утем переговоров с правительством Греции». Далее участники совещания, опираясь на международные договоры и в силу освященной веками традиции, заявили о необходимости восстановить и гарантировать права афонского монашества[228].
Комиссия по докладам о положении Святой Горы Афонской, в свою очередь, призвала Поместные Православные Церкви и ООН сделать все возможное для облегчения тяжелого положения русского Свято-Пантелеимоновского монастыря[229]. В ходе празднования в 1948 г. 500-летия со дня провозглашения автокефалии Русской Православной Церкви Патриарху Московскому и всея Руси Алексию удалось установить контакты с представителями Элладской и Константинопольской Церквей, приглашенными на юбилейные торжества. В беседах с ними поднимался и вопрос разрешений на прибытие на Афон русских монахов. Однако гражданская война в Греции (1946–1949 гг.) и плохие отношения между Грецией и СССР не оставили никаких надежд для решения этого жизненно важного для Свято-Пантелеимо-новского монастыря вопроса.
Вскоре после окончания Московского совещания 1948 г. произошел разрыв отношений СССР с Югославией (так называемый конфликт Сталин – Тито), взаимодействие Русской и Сербской Церквей временно прервалось, и последняя начала самостоятельно действовать в решении «афонского вопроса», причем смогла добиться некоторого успеха. В 1950 г. нормализовались отношения между Грецией и Югославией, и в июле 1951 г. делегация Сербской Православной Церкви в первый раз за многие годы посетила Хиландар, где еще поминали югославского короля Петра. В это время в обители оставалось только 27 насельников, к 1954 г. их количество уменьшилось до 24, из которых лишь четверо были моложе 50 лет. В 1955 г. на Афон приехал Сербский Патриарх Викентий (Проданов). После его визита, в середине 1955 г., три монаха из Югославии, а в 1959 г. еще пять получили разрешение поселиться в Хиландаре. Таким образом, сербский монастырь был спасен от вымирания[230].
В отношении болгарского монастыря Зограф греческие власти пошли на уступки значительно позже. В частности, в справке посольства СССР в Болгарии от 28 июля 1951 г. отмечалось: «В Греции (на Афоне) находится около 11 болгарских монастырей и скитов, два из которых, а именно – монастыри “Св. Георгий Зограф”) и “Достойно есть“, владеют собственностью в Болгарии. Монастырю “Св. Георгий Зограф” принадлежит четырехэтажный дом в г. Пловдиве, большой дом в г. Софии, т. н. Германский монастырь (в с. Герман, около Софии) с 150 декарами земли и мельницей. Для управления этим имуществом создана комиссия (эфория), председателем которой назначен министр правосудия Болгарии. Монастырю “Достойно есть” принадлежит около 200 декаров земли в с. Расово Ломской околии, в котором находится монастырское подворье и хозяйственные постройки. Этому монастырю принадлежат также две виллы в с. Княжево Софийской околии. Связь Св. Синода с болгарскими монастырями в Греции прекратилась с 1946 г. С этого времени Св. Синод, а также и Дирекция по делам вероисповеданий не имеют сведений о положении болгарских монахов в Греции, за исключением разрозненных сообщений, получаемых через третьи лица и из газет»[231].
В 1954 г. во всех афонских обителях осталось только 36 болгарских иноков. В списке насельников Зографа, составленном 29 января 1957 г. его настоятелем архимандритом Прокопием для Патриарха Кирилла, значилось 27 человек (самому молодому из них было 40 лет). Во время первого визита Болгарского Патриарха в монастырь в 1962 г. в обители проживало 18 монахов преклонного возраста. На следующий год их число сократилось до 12. Лишь в конце 1965 – начале 1966 гг. между Болгарией и Грецией было достигнуто соглашение о пополнении братии Зографа десятью монахами, причем и тут греческая полиция допустила на Афон лишь пять из них. Поэтому и в дальнейшем число насельников болгарского монастыря оставалось небольшим: в 1966 г. – 26, в 1968 г. – 15, в 1971 г. – 11, 1991 г. – 12.
Интересно отметить, что среди прибывших в Зограф монахов был агент болгарской разведки, который в 1978–1983 гг. сфотографировал все рукописи в монастырском архиве и библиотеке – всего 3200 роликов (по 36 кадров в каждом). В настоящее время эти ролики хранятся в Центральном государственном архиве в Софии и служат важной научной базой для исследований болгарских историков, так как они до сих пор не могут получить доступ к собранию рукописей в Зографе[232].
Из всех негреческих обителей Афона наиболее печально сложилась судьба русских. Уже в 1945 г. на Святой Горе оставалось лишь 510, а в 1946 г. 472 русских инока. Большинство из них были ветхими старцами, остро нуждавшимися в поддержке и помощи русской церковной общественности. В дальнейшем греческие власти длительное время не пускали на Святую Гору новых русских монахов с «явной тенденцией завладеть всеми русскими обителями, со всеми их духовными сокровищами» (только в Свято-Пантелеимоновском монастыре хранилось несколько десятков тысяч старинных книг и около 50 ковчегов с мощами святых)[233].
Тема катастрофического сокращения численности русской общины Афона стала основной в общении иеромонаха Василия (Кривошеина) и председателя Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича) в 1951–1957 гг., будущий владыка стремился донести до руководства Московского Патриархата правду о положении русского монашества на Святой Горе и поделиться с ним мыслями о том, как способствовать исправлению ситуации. Так, 7 августа 1951 г. он получил письмо от митрополита Николая, где тот живо интересовался «жизнью наших русских братьев на Афоне и положением там этого дела в наши дни». В ответном письме от 24 августа о. Василий описал ситуацию и предложил ряд мер. Они сводились к тому, что «нужно начинать не какую бы то ни было борьбу за пересмотр афонских законов, а добиваться только одного, единственно существенного в данное время – допущения русских монахов на Афон, иначе русское монашество там вымрет»[234]. Об этом же говорилось и в других письмах иеромонаха.
В 1950-е гг. священноначалие Московского Патриархата неоднократно обращалось к Константинопольским Патриархам, Афинским архиепископам и греческому правительству в связи с бедственным положением русских и других негреческих насельников Афона. При этом оно старалось объединить усилия других заинтересованных в решении этого вопроса Поместных Церквей. Так, в июле 1951 г. вопрос о положении в Элладской Церкви – об афонских монахах и борьбе со старостильниками – обсуждался на встрече в Москве Предстоятелей Русской, Антиохийской, Румынской, Болгарской и Грузинской Православных Церквей[235].
В письме Румынскому Патриарху Юстиниану от 15 августа 1952 г. Патриарх Московский и всея Руси Алексий предложил провести в Бухаресте специальное совещание представителей Поместных Православных Церквей по вопросу положения негреческого монашества на Афоне[236]. 29 августа 1952 г. Патриарх Алексий отправил председателю Священного Синода Болгарской Церкви митрополиту Пловдивскому Кириллу (Маркову, будущему Болгарскому Патриарху) письмо относительно защиты прав православных монахов негреческой национальности на Афоне. В ноябре 1952 г. Совет по делам Русской Православной Церкви рекомендовал Святейшему Патриарху Алексию еще раз запросить у митрополита Кирилла, «что делается к защите прав монахов Болгарской Церкви на Афоне?»[237]
В связи с особой актуальностью афонской тематики, в начале сентября 1952 г. Отдел внешних церковных сношений Московской Патриархии, по благословению Святейшего Патриарха Алексия I, попросил митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова) «о постановке перед Советом Академии вопроса о поручении профессорам и преподавателям церковной истории, церковного права, патрологии изготовления статей для помещения в “Журнал Московской Патриархии” исторического, канонического, патрологического характера о русском и грузинском иночестве на св. Горе Афон: о монастыре св. вмч. Пантелеимона и других русских и грузинских церковных владениях, о духовном подвиге русского и грузинского монашества, о древних церковных памятниках русской и грузинской культуры, о ценнейших памятниках древней письменности, иконописи и предметах церковного обихода, хранящихся в стенах русских и грузинских обителей, о попрании греческим правительством и Константинопольской Патриархией исконных бесспорных прав Русской и Грузинской Церквей и обличение этой акции»[238].
При этом Отдел внешних церковных сношений подчеркивал, что «важность Афонского вопроса требует незамедлительной напряженной работы над предложениями членов ученой корпорации Академии». 6 сентября Совет Ленинградской духовной академии постановил поручить это задание преподавателям, и уже вскоре появились конкретные результаты, в частности, иеромонах Леонид (Поляков, в дальнейшем митрополит Рижский и Латвийский) написал обширную работу «Очерки по истории Афонского и русского монашества в XI–XVIII вв.»[239] (позднее, в 1964 г., уже в сане архиепископа, владыка Леонид защитил диссертацию на соискание степени доктора церковной истории «Афон в истории русского монашества XI–XVIII вв. (духовнонравственные связи)»).
В начале 1953 г. владыка Кирилл (Марков) обсудил афонский вопрос с митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем) в Вене и Румынским Патриархом Юстинианом в Бухаресте. Во время этих встреч была достигнута договоренность о созыве в Бухаресте совещания для разработки совместных мероприятий по защите прав монахов негреческой национальности на Афоне. Вернувшийся в мае 1953 г. из поездки в Софию, предпринятой для участия в интронизации Святейшего Патриарха Кирилла, митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий сообщил Г.Г. Карпову, что Патриархи Кирилл и Юстиниан «ждут сигнала от Московской патриархии и готовы принять участие в обсуждении» положения на Афоне