люди не могут быть истинными членами православной церкви36.
Московский епископ Никон в 1905 г. называл русских интеллигентов «недостойными воспитателями юношества»; профессоров он обвинял в том, что они сгубили «преступным подстрекательством не одну тысячу юных жизней»37. Черносотенную проповедь против просвещения вели с церковной кафедры петербургский митрополит Антоний, угрожая гибелью путиловским рабочим, и епископ волынский Антоний, который требовал высылки в административном порядке всех лиц, занимавшихся просвещением народа. Орган синода, «Церковный вестник», также натравливал народ на учителей.
Черносотенная агитация самарского архиерея Гурия, называвшего социал-демократов «сынами погибели», была разоблачена в листовке Самарского комитета РСДРП. Призывая рабочих поддержать требование о бесплатном и всеобщем образовании, самарские большевики писали, что «беспомощность и невежество заставляют народ надеяться на чудеса, которыми так бесцеремонно торгуют попы»38.
4
Обработка народа в нужном для церкви духе была возложена на армию священников, дьяконов и причетников. По переписи 1897 г., Россия имела 62946 священников и 47955 причетников, а с членами семей их было 425 тыс. человек. Между тем учителей светских начальных и средних школ в 1897 г. насчитывалось 45337 человек, а врачей — только 1466739. В статье «Силы русского клерикализма», напечатанной в «Искре» в 1903 г., В. Д. Бонч-Бруевич привёл яркие данные о церковниках, состоявших на «действительной службе по ведомству православного вероисповедания», и показал, во что обходится народу содержание огромной армии церковников, «развращающих ум и сердца миллионов людей». По подсчётам В. Д. Бонч-Бруевича, на содержание духовенства в 1899 г. было взято различными способами свыше 52 млн. руб.40
Православное духовенство было изолировано от других сословий, профессия священника передавалась из поколения в поколение. Духовенство воспитывалось в специальных закрытых учебных заведениях — церковных училищах и семинариях, подчинённых синоду и местным архиереям. В 54 семинариях одновременно готовилось до 20 тыс. человек.
Яркая картина господствовавшей в духовных школах рутины и мертвящей схоластики дана в «Очерках бурсы» H. Г. Помяловского. «Мерзости бурсацкой жизни» возбуждали у читателей ненависть к условиям, порождавшим эти нравы, и вызывали озлобление к автору со стороны духовенства, тщательно скрывавшего то, что творилось за бурсацкими стенами.
Устав 1884 года, усиливший над духовными школами власть архиереев, довёл семинарии до полного разложения. Схоластическое богословие занимало в программе семинарий главное место, общеобразовательные предметы из семинарской программы были почти полностью изгнаны. Будущие священники воспитывались в духе пренебрежения к светским наукам, особенно к естествознанию и математике, как «ведущим к безбожию», в полном невежестве о мире, человеке. Их не знакомили с литературой, историей русского народа; в семинариях действовало преподанное синодом указание, что «светские книги содействуют рассеянию и даже развращению мысли». Чтение светской литературы не только не поощрялось, но даже каралось, как тяжкий проступок. Главной задачей основных богословских предметов являлась защита библейского учения перед наукой, перед инакомыслящими.
В результате такого воспитания из семинарий выходили слепые исполнители приказаний начальства, безличные чиновники алтаря и престола, люди, часто ненавидящие то ремесло, которому их обучили. Этим людям поручалось быть проповедниками «нравственности». Они становились «учителями» народа, руководителями начальных школ, становились духовными вождями монархических и черносотенных организаций, проводниками реакции и душителями просвещения.
В затхлую семинарскую атмосферу проникал иногда свежий ветер. Так было, например, в период массовых студенческих волнений начала 900-х годов, когда многие семинаристы прекращали занятия и объявляли забастовки. Они требовали облегчения полицейского режима, усиления в программах светских наук — естествоведения, физики, математики, сокращения программы по богословской схоластике.
Синод жестоко расправился с зачинщиками. Был произведён настоящий разгром духовных семинарий. В 1904-1905 гг. закрыли 44 семинарии, во многих из них произвели массовые увольнения за «политическую неблагонадёжность». Хотя синод и грозил, что семинаристам «никакого послабления не будет», но он вынужден был пойти на некоторые уступки. По новому уставу 1906 года в семинариях сократили число уроков по древним языкам, увеличили число уроков по литературе, математике, ввели преподавание истории, несколько облегчили полицейский режим. Но основное внимание по-прежнему уделялось богословским предметам, особенно обличительному богословию. Семинариям была поставлена задача — готовить воинствующее духовенство для борьбы против старообрядчества и сектантства, а особенно против тех, кто отказывался от веры в бога, от православия, от повиновения самодержавию.
Уступки синода не удовлетворили буржуазию, серьёзно обеспокоенную падением авторитета чиновников алтаря и царского престола. Стали раздаваться голоса, что священникам необходимо дать такое образование, чтобы они могли активно выступать как помощники самодержавия в борьбе с рабочим и крестьянским движением. В фабричном приходе, поучали защитники реформы семинарского воспитания, священники должны быть духовным центром для рабочих, быть в курсе рабочего законодательства, условий труда рабочих. В сельских приходах священникам вменялось в обязанность выступать в качестве «экспертов по всем политическим вопросам».
Если священники не перестроятся, говорили представители буржуазии, то неизбежно произойдёт «расхищение паствы», т.е. отход масс от православия, от религии. Поэтому к синоду обращались с требованием коренной перестройки преподавания в духовных школах, введения в их программу общественных наук. Но эти требования не были удовлетворены, семинарское преподавание по-прежнему оставалось схоластическим, оторванным от жизни. Подготовка священников для борьбы с народом шла непосредственно на практике через реакционную и контрреволюционную пропаганду синода, местных архиереев, посредством церковной и светской черносотенной печати.
Высшее образование духовенство получало в четырёх духовных академиях, где также господствовала схоластика и враждебное отношение к светским наукам. В академиях царил строгий полицейский режим; кафедры физики и естествознания были закрыты; студенты преследовались за всякое проявление живой мысли, свобода научного исследования запрещалась. Для борьбы с подлинной наукой в некоторых академиях открыли кафедры естественнонаучной апологетики, которые ставили своей задачей критику материалистической науки и пропаганду реакционных «поповских» взглядов в области естествознания.
Среди духовенства имелась ещё большая армия псаломщиков. Это были люди, не окончившие духовных школ, в большинстве своём не способные ни к какому другому труду; они также привлекались в качестве «учителей» народа.
Духовенство не пользовалось уважением народа, это откровенно признавали официальные источники. Говоря о причинах роста раскола и сектантства, министерство внутренних дел вынуждено было констатировать: «народ не уважает духовенство, преследует его насмешками и укоризнами и тяготится им. Народ чуждается духовенства и прибегает к нему не по внутреннему внушению совести, а поневоле». В другом отчёте министерство обвиняло духовенство в том, что оно обратило служение богу в доходное ремесло, а алтари — в оброчные статьи и что оно отдаёт церкви в приданое за поповскими дочерьми41. Отсутствие уважения к духовенству со стороны народа отметил и В. Г. Белинский в своём письме к H. В. Гоголю: «не есть ли поп на Руси, для всех русских, представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства?… Большинство же нашего духовенства всегда отличалось толстыми брюхами, теологическим педантизмом да диким невежеством»42.
Ленинская «Искра» в статье «О чем тужит духовенство» писала об отсутствии доверия и уважения со стороны крестьян к духовенству: «Миссионер гораздо хуже чувствует себя в беседе с православными, чем с сектантами. Едва начнётся беседа, как православные буквально забрасывают миссионера обвинениями и злословиями на приходского священника. Затем, под давлением раздражения, начинается открытое отрицание истин самого православия»43.
Естественно, что «просветительская» деятельность духовенства встречала осуждение во всех слоях общества. «Масса духовенства — до крайности плохие учителя», — отмечалось в «Отечественных записках» в 1864 г.44 «Священники как педагоги и по своему семинарскому образованию могут иметь очень отсталые взгляды на народное образование» — отмечено в исследовании о крестьянской грамотности в Тверской и Московской губерниях в 1901 г. Возмущение общества вызывало то обстоятельство, что священники брались за обучение, не имея никакой подготовки для этого, и что они не были заинтересованы в развитии грамотности. Напротив, они доказывали, что «чтение псалтыри, даже без понимания все-таки спасительнее для души чем всякое другое чтение».