Реферат был получен в Москве 26 сентября и вызвал большой интерес. С.В. Троицкий писал в нем о большом значении Афона, резком сокращении численности славянских монахов и необходимости помешать греческим властям вытеснить славян с Афона и «возвратить Святой Горе ее великое историческое значение духовного центра православия и символа единства Греко-славянского мира». Профессор отмечал, что греческий министр Папа-Анастасиу даже составил проект полной секуляризации Афона и превращения его в коммерчески выгодный курорт с игорными заведениями, и лишь противодействие Вселенского Патриарха и афонитов при поддержке части греческих политиков помещали реализации этого плана. В связи с этим С.В. Троицкий предлагал поставить вопрос, не следует ли теперь осуществить Лондонский проект 1912 г. о провозглашении Афона особой монашеской республикой под общим протекторатом православных государств или предоставить Святой Горе экстерриториальный статус в пределах Греции, подобный статусу Ватикана?[197]
Как раз накануне получения реферата сотрудник Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии Г. Разумовский 26 сентября передал председателю отдела митрополиту Крутицкому и Коломенскому Николаю (Ярушевичу) написанную им «Краткую справку об афонских монастырях», в которой предлагал ряд практических шагов: «1. Наша Русская Православная Церковь должна настаивать на возврате принадлежавших ей трех монастырей и скитов в целях восстановления своего русского православного форпоста в преддверии выхода на Средиземное море» и т. д. На следующий день, прочитав реферат С.В. Троицкого, Г. Разумовский подал владыке Николаю новую записку с обширными цитатами из присланного документа, выразив при этом несогласие с некоторыми предложениями его автора. В частности он был против предоставления Святой Горе экстерриториального статуса и предлагал на предстоящей мирной конференции лишь «поставить вопрос об открытии полного доступа на Афон и об освобождении его от духовной эллинской диктатуры». 17 мая 1946 г. Г. Разумовский подал владыке Николаю еще одну подобную записку[198].
В октябре 1945 г. сербский епископ Мукачевско-Пряшевский Владимир (Раич) отвез рефераты о. Стевана Димитриевича и С.В. Троицкого в Москву и высказал Святейшему Патриарху Алексию I просьбу вынести вопрос Афона на предстоящую мирную конференцию (которая так и не состоялась). Патриарх обещал епископу заняться проблемой Афона. Подобное обещание владыка Владимир получил и от председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпова, который сказал, что желания Сербской Церкви соответствуют чаяниям Московской Патриархии, и об этой проблеме он уже разговаривал в Министерстве иностранных дел СССР[199].
На насельников болгарского монастыря Зограф уже вскоре после окончания Второй мировой войны обрушились репрессии. В 1945 г. Салоникский трибунал обвинил семь зографских монахов, в том числе игумена, в пособничестве немецким оккупантам, хотя их вина состояла лишь в том, что они в годы войны ездили в Болгарию для закупки и доставки на Афон продовольствия. Один монах умер в ходе следствия, а остальные шесть были приговорены к различным срокам заключения – от двух до пяти лет[200]. Подобные же репрессии готовились и против некоторых насельников Руссика, в том числе монаха Василия (Кривошеина), – против них было начато следствие. Однако в 1945 г. по настоянию бывшего Предстоятеля Элладской Православной Церкви (в 1938–1941 гг.) митрополита Хрисанфа (Филиппидиса), покровительствовавшего русским эмигрантам, подготовка этого процесса была прекращена[201].
Между тем, эпитроп монастыря о. Василий (Кривошеин), находясь временно в Афинах, по поручению игумена и братии Руссика 14/27 марта 1946 г., не дождавшихся ответа на свое письмо 1945 г., передал по дипломатическим каналам еще одно письмо Святейшему Патриарху Алексию I, отметив, что «об отправке его по почте обычным путем не может быть, конечно, и речи, ибо мы живем в атмосфере антирусского террора». Отец Василий писал о желательности постановки афонского вопроса на предстоящей мирной конференции, так как основным чертам святогорского строя – автономии и его международному правовому характеру – грозит серьезная опасность, поскольку греческое правительство стремится к полной эллинизации Афона и «утесняет» национальные меньшинства. Братия Руссика считала необходимым и приезд в монастырь делегации Московского Патриархата для изучения ситуации под видом паломничества, при этом о. Василий отмечал: «Просим также Ваше Святейшество нигде не говорить, что наш монастырь сам просил о приезде делегации, иначе нам могут грозить репрессии (все должно произойти как бы помимо нас). Наши отношения с Московской Патриархией мы держим в тайне от греческих властей». Кроме того, братия хотела обсудить вопрос о восстановлении подворий Руссика в Москве, Одессе и т. д. В заключение монах от имени игумена и всей братии поздравлял Патриарха с наступающей Пасхой[202].
Прочитав письмо, Святейший Патриарх Алексий поставил резолюцию: «Преосвященному Митрополиту Николаю. Что можно по сему сделать?» Председатель Отдела внешних церковных сношений передал документ для рассмотрения Г. Разумовскому, который, в свою очередь, написал резолюцию: «Передано для составления заключения профессору-протоиерею Вениамину Платонову (по территориальному признаку сферу его компетенции»[203].
В конце марта 1946 г. на Афон через США был привезен портрет Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I для русских святогорских обителей. Вскоре сотруднику Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии протоиерею Вениамину Платонову поручили составить записку о положении монастырей Святой Горы. В апреле он представил первую краткую «Записку по делу Старого Афона», в которой предлагал «морально-вещественно» поддержать русских святогорцев и с этой целью объявить сбор по всем русским храмам, а также послать делегацию Московского Патриархата на Афон. Через несколько дней о. Вениамин написал новый документ «К записке по делу Старого Афона (дополнение)», отметив в нем: «На основании последних данных, поступивших в Патриархию, настроение афонских иноков интересно в том отношении, что, будучи в большинстве своем вне политики, они не поддались доходившим до них обрывкам пропаганды против Советского Союза, шедшим со стороны этих кругов, и не прониклись симпатией к “крестовому походу” Гитлера против Советского Союза в 1941–1945 гг. Наоборот, героическая борьба Советского Союза против немецких захватчиков, немецких зверств в оккупированных областях и, наконец, восстановление Патриаршества в Москве коренным образом изменило отношение значительной части монахов к Советской власти: для них стало ясным, что Советский Союз проводит политику защиты традиционных интересов Родины в мире и, в частности, на Балканах и на Ближнем Востоке… Стоит отметить общую сознательность и солидарность монахов Пантелеимонова монастыря, которые решили ответить молчанием на новое предложение Болгарии о предоставлении продовольствия и не подводить своего представителя»[204].
В своем отзыве на эти документы Г. Разумовский 17 мая написал митрополиту Николаю (Ярушевичу), что на основании будущего более обстоятельного доклада о. Вениамина Платонова необходимо просить правительство о включении обсуждения вопроса Афона в повестку работы предстоящей мирной конференции. В начале лета 1946 г. обширная аналитическая записка «К вопросу об Афоне» с подробной исторической справкой была готова, и 28 июня Святейший Патриарх Алексий I переслал ее Г.Г. Карпову. В заключение этой работы о. Вениамин писал, что «протянуть руку помощи насельникам Афона может и должно только исключительно славянское государство – СССР»[205].
В свою очередь, 27 апреля 1946 г. заместитель заведующего отделом Балканских стран Министерства иностранных дел СССР А. Власов направил Г.Г. Карпову письмо с приложением двух писем и меморандума представителей русского монашества Святой Горы, адресованных Святейшему Патриарху Алексию I. Власов просил ознакомиться с этими материалами и сообщить Министерству отношение к ним Совета по делам Русской Православной Церкви иПатриарха.
На соответствующий запрос Г.Г. Карпова Святейший Патриарх Алексий I 9 августа написал свой «отзыв по делу об Афонских иноках», в котором предложил целый ряд практических мер по улучшению положения русских святогорцев: «По деятельному сочувствию ко всем обездоленным и труждающимся во всем мире; по обязанности ко всему славянскому как родному по крови; наконец, по долгу пред ущемляемыми со стороны греков своими сородичами – русскими – Советскому Правительству, а также и Русской Церкви естественно и необходимо выступить в защиту национальных меньшинств Афона. Общее положение на Афоне таково, что усиление фашистских и реакционных элементов в Греции, поддерживаемых британским империализмом, грозит повлиять самым неблагоприятным образом на судьбу русских монастырей Афона. Лучшим выходом нужно считать возврат к русскому предложению 1913 года об объявлении Афона независимой и нейтральной монашеской автономной областью, находящейся под покровительством и гарантией государства с православным населением, вследствие чего Афон перестал бы быть составной частью, хотя бы и автономной, но одного греческого государства. Подданство их было бы “Афонским” или “Святогорским”, а губернатор назначался бы гарантами. Приезд на Афон и принятие монашества на нем свободны для всех православных христиан. Это первый вариант.