.
Власти подавляли приходскую жизнь, а в конце 1940-х гг. началась новая, связанная с холодной войной волна репрессий духовенства. Еще в 1946 г. Велико-Тырновского митрополита Софрония обвинили в выступлениях против Отечественного фронта, критике Сталина и советской системы. В подобном обвиняли также Старо-Загорского митрополита Климента и Доростоло-Червенского Михаила. Тяжелую утрату Болгарская Церковь понесла в результате убийства 7 ноября 1947 г. лишенным сана священником Ильей Стаменовым (известным в округе в качестве осведомителя) митрополита Неврокопского Бориса (Разумова). При этом еще в конце 1944 г. Стаменов был приговорен за содействие немцам и выдачу партизан к расстрелу, но каким-то образом избежал казни и находился на свободе. Владыка Борис был известен как русофил, в частности, после войны он выступил с предложением заселить Рильский монастырь русскими насельниками, чтобы поднять монашескую жизнь на высокий уровень. В качестве секретаря Синода митрополит попытался на практике осуществить этот план, но это было враждебно воспринято властью и частью архиереев. В одном из своих писем в Московскую Патриархию протоиерей Всеволод Шпиллер отмечал: «Опыт м. Бориса Неврокопского вызвал в Синоде целую бурю, и “русофильство” м. Бориса стоило ему тогда очень дорого»[520].
За месяц до своей мученической кончины митрополит Борис написал в Священный Синод письмо, в котором жаловался на произвол коммунистов в его епархии. Владыка был объявлен органами власти врагом, против него развернули клеветническую компанию в прессе, в частности, в газете «Работническо дело» опубликовали статью под названием «Один недостойный служитель Болгарской Православной Церкви». С апреля 1948 г. по 1 января 1949 г. под предлогом обвинения в финансовых нарушениях содержался под арестом митрополит Ловчанский Филарет. Репрессий не избежал и самый авторитетный болгарский иерарх в межвоенный период – Видинский митрополит Неофит[521].
Массовая волна антицерковных репрессий конца 1940-х гг. началась с ареста 29 июля 1948 г. почитаемого в народе за нищелюбие и прозорливость настоятеля Рильского монастыря архимандрита Калистрата (Накова), приговоренного через год к 10 годам тюремного заключения, и сопровождалась в основном административными мерами. От нее пострадало около 200 священников, обвиненных в деятельности против Отечественного фронта. Их отстраняли от службы, отправляли в трудовые воспитательные учреждения (лагеря) или выселяли в другую местность вместе с семьями[522]. Этим преследовалась цель поставить под контроль власти все активные церковные кадры. За весь период коммунистической власти в Болгарии Православная Церковь потеряла 120 убитых и 600 репрессированных священнослужителей, значительная часть духовенства прошла через тюрьмы и лагеря[523].
И в этих тяжелых условиях некоторые священнослужители и миряне боролись как чисто церковными средствами, так и через свою периодическую печать, стараясь и в условиях цензуры не оставлять без ответа нападки на веру и Церковь. Особенную активность и бесстрашие в этом плане проявляли редакторы ежемесячного журнала «Духовна культура» – профессор богословского факультета Софийского университета Борис Маринов и Александр Величков[524].
В то же время среди части белого духовенства экзархата появились течения, близкие по своим взглядам с обновленчеством в СССР. Так, протоиерей Всеволод Шпиллер еще в 1946 г. писал в Совет по делам Русской Православной Церкви, что Рильский монастырь превращен в место отдыха туристов. При этом монашество там «просто планомерно и систематически истреблялось», такой вывод отец Всеволод делал в связи с отменой ночных и ранних утренних богослужений, якобы «утомлявших без нужды» братию. Возникали проекты по превращению монастырей в «социально-полезные» учреждения: приюты, больницы, образцовые хозяйства, места отдыха, культурнопросветительные центры и т. п. Монашество «созерцательное» должно было уступить место монашеству «деятельному». Вопрос сближения Церкви с обществом и народом предполагалось решить в смысле приспособления к миру: священство требовало второ– и третьебрачия, в том числе для разводящихся, участия в доходах с монастырей, командировок за границу для специализации, политических прав и организации священнического профсоюза с правом представлять везде, в том числе перед Синодом, профессиональные интересы священства[525].
Одновременно происходило огосударствление церковной жизни, так, например, Союз священников на своем, проходившем 18–20 октября 1949 г. в Софии, XXXI конгрессе принял декларацию об отношении Церкви к правительству Отечественного фронта, в которой говорилось: «Союз будет приобщать свои усилия к силам правительства в деле построения социализма и благоденствия в нашей стране, за построения Царства Божия на земле»[526]. На конгрессе также рассматривались вопросы о второбрачии духовенства, отказе от ношения рясы во внеслужебное время и о новом церковном уставе. В своем письме Патриарху Алексию от 1 ноября того же года отец Всеволод Шпиллер отмечал, что этот конгресс завершил «тянувшееся долгие годы размежевание, с одной стороны, синодальных архиереев (митрополитов) с окружением их во главе с протоиереем Цанковым, с другой – живоцерковнически настроенных священников, группирующихся около руководства священнического профессионального (!) союза»[527]. После завершения работы конгресса делегация его членов и руководителей Союза священников, вдохновленных выступлением на одном из заседаний председателя Софийского городского совета Ивана Пашова, посетила Синод с требованием неотложного решения вопросов о второбрачии духовенства, снятии ряс и о совместном пересмотре проекта нового устава экзархата.
В 1949 г. управлявший русскими приходами в Болгарии архиепископ Серафим (Соболев) поместил в журнале «Църковен вестник» статью, в которой «осудил, как неканонические, притязания Союза священников на умаление власти Синода и на внедрение второбрачия, предостерегая от “живоцерковнических” ошибок и сползания в экуменизм». В ответ в журнале «Народен пастир» (№ 40 от 21 декабря 1949 г.) была опубликована статья священника Николая Загарова, который писал: «… мы совершенно не обязаны подражать тем обычаям жизни Русской Церкви, которые для нашего духовенства являются уже анахронизмом, так как объединенное болгарское духовенство, благодаря своему союзу, чего русское духовенство еще не имеет, подняло свое общественно-церковное сознание до такой степени, что может претендовать на свои законные права равноправного члена в управлении и жизни Церкви, а не может быть только раболепно настроенной массой. В этом именно смысле мы безбоязненно заявляем и сейчас, что ничто не препятствует русскому духовенству поучиться у нашего»[528].
Интересная, хотя и очень односторонняя характеристика ситуации в Болгарской Церкви уже после отстранения от управления экзарха Стефана содержится в письме архиепископа Серафима (Соболева) Московскому Патриарху Алексию I от 26 апреля 1949 г.: «Все митрополиты являются решительными последователями экуменизма как до Московского совещания, так и после него… если экуменическое разложение будет идти и впредь такими же шагами, то недалек тот день, когда вожди Болгарской Церкви приведут ее на радость врагов Православия к полному духовному единению с создавшимся на Западе религиозным единством, которое в лице экуменизма ставит своею задачею поглощение всех поместных Православных Церквей и образование единой Вселенской, только не православной, а экуменической, т. е. еретической и масонской Церкви, в чем и состоит сущность экуменизма.
В экуменическом направлении болгарских иерархов, в их явном попустительстве экуменической деятельности профессоров богословского факультета и в его отрицательном отношении к Православию надо искать одну из главных причин возникновения здесь великого зла – Священнического союза. Последний стремится уничтожить власть епископата в лице Синода, быть главным распорядителем всего церковного имущества, допустить женатый епископат и двубрачие духовенства, а в конце концов – образовать в Болгарии живую, или обновленческую, Церковь, как это было в России, в целях уничтожения канонов и догматов и всей Православной Церкви. Надо всегда помнить, что болгарские священники сплошь и рядом являются питомцами Софийского – враждебного Православной Церкви – богословского факультета. И вполне естественно, что Священнический союз отражает в себе всю противоцерковность и антиканоничность сего факультета».
По мнению владыки Серафима, необходимо было предпринять «какое-то высшее вмешательство для оздоровления Болгарской Церкви. включить в число митрополитов Болгарской Церкви таких иерархов, которые отличались бы преданностью Православной Церкви и могли бы вести борьбу с экуменизмом. Такими стойкими борцами за св. Православие являются епископ Парфений, архимандрит Мефодий и архимандрит Серафим, самый лучший мой ученик. Этих трех лиц и следовало бы теперь же сделать митрополитами. Причем на еп. Парфения надо возложить временное исполнение обязанностей председателя Синода. Он, как непоколебимый в православии, поведет Болгарскую Церковь противоэкуменическим путем. Митрополитов же Паисия, Кирилла, Иосифа и Филарета, совершенно беспринципного, самого худшего из всех болгарских иерархов, удалить на покой. Разумеется, хотя и постепенно, но надо, за исключением проф. Маринова, удалить из богосл. факультета всех его профессоров и заменить их новыми из среды преподавателей болгарских духовных семинарий, преданных православной вере. О. же Цанкова и Дюльгерова надо уволить из профессоров богословского факультета в первую голову»