Рассказывает монахиня Амвросия (в миру Раиса Сергеевна Горбунова), насельница подворья Пюхтицкого монастыря в Москве, ранее многие годы трудившаяся в Сретенском монастыре
С Богом все вырастут!
В тридцатые годы мои родители приехали из Тамбовской губернии в Москву строить метро. За Преображенкой через Черкизово был метрогородок, там построили двухэтажные дома, где жили метростроевцы. У моих родителей, Сергия и Анны, родилось девять детей, трое умерли. Я была в семье самой младшей.
Началась война, в 1942 году отца забрали на фронт, мама осталась одна с шестью детьми. За полгода она получила от отца только одно письмо, а потом пришла похоронка.
Жили мы очень бедно и постоянно хотели есть. Я ходила в детсад до восьми лет, так как там кормили бесплатно. Мама порой ставила нас на колени, и мы все просили Бога и святителя Николая Чудотворца о помощи. Очень хорошо помню, как через некоторое время после нашей молитвы раздался стук в дверь: «Нюра (так звали соседи маму), вот очистки от картошки». Мама тут же их, конечно, сварила, и мы с рыбьим жиром ели и благодарили Бога и святителя Николая.
Мама была строгая и благочестивая. Многие ей говорили: «Отдала бы двух малышей в детдом, все легче будет». Но она отвечала: «С Богом все вырастут!»
Мама ходила в церковь и нас приучала
Пришло время, и я пошла в школу. Школьная форма досталась мне от старших сестер, она была мне велика и вся в заплатках. Я росла робкой девочкой и очень стеснялась своей одежды. Меня все избегали и говорили, что я глупая, темная и отсталая, потому что в нашей семье мама ходила в церковь и нас приучала. Но все же как праздник какой церковный, так к маме всегда шли женщины из нашего дома и просили ее тайно подать записки – все боялись за своих мужей.
Паломничество в монастыри
Мама часто ездила в Троице-Сергиеву лавру. У нас дома нередко бывали странники, особенно из Почаева. У мамы имелся бесплатный железнодорожный билет от Метростроя, и она ездила туда каждый свой отпуск и нас возила, особенно меня.
В Почаевской лавре было очень много нищих, раненых и тех, кто после войны остался без крова над головой. Мне в монастыре нравилось – там никто не смеялся надо мной. Всех мне было жалко.
Мария бежала с двумя детьми от немцев, а они стреляли
Там была одна женщина, ее звали Марией (она была еще молодая, но мне казалась в возрасте), у нее щека была прострелена, из-за этого она плохо говорила. Так я ее полюбила, что понимала ее речь. Она рассказывала, как бежала с двумя детьми от немцев, а они стреляли и у нее на руках убили младенца, а другого мальчика она вела за руку. Когда выстрелом ей попали в ногу, она упала, а потом пришла в себя и увидела, что младенцы ее убиты. Ее увезли в госпиталь. Вскоре погиб и ее муж. Вся ее деревня сгорела. Так она, одинокая, жила в Почаеве на лестнице – там таких было много.
Мы с ней побирались и набрали на дорогу до Москвы. Так мы с мамой привезли Марию к нам. Она нас выручала: когда нечего было есть, мы с ней шли к булочной и просили довески от хлеба (тогда хлеб резали и взвешивали). Она была в фуфайке с ремнем, в сапогах – так ходили военные вдовы. Старшие сестры стеснялись побираться, а я смирялась – есть-то хочется! Многие одноклассники обзывали меня побирушкой.
Митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) за проповедью в московском храме Преображения Господня
Ну ладно, дочка, ведь за Христа пострадала!
В большие церковные праздники в церковь заходили дружинники с красными повязками на рукавах и, увидев в храме школьника, записывали, в какой школе и в каком классе он учится. И меня записали. После этого на линейке в актовом зале меня ставили посреди зала и стыдили, что я хожу в церковь. Мама вздохнет и скажет на это: «Ну ладно, дочка, ведь за Христа пострадала!»
Меня ни в пионеры, ни в комсомол не принимали за плохое поведение и за церковь: говорили мне, что я недостойна такого звания.
Как ночью взорвали храм
Хорошо помню времена безбожника Хрущева, что он начал творить. У нас на Преображенке был храм Преображения Господня, где часто служил и произносил проповеди митрополит Николай (Ярушевич). Я в церковь не ходила, а мама и многие прихожане дежурили по очереди и не давали взрывать храм. Так они дежурили три месяца, но все же их обманули: показали документ с печатью, что храм взрывать не будут, а ночью взорвали.
Вот и монашка наша пришла
К нам часто приезжали монахини из Сибири, из города Омска, их монастырь закрыли и всех насельниц разогнали. В нашем доме для них всегда дверь была открыта, спали они на полу.
Мне было уже четырнадцать лет, когда жила у нас монахиня Степанида (я ее звала тетя Стеша, Царствие ей Небесное!). Я приду из школы, а она говорит: «Вот и монашка наша пришла». – «Еще чего придумали!» – возмущалась я, бросала портфель и убегала на улицу. А мама горевала: «Да какая там монашка, это горе мое, крест мой, только и вызывают в школу за плохие поведение и учебу!»
Надо мной все смеются, все отталкивают
Так я прожила голодное и холодное время до шестнадцати лет. Мне нужно было идти в восьмой класс, но это стоило двести рублей в год – по тем временам очень дорого для нас с мамой, и я пошла работать.
Почувствовав себя взрослой девушкой, я сняла с себя крестик и сказала: «Мама, я больше не могу, надо мной все смеются, все отталкивают. А я хочу быть со всеми». Мать со слезами взяла крестик и горько заплакала.
Там обойдутся без тебя!
Почувствовав себя взрослой, я решила поехать по комсомольской путевке на строительство железной дороги Абакан – Тайшет. Тогда много молодежи туда ехало. Комсомолкой я не была, но комсомольского билета никто не спрашивал, надо было больше молодежи. Мама плачет и говорит: «Ну куда тебя все несет?» – «А я патриотка, Родине надо помогать». Да еще и из дома хотелось уехать и почувствовать себя взрослой, самостоятельной. Пришло время забирать комсомольскую путевку, и там вместе с путевкой обычно давали билет на поезд…
Я отправилась в комитет комсомола, и, когда вошла в кабинет, за столом вдалеке сидел референт, он любезно попросил меня подойти ближе, предложил сесть и стал смотреть мои справки. Затем спросил: «А ты комсомолка?» – «Нет», – испуганно ответила я. Меня душили слезы. «А хочешь ехать по комсомольской путевке?» – «Да». – «Ну-ну», – сказал он и все чего-то пишет. Затем спрашивает: «Знаешь, где станция метро “Сокол”»? – «Да», – удивленно ответила я. «Так вот, завтра поедешь туда, а потом на трамвае до Коптевского рынка, там найдешь строительство дома и начальника». И дает комсомольскую путевку. Я в недоумении: «А как же Абакан?» – «Там обойдутся без тебя!» И пожал мне руку.
Я вышла и не могу понять, почему меня задержали. Что будет дальше?
Дома ни с кем не разговаривала, сразу легла спать, а наутро поехала на эту стройку. Там меня встретил прораб и поставил работать кладовщицей, я выдавала инструмент и прочее.
Вот тебе на память
Проработала там два года по договору. Когда мне дали отпуск, я поехала в Почаев. Там мне очень нравилось. Жила у маминых знакомых, ходила в храм, но искренне молиться еще не умела. Просто нравился красивый храм, хорошо поют, все добрые, по средам читали акафист Матери Божией. Было много батюшек и семинаристов, они читали по очереди, а хор пел. Я любовалась ими.
Однажды семинарист подарил мне большой красный цветок, пион: «Вот тебе на память». Он сохранился у мамы, и уже в 1980 году, когда мама умерла, старшая сестра дала мне большой конверт. Когда я его открыла, почувствовала приятный запах – это был тот самый пион.
Мама эту парчу отправляла на облачения священникам
Я пошла учиться в техникум и работать в столовую, но все мечтала куда-то поехать. Потом вышла замуж. Сбылась моя мечта – мужа послали на два года в командировку в Турцию. Там все покупали парчу, она была дешевой. В Москве в комиссионке ее прилично оценивали, так я, если удавалось, посылала ее маме, чтобы она продала и могла себе что-то купить, те же продукты, ведь пенсия была мизерная. Как я потом узнала, мама эту парчу отвозила в Троице-Сергиеву лавру и отправляла в Почаев на облачения священникам.
Я была в шоке – церковь показали по телевидению!
Пришел 1990 год. Настала «новая эра» моей жизни – все изменилось в ней. Как и многие другие, я увидела по телевизору службу из Троице-Сергиевой лавры. Я была в шоке – церковь показали по телевидению! Это невероятно!
Из нашего окна была видна церковь, в большие праздники я видела крестные ходы, но это не трогало моего сердца.
Так я осталась одна
На работе начальник сказал: «До апреля доработаете, и несколько человек из вас сократят». Так и получилось. Беда не приходит одна: деньги, отложенные в сберкассе на трудные дни, заморозили; муж решил меня бросить. Так я осталась одна. По вечерам дома тоска, плачу. Звоню сестре: «Что делать?» Она говорит: «Иди в церковь!» А я ей выдала: «Ничем не можете помочь, так в церковь предлагаете идти!» – «Ну, как хочешь». Сестра тогда была на пенсии и работала в Елоховском храме, в просфорне, во славу Божию.
Но шли дни, и как-то вечером я все же отправилась в церковь. Там что-то пели, народу было мало. Я стою, скучаю и плачу от обиды. Подходит ко мне женщина и говорит: «Ты что, на танцплощадку пришла? Чего притоптываешь?» Я ушла, сказав ей: «У вас здесь все злые!»
Образ святителя Николая – родной с детства
Однажды вечером я все-таки снова пошла в церковь, спрашиваю: «У вас есть икона святителя Николая?» – «Да», – отвечают и указывают, куда пройти. Я направилась туда и увидела образ святителя Николая – родной с детства. Он так смотрел на меня, что я расплакалась и стала шепотом рассказывать ему, как мне тяжело. Так я начала приходить к нему.
Одна женщина как-то говорит мне: «Смотрю я на вас, вы ходите в церковь и не исповедуетесь». – «А что надо для этого?» Она объяснила: «Вот видите, народ стоит, сейчас придет батюшка и будет исповедовать». Я пошла и примкнула к народу, но тут же мне говорят: «Тебя не примет». – «Это почему же?» – возмутилась я. «Он принимает только своих духовных чад». – «Вот тебе раз! А я чье чадо?» – «Ну, не знаю, надо искать». Так я ушла из церкви огорченная.
Через тридцать лет крестик вернулся ко мне!
Стала я думать, как это: искать духовного отца. И вдруг понимаю, что у меня дома ни одной иконочки нет. Тогда вспомнила: когда я уезжала в командировку с мужем (он был ярым противником Церкви), мама благословила меня совсем маленькой иконочкой и сказала: «Положи в сумку, ее никто не увидит». Я сразу стала искать и нашла маленькую, как фото на паспорт, Владимирскую иконочку Божией Матери.
Я прижала ее к груди, и вдруг меня осенило, что на мне и крестика нет. «Как же я так хожу? Может, и к священнику меня не пустили поэтому?» – подумала я. Меня охватил страх. В воскресенье пошла в церковь, купила обычный крестик за три рубля с веревочкой и тут же его надела. Слезы лились сами по себе – я их не могла остановить.
Я вышла из церкви и долго ходила по улицам, вспоминала, как сама по молодости сняла с себя крестик и отдала маме. Каково ей было? Как она страдала за меня! И вот через тридцать лет крестик вернулся ко мне! Какое счастье, как с ним хорошо!
Вижу перед собой Господа, озаренного белым светом
9 марта 1992 года был понедельник, я это очень хорошо запомнила. Все, как всегда, после работы разошлись по домам, а я думаю: поеду в Елоховский храм. Подхожу к храму и вижу много машин и машину Святейшего, много народу. Думаю: «Праздник, что ли, какой? А я пропустила». На улице было холодно, и я попыталась пройти с левой стороны, где мощи Николая Угодника. Стою, слушаю, свет погашен, только кое-где горят свечи.
Поворачиваю голову – и вижу перед собой Господа, озаренного белым светом. Я не поверила, обернулась еще раз и увидела то же самое. Я не могла сдержаться и громко сказала: «Боже, прости меня!» – и расплакалась. Это мгновение осталось у меня в памяти на всю жизнь. На следующий день на работе я узнала, что начался Великий пост. Так я стала ходить в храм, надела юбку, начала воцерковляться.
Он хороший батюшка – только что приехал из Печор
Отца Тихона (Шевкунова), ныне епископа Егорьевского, я узнала еще до восстановления Сретенского монастыря. Это было в начале 1990-х годов. Одна знакомая как-то мне сказала: «Поехали в Донской монастырь, я тебя с батюшкой познакомлю». Приехали, батюшка пришел, и я шепчу ей: «Он такой молодой, мне даже стыдно ему говорить о том, что моих грехов так много». А она мне: «Ничего-ничего, он хороший батюшка – только что приехал из Печор». А я-то была тогда накрашена, в брюках. Думаю: «Кто меня такую примет?»
Народа около батюшки много было, я стою в растерянности и всё думаю, что все нормальные женщины в платочках, а на меня и смотреть страшно. А отец Тихон меня подзывает – он, видно, заметил, что я стесняюсь. Подошла я, говорю ему, что живу в грехах. Он спрашивает: «Молитвы читаешь?» – «Нет», – отвечаю я. Он мне все рассказал, с чего начать, что сделать.
Может, тот батюшка будет моим духовным отцом?
Вскоре меня уволили с работы, и я осталась вообще никому не нужная. Сын есть, но он живет со своей семьей, и муж меня бросил – так остался один Бог передо мной.
«Поеду, – думаю я, – в Донской… Может, отец Тихон будет моим духовным отцом?» И отправилась туда. Приехала, женщины там посмотрели на меня и спрашивают: «Ты свободна?» – «Свободна». – «Можешь нам помочь?» – «Конечно». Дали мне тряпку, щетку, и с того дня я там два года во славу Божию трудилась. Счастливая, вся такая радостная, про все свои горести забыла. И исповедовалась только у отца Тихона.
Первая служба в Сретенском монастыре
Пару лет я в Донском монастыре проработала, и вот как-то слышу: стали поговаривать женщины, которым я помогала, что скоро, мол, отец Тихон перейдет отсюда. «Ой, – думаю, – Боже мой, куда же его переводят?»
И вот 14 февраля 1994 года я утром собралась выходить из дома, уже и пальто надела, вдруг раздается звонок телефона. Я стою в дверях и думаю: взять трубку или нет? И вспомнила, как отец Даниил (Сарычев) всегда говорил: «Вы к телефону подходите, а то вы строите из себя таких благодатных, а человеку, может, плохо, ему нужна помощь, вы же боитесь трубку взять. Если пустой разговор, скажите, что так и так, – и положите трубку; а если серьезный – помогите».
В тот раз знакомая мне звонила: «Поедем на “Тургеневскую”, там будет отец Тихон служить». Приехали. В тот день мороз был приличный – градусов двадцать с лишним. Идем по улице, заворачиваем за серый дом, смотрю – храм стоит. А я столько раз здесь была, а храма и не замечала! Подошли мы к храму, а там уже и женщины из Донского, и ребята, которые пели в Донском, – они поначалу и в Сретенском пели.
У меня тогда такое было чувство радости – никакой мороз не страшен
Слышу возглас батюшки: он начинает всенощную. И небо помню: сначала просто голубое, а потом уже, позднее, черное со звездами, и луна светит. Я тогда записала: «Праздник Сретения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Нас не пускают в храм кочетковцы[8]. В этот чудный морозный вечер мы у храма на всенощной стоим. Луна, как свеча, освещала, и мороз был нам в радость тогда. А батюшка цветком гвоздички красной помазывал нас елеем». Так встречали мы праздник. У меня тогда такое было чувство радости – никакой мороз не страшен.
Первая служба за стенами храма. Сретение Господне. 1994 г.
Батюшка нас помазал, сказал, чтобы завтра утром мы оделись потеплее, потому что, если нас кочетковцы опять не пустят, надо быть подготовленными. Вернулась я домой и стала звонить тем, кого в Донском видела и знала. «Так и так… – говорю. – Давайте батюшку поддерживать».
Какую тогда службу отслужили!
А когда утром 15 февраля мы приехали, нас пустили в храм. А мы-то тепло одеты, нам и душно, и жарко, и так много колясок с детьми… Женщины, которые вместе со мной приехали, говорят: «Ты куда нас привела?» И правда, какой-то батюшка ходит в белом подряснике… Должен отец Тихон служить, а мы его и не слышим.
Сгруппировались мы с правой стороны, вдруг – возглас отца Тихона. И у нас у всех улыбки на лицах. Но вот служба закончилась, вышел отец Тихон. А нас народу много собралось, и такие все радостные и счастливые. Батюшка всем объявил: «Мы сегодня разойдемся на неделю, а 25 февраля приходите все на всенощную. Приедут из Печор, и мы все вместе будем служить».
Тогда приехали отец Стефан, отцы Кирилл и Мефодий, отец Иоасаф. Какую тогда службу отслужили! У нас даже кочетковцы спрашивали: «Это вы так молитесь?» – «Да, мы вот так молимся». Отец Тихон на весь храм тогда сказал: «Отныне и до скончания века в этом храме будут службы и утренние, и вечерние».
Служба вечерняя закончилась, а никто не уходит домой
Мы стали в храм ходить и утром и вечером. И все тогда трудились в храме, потому что у нас не было больше ничего. Как-то отец Тихон говорит: «Надо нам комнату одну, мне уже Святейший благословил». Святейший-то благословил, а кочетковцы не отдают эту комнату. И вот в один день – и ведь не договаривались между собой – служба вечерняя закончилась, а никто не уходит домой. Вдруг батюшка вышел и спрашивает: «А вы что здесь все сидите?» Отвечаем: «Батюшка, мы видим, что вы здесь неустроены. Как вас бросить на них-то?» – «Да, вы правы», – говорит. А потом каждому: «Ты читай Евангелие, ты – Псалтирь, ты – Иисусову молитву». А сам ушел.
Иеромонах Тихон (Шевкунов) служит молебен в соборе Сретенского монастыря. 1994 г.
Отец Тихон, оказывается, позвонил тогда Святейшему, а Святейший ему говорит: «Оставайся ночевать. Занимай ту комнату. Надо с чего-то начинать». Вот так мы начали.
Кочетковцы давай звонить в милицию: мол, народ не уходит. А мы все в храме стоим и молимся. Борьба тогда шла чуть ли не до двенадцати ночи. Потом батюшка вошел в храм и сказал: «Комнату мне освободили, дали мне ключи. Идите все домой, я вас благословляю, а я буду здесь ночевать».
Разошлись мы тогда, а утром все опять пришли к храму. Батюшка говорит: «Я переночевал, всё хорошо, теперь у меня есть комнатка». Он в этой комнатке прожил неделю, а потом ему дали и другую… И батюшка наш вскоре стал игуменом Тихоном.
Как к нам привозили Владимирскую икону Божией Матери
В сентябре 1995 года нам собирались привезти Владимирскую икону Божией Матери[9]. До приезда иконы специалисты должны были создать для нее запасник (киот) – такой же, как тот, где хранится образ в Третьяковской галерее. Икона древняя-предревняя, и ей нужен микроклимат такой же, как там. Делали установку четыре месяца, а потом приехали еще специалисты и привезли много-много цветов – лилий. Постамент для иконы был примерно три-четыре метра в высоту, и все поручни были в цветах до самого верха.
Строительство стены. 1995 г.
В один день прибыло много высокопоставленных людей. Отец Тихон рассказывал: «Я им говорю: “Вы стоите перед Матерью Божией, вы можете о своем попросить, помолиться”». Но тогда был еще 1995 год, и люди эти не решались перекреститься. Видя это, отец Тихон им сказал, что можно просто попросить Матерь Божию – Она сейчас как никогда слышит всех. И спустя некоторое время один из этих людей рассказал отцу Тихону, что у него была жена при смерти, и он попросил у Матери Божией: «Помоги моей жене, она от рака умирает!» И потом доктора были в изумлении, потому что рак отошел от нее, она осталась жива. Они, может быть, еще и сейчас живут и здравствуют!
Получилось так, что все те, кто мне помогал, стояли рядом со мной
Вспоминается молебен Владимирской иконе Пресвятой Богородицы со Святейшим Патриархом. Мы долго готовились, убирали храм, украшали. Но на молебен собралось так много народу, что сначала я в храм не могла пройти. И тут выходит Иван Сирота, который сейчас служит на Красной площади, он тогда был диаконом. И вот выходит он и глазами кого-то ищет, а найдя меня, кричит: «Раиса, иди сюда!» А я не могу: столько народу собралось! Тогда он сам пошел ко мне. Народ расступается. Он берет меня за руку и говорит: «Ты же так много работала! Пойдем, ты должна одна из первых приложиться!» А я отвечаю: «Но я не одна работала, мне помогали!» – «Кто помогал?» И, представляете, получилось так, что все те, кто мне помогал, стояли рядом со мной. Это было чудо! А я-то думала: «Где их буду искать?» И всех нас тогда, человек шесть-семь, провели в храм.
А потом уже и служба началась вечерняя, а народ все шел прикладываться к иконе. И такой сильный дождь лил – он начался еще до молебна. У меня и фотография есть, как все с зонтами идут прикладываться через главный вход. И это было до двенадцати ночи. А потом батюшка говорит: «Надо бы закрыть храм!» И правда, ночь уже. А очередь-то шла от «Детского мира», и все под зонтами – дождь проливной, и мокрые уже все, и все равно идут. И все прикладывались.
Раиса Сергеевна Горбунова в храме Сретенского монастыря. Справа архимандрит Кирилл (Павлов). 1995 г.
«Матерь Божия, Ты же с нами…»
Утром мне отец Тихон говорит: «Приедет Святейший, отслужит литургию, и сразу же все уедут и икону увезут!» Так и увезли ее. И когда машина уехала, то я в дверях встала, и вдруг со стороны, там, где придел святого Иоанна Предтечи, буквально влетела толпа народа. Я говорю: «Куда вы? Куда вы? Матерь Божию увезли», – но меня никто не слушает, все поднимаются на эти ступеньки, кладут по три поклона и прикладываются.
Знаете, я когда все это увидела, то просто разрыдалась, и говорю: «Матерь Божия, Ты же с нами…» Ведь не может человек целовать стекло, не может, а люди с таким благоговением подходят, поклоны кладут, целуют это место.
Тут был один священник, я к нему подбегаю и говорю: «Батюшка, благословите людям хотя бы по цветочку давать – на память». Он отвечает: «Конечно». Я к людям возвращаюсь и говорю: «Матерь Божия вас благословляет. Всем по цветочку». Подходят, каждому даю по цветочку. Отрываю и даю. А люди шли, и шли, и шли. Уже одну половину раздала, вторую раздала, а народ все идет и идет. До шести вечера народ шел. Потом батюшка сказал погодить пока, потому что вечерняя служба в шесть часов: «Когда служба закончится, ты продол-жишь».
Служба была простая, закончилась скоро, и снова народ пошел. Я давай опять цветы раздавать. И раздавала я их ровно до двенадцати ночи. В двенадцать ночи даже наверху цветов не осталось, остались только от хвои лапочки. Тут приходит молодой человек и говорит: «А мне можно хоть какую-нибудь веточку?» А я ему отвечаю: «Если вы достанете там, наверху, то мы с вами поделимся». Он достал веточку. Весь постамент остался просто оголенный – ни одного цветочка: всё люди разобрали. Это было просто чудо какое-то. Многие тогда говорили, что получали исцеление.
Когда отец Тихон начал служить, наш храм стал просветляться
В первые годы храм был очень запущенный, даже какой-то черный стоял. Мы, помню, с Тихоном Ивановичем, сторожем, лестницу принесли, начали паутину снимать. Я говорю: «И как кочетковцы вообще могли молиться в храме с паутиной?!» Все фрески были черными. Когда отец Тихон начал служить, с февраля месяца, к Троице наш храм стал просветляться. Я еще очень хорошо запомнила, когда к нам из Печор привезли много икон. Это и Николай Угодник, и Матерь Божия, потом Троица Святая – они все сейчас на колоннах висят. И привезли еще мученика Корнилия из Печор – такая длинная икона, во весь рост.
И Пасха первая была, конечно, незабываемая, потому что для всех это было все по-новому. Вот и тогда сделали маленькие такие сэндвичи на палочках, какао, чай и кофе. И все выходят из храма, и у всех глаза горят, удивляются: «Как? Так нас к столу приглашают?» Столько радости, столько счастья было у людей, когда они этот глоток горячего кофе или чая выпивали и этот маленький сэндвич брали.
Пасху встретили? А теперь встречайте Троицу!
И вот наступает Троица. Батюшка из Рязани привез березок, травки. Мы все по храму расставили, расстелили, все очень хорошо устроили. Вечером закончилась служба, а утром один из недоброжелателей выходит с подушкой и огромным ножом и говорит: «Ну что, Пасху встретили? А теперь встречайте Троицу!» И в подушку втыкает этот нож: раз, два, три – пух полетел по всему храму, и все березки стали белыми. Я побежала: «Батюшка, посмотрите, что они творят!»
А он, как всегда, в дверях встал, скрепился так и говорит: «Разве бес потерпит праздник?! Не переживай. Давай, кто у тебя там есть в помощниках, быстренько все собирайте и на улицу выносите. Без шума, потихонечку уберем всё». А сам уже дал команду в Рязань, чтобы к вечеру привезли все свежее. Когда машина приехала, мы опять березки поставили, положили травку, как будто вообще ничего и не случилось.
А времени уже было два часа ночи. Мы с помощницей легли на улице – забора у нас тогда еще не было, и там бездомные иногда у нас ночевали, ложились на травку. Так и мы с ней тогда прилегли и хорошо поспали. Частенько теперь вспоминаем, как же было хорошо!
Монахиня Амвросия (справа) с сотрудниками Сретенского монастыря М. Ю. Мыскиным и Л. А. Пилипчук в паломнической поездке в Бари. 2003 г.
Потихонечку благоустраивались
Батюшка трапезную небольшую сделал и кельи. Приехал отец Макарий, Царствие ему Небесное. Потом приехали к нам Лука с Клеопой, два мальчика – Саша и Роман, еще приехал отец Аркадий. Вскоре появился отец Гавриил, наверное, в 1996 году, в цветной рубашечке, такой симпатичный парнишечка, здоровенький такой, крепенький. Батюшка ему и говорит: «У меня дворника нет, мети двор». Он взял метлу и давай мести. И всё у нас было чистенько, всё было ухожено, и все при деле. Потихонечку благоустраивались.
Батюшка благословил меня в монастырь
Спустя несколько лет батюшка Тихон благословил меня в монастырь – на московское подворье Пюхтицкого монастыря, и здесь меня постригли с именем Амвросия. Как трудно и благодатно быть монахиней! «Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Воздаждь ми радость спасения Твоего и Духом Владычним утверди мя» (Пс. 50, 13–14). Стараюсь чаще читать Псалтирь и эти строки.
Вспоминаю те тридцать лет, когда я с двадцати до пятидесяти жила без Бога, – очень тяжело, но все-таки материнская молитва оказалась такой сильной – вымолила меня.
Господь сохраняет всех нас! И мы бы давно уже не жили, если бы Господь нас не сохранял во всей нашей жизни.