Тетка Мавра после Сашеньки, не знаю, год жила ли. Рано она умерла, ее схоронили в Онуфриево. Все в Онуфриево наше – и Сафониха, и Загорье, и все. Кладбище у нас на всех. Сашеньку хоронили в ограде около храма, а Мавру – на общем кладбище. Как, бывало, в церковь идешь, сперва к Сашеньке зайдешь. Из Божиего храма выходишь – придешь, помолишься, опять проведаешь ее: «Сашенька, милая, до следующего воскресенья». Ей пожертвования приносили. Как ее рождение или Пасха подойдет, издалека приезжают, цветов положат. Все придут. Углынь, Можай, Волоколамск – откуда только не приезжали! Три креста поставили – один крест из Онуфриева, другой крест – из Волоколамска, а третий – можайский крест. На Пасхальную, на третий день пойдешь на кладбище – глядь, наложат и яичек, цветов наложат, и на крест цветов наставят.
У меня уж новорожденная дочь Катька была. А я сама-то онуфриевская. Ну, я к матери поехала, в церковь-то, иду в Божий храм. Служба была преподобного Онуфрия. Привезли одну женщину, из Сафонихи, ее очень ломало. Когда в церковь ее привезли – она пальцами щелкает, и поет, и пляшет. Потом, обедня отошла, повели ее на могилку-то, ее сестра положила к ногам. Она легла и кричит:
– Боюсь, боюсь Сашенькиной земли! Боюсь, боюсь Сашенькиной земли!
А сестра ее крестит, а сама по крошечке в рот земельки-то, на грудь, всю обкладывает. На вот тебе! Я ушла. Смотрю, мимо наших окон она проехала в Сафониху, сидит, ничего. Отошло все у нее. Тогда все удивлялись: как она кричала, обедня пока шла. А потом полежала на Сашенькиной могилке... Сестра только: «Сашенька, милая, исцели бедную женщину!» Вот она встала, а с нее пот, с больной. Сестра ее платком вытирает. Потом посидела:
– Господи! Куда ж ты меня привезла?
– Привезла к Сашеньке на могилку».
Верующие со всей округи приходили на могилку к праведнице. Во время Великой Отечественной войны храм уничтожили, на его месте образовался пруд. Недалеко от могилы блаженной стали добывать песок, внезапно работы были прекращены. Следует отметить, что могила блаженной Александры оказалась единственной уцелевшей из всех захоронений.
В 1996 году останки блаженной перенесли из села Онуфриева в село Дарна (Истринский район) и перезахоронили в храмовой ограде напротив алтаря Крестовоздвиженской церкви.
Из воспоминаний рабы Божией Надежды: «Мы откапывали останки шесть часов – здесь окаменелые песчаные породы. Акафист постоянно читали, менялись беспрерывно... Головка Сашеньки была в платочке шелковом, розовом. Был еще огарочек свечи, чашечка и удивительный деревянный крестик – дубовый, резной, беленький, как будто только что сделан. Мне пришлось так близко соприкоснуться с Сашенькой! Это не объяснишь – я чувствую Промысл Божий и заступление. У меня будто начертано в сердце ее имя, и я не могу ее забыть».
Блаженная Александра, моли Бога о нас!
Блаженная старица Ольга (Московская)
(1871- 1973 гг.)
Cхимонахиня Ольга (в миру Ложкина Мария Ивановна) родилась в 1871 году в деревне Иншино (Егорьевский район Московской губернии) в многодетной семье. Благочестивые родители, Иван и Агриппина, с ранних лет прививали детям любовь к Богу.
Мария с детства была жизнерадостной, никогда не унывала, умела найти выход в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. По рассказам современников, уже в юности она отличалось мужеством, безбоязненностью (Мария боялось лишь нарушить заповеди Божие).
В отроческом возрасте Мария, по совету отца, поступила в Никитский женский монастырь{5} (г. Кашира, Тульская губ.), где выполняла различные послушания: шила, вышивала, стегала одеяла, пела на клиросе, затем регентовала. В монастыре она приняла монашеский постриг с именем Моисея.
В 1919 году монастырь был преобразован в трудовую артель, а в конце 20-х годов был закрыт. Когда закрывался монастырь, монахиня Моисея сильно пострадала, ей тяжелым предметом пробили голову.
После закрытия монастыря матушка Моисея жила некоторое время в родной деревне у сестры Анны (отцовский дом сгорел, жить было негде), затем отправилась в Москву. Здесь кто-то из верующих устроил её на жительство в пятиметровую треугольную комнатку в полуподвальном помещении двухэтажного кирпичного дома (недалеко от Таганской площади). Первое время она жила в этой комнатке с двумя монахинями, спали по очереди на единственной кровати. Монахини утроились «надомницами» в производственную артель, дома стегали одеяла и отдавали их в артель.
Матушка Моисея даже в годы безверия не снимала монашеского облачения, днём и ночью молилась дома, бывала в московских храмах. Её часто приглашали для чтения Псалтыри по умершим (за это она получала продукты).
Матушку Моисею несколько раз арестовывали, после непродолжительного пребывания в тюрьме, монахиня возвращалась в свою «таганскую келью».
Духовные чада рассказывали, что незадолго до начала Великой Отечественной войны матушки Моисея и Севастиана закрыли Москву от врага «на замок» - они ночью с молитвой из одной точки в разных направлениях отправились по Садовому кольцу, а встретившись, вышли на Бульварное кольцо и снова направились навстречу друг другу. Когда началась война, прозорливые старицы успокаивали своих духовных чад: «Москва на замке, враги не войдут в неё!»
Многие годы блаженная старица мужественно переносила выпавшие на её долю страдания: соседи, мечтавшие завладеть комнатой старицы, создавали невыносимые условия, не позволяли ей самой топить печь, поэтому в морозы старица находилась в нетопленой комнате и не могла согреть себе даже чаю. Блаженная старица не осуждала соседей, молилась за них, говорила: «Они меня обижают, а я за них переживаю».
Старица Ольга в 1945 году познакомилась с Акилиной Никитичной Кузнецовой, которая стала носить ей горячую еду - передавала её в окно, так как соседи никого не пускали к старице.
Когда блаженная старица начала юродствовать, соседям удалось поместить её в психиатрическую больницу. По промыслу Божиему здесь ей предстояло нести свой молитвенный подвиг. Врачи свидетельствовали, что в присутствии старицы успокаивались самые «буйные» больные. По молитвам подвижницы излечивались многие больные.
Из воспоминаний Акилиной Никитичной Кузнецовой (1911-2000 гг.): «...Постепенно, один за другим стали уходить исцеленные по молитвам старицы. Однажды, когда я пришла навестить матушку, кто-то из врачей сказал мне: «А ваша бабушка не простая, больные при ней успокаиваются»... Я пыталась вызволить матушку из больницы, но мне сказали что «больную» отпустят только в случае, если кто-нибудь оформит опекунство, иначе её отправят в дом престарелых».
Акилине Никитичне удалось собрать необходимые бумаги и оформить опекунство - старицу выписали.
В послевоенные годы монахиня Моисея была тайно пострижена отцом Амвросием Балабановским в схиму с именем Ольга. Когда её спрашивали о постриге, она отвечала: «Это тайна, об этом никому не говорят». Однажды сказала: «Схима – это молитва, а одежда – тряпки, а в схиме огонь – молитва. Схима – это любовь!»
Приведём ещё высказывание старицы Ольги о монашестве: «Монах как рыба на сковородке жарится, чтобы спасти свою душу и донести до конца крест, такие искушения посылаются».
Когда к старице стали приходить за помощью больные, соседи не пускали их, писали доносы, вызывали милицию, грозились вторично поместить её в больницу. (Старице пришлось побывала и во второй больнице, по свидетельству близких, она сама хотела «полечиться» там, говорила: «Там мои сёстры, надо им помочь, нечего им там делать». По молитвам старицы из больницы выписали нескольких монахинь.)
Лишь после того, как соседи получили отдельную квартиру, блаженная стала принимать людей открыто. Со временем все жильцы старого дома были выселены, так как дом собирались сносить, однако старица отказалась переезжать... По молитвам блаженной дом не снесли. Сюда к блаженной старице Ольге приходили за советом, за помощью не только миряне, но и монахи, семинаристы, священники.
Духовные чада старицы рассказывали, что от неё исходило чувство необычайной духовной радости, она умела передавать эту радость взглядом, прикосновением руки – в душе страждущих людей после этого наступал покой, скорби уходили.
Из воспоминаний духовной дочери блаженной старицы Ольги: «Придешь к ней в дом, а там ожидают тридцать-сорок человек. Со всеми матушка беседует, наставляет, дает советы, всех кормит, поит чаем... Сейчас вспоминаем, как же велика была она пред Господом: видела прошлое, настоящее и будущее, ей открывалось главное о человеке, о его духовном устроении, о том, что его ожидает в жизни. Кому было полезно, она открывала прямо, но часто говорила иносказательно, иногда действием – юродствуя... А чад своих она всегда уговаривала: «Молитесь, доченьки, молитесь! Мир молитвой держится!» Часто обличала она пришедших так, что было понятно только тому, кто был грешен этим грехом... Но иногда делала это при всех, чтобы устыдить. Она предсказывала грядущие скорби и искушения, чтобы люди встретили их мужественно, с молитвой. С великой любовью обращалась всегда матушка к Божией Матери, любила праздники в Ее честь. Особенно почитала образ Казанской Божией Матери...»
К сожалению, старица не разрешала её фотографировать, не благословляла писать и портреты. Когда пытались ее фотографировать, каждый раз негативы оказывались засвеченными. По рассказам духовных чад мы можем воссоздать словесный портрет блаженной старицы: «Она была небольшого роста, изящно-худощавая, глаза темно-коричневые, духовные, неземные глаза, волосы седые, лицо у матушки интеллигентное, красивое: княгиня. Очень тонкая, благородная кожа, руки были очень сильные, духовные руки... У блаженной старицы были удивительно благородные движения, походка, жесты. Никогда ничего лишнего, все точно, решительно. Всегда она была собранной, готовой в любой момент к действию». (Внешность, манеры, внутреннее благородство, указывали на дворянское происхождение схимонахини Ольги. По рассказам родственников её отец, Иван Иванович Лож