В декабре 1945 г. Святейший Патриарх Алексий написал ответное письмо епископу Дионисию, в котором опроверг все обвинения, отметив: «Мы уверены, что только враги сближения двух Православных сестер-Церквей могли столь тенденциозно осветить перед Вами те отдельные случаи, на которые Вы ссылаетесь в Вашем послании». В частности, Патриарх указал, что переслал в сентябре 1944 г. в адрес священников-партизан несколько наперсных крестов и одну панагию в ответ на просьбу протоиерея Евстафия Караматиевича, «не вдаваясь в разбор вопроса, кому персонально они будут розданы» и не в качестве церковной награды (подобное разъяснение уже было дано в письме от 29 сентября 1945 г. митрополиту Скопленскому Иосифу в ответ на его сделанный в августе запрос). Первосвятитель также опроверг наименование им части сербских епископов «реакционерами» и «фашистами», сообщив, что, почитав у о. Евстафия о переходе на сторону оккупантов двух сербских епископов и части священников, в ответном письме выразил соболезнование: «Вместе с Вами Русская Церковь скорбит о том, что нашлись среди вашего народа изменники вере и Отечеству, что даже среди сербских епископов оказались такие, которые и словом и делом пошли на службу фашистским оккупантам, что ваш доблестный Патриарх Гавриил страдает за свою верность Родине и народу.». В заключение Патриарх Алексий написал, что не имеет сведений об аресте митрополита Скопленского Иосифа, каких-либо преследованиях православных сербов со стороны югославских властей, и отметил: «Ни одна из образовавшихся в Югославии самостийно, без согласия Сербской Церкви, автокефальная церковь, как поступившая против священных канонов, не может быть нами признана». Ответное письмо Патриарха было направлено епископу Дионисию через экзарха Московской Патриархии митрополита Алеутского и Северо-Американского Вениамина (Федченкова) с указанием о возможности его использования в печати[319].
Одновременно 2 декабря к Святейшему Патриарху Алексию пришла телеграмма от Александрийского Патриарха Христофора с просьбой о немедленном вмешательстве и оказании помощи преследуемой Православной Церкви в Югославии. В ответной телеграмме Московского Патриарха от 15 декабря 1945 г. эта просьба фактически отклонялась: «…мы не имеем этих печальных сведений, хотя я и имею сношения с митрополитом Иосифом, а недавно был у меня сербский епископ Владимир. Поэтому вмешиваться в этот вопрос и выступать в качестве покровителя перед тремя правительствами на основе непроверенных сведений считаю неудобным.»[320].
На Архиерейском Соборе русского Американского митрополичьего округа, состоявшемся 13–14 декабря 1945 г. в Чикаго, было сообщено, что епископ Дионисий выразил Первоиерарху округа митрополиту Феофилу желание сотрудничать с Русской Церковью в Америке, поделился полученными из Югославии сведениями о гонении на Сербскую Церковь со стороны титовских коммунистов и известил о прибытии в ближайшее время в США из Англии крупнейшего сербского богослова епископа Николая (Велимировича)[321]. В 1963 г. большая часть так называемой «Дионисиевской» сербской епархии в США и Канаде после последовавшего из Белграда низложения владыки Дионисия формально отделилась от Сербского Патриархата, обвиняя его в сотрудничестве с коммунистической властью. Отделившиеся таким образом Свободные сербы (как они стали себя называть) были осуждены Патриархией как безблагодатные раскольники. Первоначально они обратились к Русской Православной Церкви за границей, но были отвергнуты, затем входили в общение с рядом церковных юрисдикций. Их возвращение в лоно Сербской Матери-Церкви произошло лишь в 1991 г.[322]
С 22 февраля по 28 марта 1946 г. делегация Московской Патриархии в составе епископа Кировоградского Сергия (Ларина) и секретаря Святейшего Патриарха Алексия I Л.Н. Парийского вновь посетила Белград. На этот раз она вела переговоры о переходе в юрисдикцию Русской Церкви Чешской и Прешовской православных епархий, так как 8 ноября 1945 г. Епархиальное собрание Чешской епархии приняло решение о переходе из юрисдикции Сербской Церкви в Московский Патриархат. Первоначально делегация получила отрицательный ответ, так как еще 19 декабря 1945 г. Сербский Синод осудил решение Епархиального собрания как незаконное, поскольку на нем не было ни одного епископа, и чешская делегация, предварительно не обратившись к Церкви-Матери, поехала с ходатайством о принятии вМоскву[323].
Высказанные пожелания вызвали негативную реакцию у части сербских архиереев. Дело дошло до того, что митрополит Иосиф в проповеди за богослужением 26 февраля 1946 г. в присутствии епископа Сергия и Л.Н. Парийского позволил себе выпад против русской делегации, заявив: «К нам приехали вот эти два русса (слово «русс» на сербском языке является непочтительным в отличие от слова «русский»), которые хотят торговаться, кое-что у нас отнять, но вы не беспокойтесь, все будет хорошо, мы с ними поторгуемся, и они уедут». Все это было произнесено по-сербски, присутствовавшие в храме насмешливо заулыбались, а епископ Сергий с Парийским, не разобравшись в ситуации, заулыбались вместе с ними[324].
Для русской делегации был также приготовлен меморандум о «научно-канонической невозможности» передачи Чешской епархии в юрисдикцию Московского Патриархата, а принявший делегацию митрополит Иосиф заявил, что этот вопрос может разрешить только Архиерейский Собор под председательством Патриарха, и отказался даже предоставить право одному из русских епископов окормлять епархию, не управляя ею, отметив, что «Патриарх Алексий и Русская Церковь в целом нанесли пощечину братской Сербской Церкви за все их доброе отношение к русским». 18 марта заявление делегации было заслушано на Архиерейском Соборе, а на следующий день по просьбе советского Министерства иностранных дел чехословацкий поверенный в делах Карпичек посетил митрополита Иосифа и сообщил ему о согласии правительства Чехословакии на переход епархии, в тот же день владыке была передана соответствующая письменная нота. Благодаря участию в решении этого вопроса государственных властей Чехословакии и Югославии был найден компромисс. 19 марта Архиерейский Собор постановил присоединить к Чешской епархии оставшуюся на территории Чехословакии часть Мукачевско-Пряшевской епархии, а 20 марта дал согласие на то, чтобы Московская Патриархия направила в Прагу епископа для временного возглавления епархии, хотя формально Сербская Церковь не отказалась от своей юрисдикции над ней[325].
Извещение об этом решении за подписью митрополита Иосифа было направлено Святейшему Патриарху Алексию и Епархиальному совету в Прагу. Уже после отъезда делегации Московского Патриархата – 19–20 мая 1946 г. и Сербский Архиерейский Собор дал согласие на то, чтобы Чешскую епархию возглавил русский епископ[326]. Однако лишь 15 мая 1948 г. Священный Архиерейский Собор Сербской Церкви окончательно отпустил Чехословацкую Православную Церковь в юрисдикцию Московской Патриархии[327]. Накануне отъезда – 27 марта 1946 г. русскую делегацию принял И.Б. Тито.
Во время посещения Святейшим Патриархом Алексием в мае 1946 г. Болгарии с ним встретился специально приехавший в Софию епископ Бачский Ириней (Чирич). Близко знавший его протоиерей Владимир Родзянко позднее вспоминал об этом так: «Епископ Ириней сам был первый, кого Сербский Синод послал в Софию для личной встречи и сослужения с Патриархом Алексием (это не спасло его, однако, от коммунистической расправы, т. к. он оставался, как архипастырь, стойким и принципиальным)»[328].
14 ноября 1946 г. в Югославию вернулся Патриарх Гавриил (Дожич). После освобождения из немецкого плена он поселился в Риме и долгое время не желал переезжать в Югославию, ожидая возвращения в страну короля Петра, у которого летом 1946 г. крестил новорожденного сына. При этом Сербский Патриарх старался поддерживать хорошие отношения и с Московским Патриархатом, и с Русской Православной Церковью за границей, желая примирить их. В частности, 22 октября 1945 г. на приеме в Лондоне он имел беседу с представлявшим РПЦЗ протоиереем Михаилом Польским. В тот же день о. Михаил в письме в США архиепископу Виталию (Максименко) так сообщил об этом разговоре: «Патриарх с чувством глубокой внутренней симпатии и личной дружбы говорил о митрополите Анастасии, осведомлялся о нем и его положении, рад, что он уже в Женеве. Патриарх, конечно, осведомился о нашем направлении и высказался за то, чтобы быть нам в общении с Московской Патриархией и этим поддержать ее в ея новом положении, допуская, что советами сделаны уступки церкви. На указание, что все это советская тактика, что епископат и духовенство в России страдают, Патриарх согласился и добавил все об ужасах в Югославии. А на напоминание, что некогда живоцерковники получили поддержку от восточных патриархов, он заявил, что он и тогда рекомендовал грекам не вмешиваться во внутренние дела Русской Церкви. В общем, он подчеркивал строгость, прямоту, чистоту и твердость митрополита Анастасия, но с мыслью, что, может быть, ему надо бы и уступить теперь. Однако сам сказал, что и Сербская Церковь переживает сейчас свой 18-й год. Туда он отказался вернуться»[329].
Только переговоры в сентябре 1946 г. в Карловых Варах, где Патриарх находился на лечении, с экзархом Московской Патриархии в Чехословакии архиепископом Елевферием (Воронцовым) побудили Сербского Первосвятителя изменить решение о невозвращении на Родину. В докладе Г. Карпова в ЦК ВКП(б) от 14 февраля 1947 г. отмечалось, что архиепископ Елевферий «по поручению Ппатриарха Алексия, провел с Гавриилом ряд бесед и убедил его в необходимости вернуться в Югославию и сотрудничать с демократическим правительством Тито, оставив надежды на восстановление монархии». Следует отметить, что коммунистическое правительство Югославии лишь после некоторых колебаний позволило Патриарху вернуться в страну, дав ему требуемое обещание личной неприкосновенности