.
1 января 1952 г. о. Владимир Родзянко так писал о гибели о. В. Неклюдова Святейшему Патриарху Алексию: «Известны мне обстоятельства последних минут протоиерея о. Владислава Неклюдова. Он был поставлен в такое положение, что самое его появление на суде должно было бросить тень на Мать-Церковь Русскую и дать повод для вражды к ней Церкви Сербской. Он предпочел “положить жизнь за други своя” и без колебаний это сделал. “Самоубийством” было названо то, что Церковь венчает венцом мученическим, потому что это не был акт отчаяния или безверия, но наоборот – сознательная жертва за Церковь, веру и истину. Самых последних минут о. Владислава никто из его тюремных товарищей лично вообще не видел»[812].
Эти преступления югославских властей возмутили Сербского Патриарха Гавриила. В состоявшейся 28 декабря 1949 г. беседе с первым секретарем советского посольства в Югославии А.М. Зубовым Первосвятитель «по своей инициативе коснулся сараевского антисоветского процесса, назвав его “кощунством над Православной Церковью”. В газетах писали, сказал он, что священник Неклюдов повесился. Этого не только нельзя допустить, но даже об этом грешно подумать. Неклюдов был очень стойкий и честный человек. Крыжко тоже хороший человек. Он любил народ, и народ его тоже любил. Поэтому его и осудили на долгие годы»[813].
Следует упомянуть также, что в 1949 г. был арестован по обвинению в так называемом «недоносительстве» и приговорен к тюремному заключению еще один прихожанин о. Алексия Крыжко, ректор юридического факультета (Белградского университета) в Сараево, известный историк славянского и византийского права, археолог, знаток богомильства Александр Васильевич Соловьев. Ученый с мировым именем оказался посажен в белградскую тюрьму и после двухлетнего заключения в 1951 г., на седьмом десятке лет, вынужден отправиться в новую эмиграцию – в Швейцарию, где с 1952 по 1961 гг. был профессором славистики Женевского университета[814].
В условиях жестоких репрессий русские священнослужители продолжали покидать страну. Вместе со многими другими эмигрантами в 1949 г. был изгнан из Югославии и настоятель русского храма св. Архангела Михаила в г. Великом Бечкереке священник Александр Терентьевич Мирошниченко. В дальнейшем службы для русской общины здесь до начала 1970-х гг. совершали сербские священники Милош Попович и Нинчич[815].
В этом же году уехали в США игумен Лука (Родионов) и бывший наместник мужского иноческого братства Святого Креста в Земуне игумен Феофан (Шишманов). На свободную территорию г. Триеста (вскоре отшедшего к Италии) в конце 1949 – начале 1950 гг. выехали протоиерей Василий Колюбаев, бывший преподаватель духовной семинарии о. Пантелеимон Капланов и священник Алексий Шевченко[816]. К этому времени оказалось фактически разгромлено и прекратило свое существование русское благочиние в Бачской епархии.
В марте 1950 г. был арестован за отказ от «пропаганды против СССР» и в мае того же года выслан в Албанию священник Григорий Александрович Крыжановский, в марте 1950 г. был выслан в Албанию и принявший советское гражданство в 1946 г. священник Димитрий Северьянович Томачинский. 19 марта 1950 г. югославские власти выслали в Венгрию священника Михаила Дмитриевича Толмачева. В начале 1950-х гг. уехал из Югославии служивший в белградской Свято-Троицкой церкви протодиакон Александр Федорович Качинский, в марте 1950 г. был выслан в Болгарию принявший в 1946 г. гражданство СССР преподаватель Призренской духовной семинарии игумен Иоанн (Кухтин), будущий Предстоятель Чехословацкой Православной Церкви в сане митрополита, в том же году уехал в Венесуэлу протоиерей Флор Жолткевич и т. д.
В конце концов, после долгих мучений смог выехать в Советский Союз протоиерей Иоанн Сокаль. В упоминавшемся письме митрополиту Николаю (Ярушевичу) от 9 декабря 1949 г. он в отчаянии взывал к владыке о помощи: «После Владислава хотят погубить и меня; на днях вызывали дочь и сообщили, что нашу семью считают врагами югославского народа; это за все то доброе, которое мы оказали им, посвятивши лучшие годы нашей жизни, причем еще добавили, что нам здесь места нет. А когда мы сказали, что ждем визы, то на это представитель Мин. внутр. дел – подполковник – заявил: “ее вы подождете в другом месте”. Положение очень тревожное, и посему сердечно прошу принять все возможные меры к ускорению визы»[817].
В результате виза все же была получена, и 25 января 1950 г. о. Иоанн вместе с семьей (женой Марией Софроновной и двумя детьми – дочерью Ниной и сыном Анатолием) приехал в СССР. Уже в феврале 1950 г. его назначили ректором Саратовской духовной семинарии, 9 февраля 1951 г. удостоили степени магистра богословия. В 1953–1956 о. Иоанн служил ректором Минской духовной семинарии, в 1956–1957 гг. – ректором Одесской духовной семинарии, а 10 мая 1959 г., после принятия монашеского пострига с именем Иннокений был хиротонисан во епископа Смоленского и Дорогобужского[818].
В состоявшейся вскоре после возвращения 28 января 1950 г. беседе о. Иоанна Сокаля в Совете по делам Русской Православной Церкви протоиерей так описал трагическое положение русских общин в Югославии (в изложении работника Совета В.С. Карповича): «В отношении Русской Церкви титовцы добиваются ликвидации Патриарших приходов в Югославии, как очагов русского влияния. Духовенство Московской Патриархии арестовывается и уничтожается. Осужден на 11 лет священник Алексей Крыжко, на 8 лет заключения священник Родзянко Владимир. Протоиерея Владислава Неклюдова повесили в тюрьме. После смерти Владислава осталась жена с ребенком, которым Сокаль помог материально. один пьяница и бродяга из числа русских попов был вынужден явившимися к нему агентами Тито к подаче заявления на Сокаля. Об этом пьяница-поп, раскаиваясь в своем поступке, сам рассказал протоиерею Сокалю. Дочь Сокаля вызывал представитель УДБ и заявил прямо, что “ваша семья является неприятелями нашего посольства”. Ей грозили, что скоро их семья очутится в тюрьме. В Югославии имеется 6000 советских граждан. Каждый из них ожидает ежеминутно высылки за границу, как бы давно он ни жил в Югославии. Людей хватают и везут к границе, не давая взять с собой необходимые вещи. Титовцы к весне собираются совсем разделаться с советскими гражданами. Протоиерей Сокаль говорит, что он оставил [вместо себя] о. Виталия – советского гражданина. в помощь ему был вызван Александр Тугаринов, которого Сокаль характеризует как умного, высоко богословски образованного человека. Однако на пути в Белград Тугаринов был арестован»[819].
После гибели о. Владислава Неклюдова и отъезда о. Иоанна Сокаля настоятелем Свято-Троицкой церкви, на основании телеграммы Московской Патриархии от 22 января 1950 г., длительное время служил протоиерей Виталий Васильевич Тарасьев (1901–1974). Он был потомственным священником, участником Белого движения (служил в Конной гвардии и имел четыре ранения), закончил духовную семинарию в г. Призрене (1926) и богословский факультет Белградского университета, с 1926 г. служил псаломщиком Свято-Троицкого храма в Белграде, 7 июня 1931 г. был рукоположен во иерея к этой церкви и 3 апреля 1940 г. возведен в сан протоиерея. Отец Виталий также работал законоучителем русских школ в Белграде. Следует упомянуть, что он был и духовником преподобного архимандрита Иустина (Поповича), который проводил в Свято-Троицком храме много времени и совершал свой монашеский подвиг.
Отец Виталий фактически стал и благочинным русских православных приходов в Югославии. Ему, одному из немногих оставшихся в стране священнослужителей Московского Патриархата, удалось избежать ареста. В декабре 1955 г. сотрудник УДБ, в ответ на упрек освобождаемого о. А. Крыжко о несправедливо жестоком наказании, ответил, «как бы в оправдание своего варварства»: «А вот, Виталий Тарасьев! Он ведет переписку со всем земным шаром, и мы его не трогаем, потому что мы ему верим, он лояльно относится к нам, он – наш человек»[820].
В помощь о. Виталию, еще по ходатайству протоиерея Иоанна Сокаля, был назначен о. Александр из г. Ниша, но как только он приехал в Белград, югославские власти выслали его в Болгарию. К осени 1950 г. вместе с о. В. Тарасьевым в Свято-Троицкой церкви еще служили иеромонах Владимир и о. Алексий Погодин, но затем и им пришлось покинуть приход[821].
В 1949 г., после ареста протоиерея Владислава Неклюдова, регентом хора Свято-Троицкой церкви стал протодиакон Александр Качинский, а когда он уехал в августе 1950 г. в Триест, на это место был переведен регент хора Иверской часовни Григорий Иванович Криволуцкий. Но через год и он уехал к сыну в Берлин, и пришлось подыскивать нового регента, в результате чего был приглашен Павел Иванович Бабаев, до войны бывший регентом хора 2-й Кубанской казачьей станицы. Хор же Иверской часовни, который ранее возглавлял Г.И. Криволуцкий, после окончания Второй мировой войны постепенно распался: Екатерина и Виктор Алексеевы, Марина Круг покинули Югославию в 1950 г., Григорий Баранников скончался и т. д.[822]
К 1950 г. в русском благочинии осталось восемь общин, при этом четыре имели свои церкви: в Белграде, Белой Церкви, Земуне и Цриквенице, а еще четыре использовали помещения сербских храмов: в Панчево, Зренянине, Нови Саде и Сараево. Число прихожан сократилось до шести тысяч[823].
Следует также упомянуть, что после окончания Второй мировой войны в село Качарево (в 20 километрах севернее г. Панчево) из Белграда переехал русский дом для престарелых. В доме была устроена часовня, в которой служили местные сербские священники, а также изредка приезжавший из Земуна русский священник Михаил Котляревский (скончавшийся в 1972 г.). О духовных нуждах обитателей дома заботился и протоиерей Виталий Тарасьев