я, – писали в послании, – то мэрия потребует материального возмещения нанесенного ей убытка». Русские эмигранты начали писать многочисленные письма, обращаясь прежде всего к мэру Пирея Скилитцису, однако успеха не имели[938].
В 1974 г. состоялся судебный процесс, который представители русской диаспоры проиграли. Окончательное решение по русскому некрополю мэрия Пирея приняла в 1977 г., разрешив русской колонии сохранить только 20 исторических надгробий по выбору эмигрантов. Территорию вокруг этих захоронений было приказано освободить. Разрешалось лишь сохранение семейных могил в случае, если мэрии будет уплачено половина тогдашней стоимости земли, то есть 5 000 драхм за квадратный метр. Под перезахоронение останков выделялась территория площадью всего лишь 27 кв. метров. Русская колония встала перед тяжелейшей дилеммой выбора 20 исторических надгробий из более чем 600 сохранившихся к тому времени на кладбище. Из оставленных в итоге 20 захоронений 13 были дореволюционные, 3 могилы женские. В частности, были сохранены могилы сестры милосердия и фрейлины Екатерины Владимировны Ильиной, урожденной Корниловой – младшей дочери вице-адмирала В.А. Корнилов, героя Крымской войны, и двух русских священнослужителей – Павла Крахмалева и Константина Федорова. На сотню могил имелись права собственности, за остальными, ввиду отсутствия потомков, ухаживала русская колония, и ими пришлось пожертвовать[939].
В безвыходной ситуации русские эмигранты приняли решение: на выделенной им небольшой территории построить церковь во имя святой равноапостольной княгини Ольги (в память основательницы Русского кладбища), сделать в подклете мощевик и перенести туда все останки из вскрытых русских могил. Для освобождения участка под церковь пришлось пожертвовать самыми старыми 20 могилами, которые королева Ольга создала в некрополе, собирая останки русских моряков, похороненные по всей территории Греции. После окончания в 1986 г. строительства храма останки из вскрытых могил были помещены в мощевике в подклете. Кроме того, церковь по всему периметру обложили снаружи мраморными плитами с надгробий русских моряков, которые вмонтировали в стены. Эту идею высказал инженер Игорь Францевич Фишер. Таким образом, были сохранены 74 могильные мраморные плиты и 13 фрагментов надгробий, причем на некоторых еще можно прочесть фразы или отдельные слова на русском языке: «Матрос с канонерской лодки “Черноморец” Петр Нестеренко, 1890 год», «Мичман Иван Волов, крейсер “Забияка”, 1888 год», «Командир эскадренного броненосца “Император Николай I” “старший командор”, «гвардейский экипаж», «младенец», «упокой, Господи, душу» и т. д.[940].
Церковь св. кн. Ольги не была официально освящена, так как ее строительство велось в крайней спешке – во имя спасения оставшейся части российского некрополя. Храм представляет собою небольшое каменное здание, высотой около шести метров, имеет квадратный план и увенчан высоким конусообразным куполом на барабане; с трех сторон к церкви приделаны легкие двухколонные портики, с четвертой, восточной – апсида. Храм был приписан к русскому Свято-Троицкому приходу в Афинах, и в нем начал служить его настоятель архимандрит Тимофей (Саккас).
После завершения переноса останков в подклет храма большую часть Русского кладбища снесли. До середины 1990-х гг. деньги на содержание кладбища приходили из расположенного в США фонда И. Кулаева. Однако к этому времени не только иссякли средства, но прекратили свое существование сестричество при Свято-Троицкой церкви и Союз русских эмигрантов в Греции (в 1984 г.). Когда от старой русской колонии почти никого не осталось, Русское кладбище оказалось бесхозным, за могилами перестали ухаживать и прекратили платить за их содержание[941]. В целом же, достаточно активная церковная жизнь русских общин в Греции к концу 1980-х гг. почти полностью угасла. Среди прихожан афинской Свято-Троицкой церкви осталось совсем мало потомков российских эмигрантов первой волны, и богослужения в ней стали совершаться по-гречески, за исключением нескольких церковнославянских возгласов.
На севере Греции в расположенном в пригороде Салоник лагере Харилау в 1945 г. осталось лишь около 100 русских эмигрантов во главе с председателем правления бывшим офицером российской армии Пантазидисом. Эта колония, постепенно сокращаясь, просуществовала до конца 1960-х гг.[942] С 1944 г. настоятелем русской церкви свт. Николая Чудотворца и св. вмч. Димитрия Солунского в Харилау служил священник Борис Симеонов, в 1950 г. переведенный в русскую церковь св. кн. Ольги в Пирее. Затем приход окормляли русские афонские иеромонахи, в 1952–1953 г. – протоиерей Павел Шамильский, а с конца 1953 до 1970-х гг. – российский грек священник Александр Паркосидис[943].
Главным украшением этого храма с 1950-х гг. стал исполненный на Святой Горе в начале XX в. и пожертвованный Свято-Пантелеимоновским монастырем великолепный резной позолоченный иконостас, прежде он украшал нижний храм преп. Серафима Саровского кладбищенской Трехсвятительской церкви этого монастыря. В иконостасе были преимущественно образы русских святых: Серафима Саровского, Федосия Тотемского, Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, Зосимы и Савватия Соловецких. Он был пожертвован в салоникский храм решением Собора старцев монастыря от 15 января 1950 г., когда пришел в ветхость прежний иконостас, взятый из походной церкви Русского корпуса[944].
13 мая 1951 г. правление Союза русских эмигрантов в Македонии и Фракии и церковный совет храма свт. Николая Чудотворца и св. вмч. Димитрия Солунского отправили приветственный адрес игумену Руссика о. Иустину (Соломатину) в знак благодарности за подаренный иконостас[945]. Не остались в стороне и другие крупнейшие русские обители Афона: Свято-Андреевский скит пожертвовал облачения для клира, Свято-Ильинский скит – большой храмовый образ св. вмч. Димитрия[946].
Посетивший в октябре 1952 г. Харилау, состоявший в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей, архиепископ Детройский Серафим (Иванов) вспоминал: «… приезжаю я в Салоники, вхожу в русский храм в Харилау (предместье Салоник) и. глазам своим не верю: я в храме преп. Серафима Саровского, в котором я постригался 26 лет тому назад на Афоне. Его невозможно не узнать. Иконостас, запрестольный образ, заклиросные иконы-сени – все это дорогой, добротной московской работы, покрытое густой настоящей позолотой. Подарок московского купечества Пантелеимоновскому монастырю в 1903–1904 гг. х после прославления св. мощей прп. Серафима. Спрашиваю у настоятеля прихода, протоиерея о. Павла Шамильского, откуда у них этот иконостас и эти иконы? Оказывается, что полтора-два года тому назад русские фессалоникийцы обратились к Пантелеимоновскому монастырю с просьбой пожертвовать им иконостас и утварь какого-нибудь из монастырских параклисов (домовых церквей), в большинстве которых служба теперь уже не совершается, и они стоят закрытые. В то же время иконостас в русской солунской церкви пришел в полную ветхость. И вот, афонцы почему-то решили передать в Солунь именно Серафимовскую церковь, точнее, все ее внутреннее убранство, ту самую церковь, в которой я постригался.
Так, рассудку вопреки и наперекор враждебным стихиям, я смог помолиться и отслужить, с благословения солунского митрополита Пантелеймона, которого я посетил и одолжился архиерейским облачением, несколько литургий и акафистов в этом столь дорогом мне храме. Поистине, гора пришла к Магомету, в то время как обычно Магомет идет к горе. Разве это не чудесно! Был я утешен и иным образом. Когда окончательно выяснилось, что на Афон меня не пропустят, ко мне прибыли монахи с Афона, привезли духовные дары и сделали подробный доклад о тамошнем положении. Все афонцы, даже греки, были огорчены поведением Константинополя и только еще более утвердились в своем намерении до конца стоять за правду церковную»[947]. Владыке Серафиму так и не удалось получить разрешение на посещение Афона, и он уехал из Салоник в Константинополь.
В начале 1953 г. к храму была пристроена небольшая изящная колокольня, возведенная по рисунку прихожанина А.Г. Белофостова салоникским архитектором Иоанном Капагиридисом, для которой понадобились колокола. 26 марта 1953 г. руководство церковного совета (председатель – протоиерей Павел Шамильский, генеральный секретарь – В. Коваленко) попросило игумена Руссика о. Иустина прислать в подарок большой колокол, и Собор старцев обители решил его пожертвовать, если найдется подходящий. В конце концов, главный колокол весом в шесть пудов, отлитый когда-то в Ростове-на-Дону, прислала русская афонская келлия свт. Николая Чудотворца (Белозёрка). В конце 1950-х гг. в правой части церковного здания был устроен придел свв. Космы и Дамиана с небольшим деревянным иконостасом, изготовленным афонскими монахами. От улицы церковь отделили высокими стилизованными воротами в русском стиле, увенчанными маковкой с восьмиконечным крестом[948].
С декабря 1950 г. братия Свято-Пантелеимоновского монастыря более 20 лет традиционно ежегодно жертвовала дрова – несколько тысяч ок проживавшим в Русском лагере Харилау бедным семьям и вдовам (в общей сложности 25–30 человекам), а также выделяла топливо для обогрева храма зимой. Так, например, 6 октября 1954 г. Собор старцев обители решил послать нуждающимся прихожанам за свой счет 5–6 тысяч ок дров, а 10 ноября добавить еще одну тысячу ок[949]