После 1929 г. новый глава Греческой епархии Русской Православной Церкви Заграницей вместо владыки Гермогена назначен не был. В связи с изгнанием королевы Ольги Константиновны русская эмиграция в Греции лишилась своей опоры и защиты, и указами от 9 и 11 ноября 1925 г. правительство премьер-министра Пангаласа реквизировало в пользу государства для нужд греческого флота русский военно-морской госпиталь, который до этого времени оставался одним из основных центров по оказанию помощи российским эмигрантам в Афинах[1349]. При этом в дальнейшем оказались реквизированы и некоторые помещения находившегося при госпитале храма св. равноап. кн. Ольги, к которому было приписано пирейское Русское кладбище.
В многочисленных протестах, адресованных в различные греческие инстанции, ее настоятель протоиерей Павел Крахмалев писал, что пирейская больница – единственное прибежище многим больным и раненым русским, потерявшим Родину и оказавшимся на чужбине. В обращениях о. Павла подчеркивалось, что ничья другая собственность в Греции – ни английская, ни французская, ни еврейская и т. д. – не оказалась затронутой. И только госпиталь русских, которые во все исторически трудные для греков времена помогали братскому народу, «приглянулся» новому правительству. На улицу фактически «были выброшены» не только больные, но и трудившиеся в больнице 27 сотрудников. Многие из них работали в госпитале с момента его основания и, имея большие семьи, не могли получить взамен других источников существования. При определении цены конфискованной собственности были озвучены довоенные цены, которые оказались в 15 раз ниже стоимости имущества в середине 1920-х гг. Русские служащие не получили никакой реальной компенсации: ни участка земли, ни другого здания. Все, что было в госпитале, мебель, оборудование, лекарства, иконы, многочисленные подарки российских офицеров и моряков – оказалось утрачено[1350].
16 января 1926 г. Архиерейский Синод РПЦЗ заслушал переписку о частичном секвестре русской церкви в Пирее греческими властями и о контактах по этому вопросу председателя Архиерейского Синода митрополита Антония (Храповицкого) с митрополитом Афинским Хризостомом и премьер-министром Греции. В ответ на запросы Афинский митрополит 28 декабря уведомил, что он приложил все усилия и надеется на благоприятное разрешение этой проблемы, а председатель Комитета по приему русского госпиталя в Пирее сообщил, что русские могут молиться в греческой церкви. Заслушав эти ответы, Синод решил ожидать дальнейшего развития ситуации[1351].
В январе 1926 г. были изгнаны все священно– и церковнослужители храма св. равноап. кн. Ольги, проживавшие в церковном доме, а также реквизирован нижний этаж под храмом (крипта), занятый ризницей. В связи с этим о. Павел Крахмалев 15 сентября 1927 г. написал обращение к архиепископу Афинскому Хризостому: «В начале 1926 г. греческое министерство Морского флота, хотя в Законодательном акте Правительства Пангалоса ничего не было упомянуто о храме, принудило живущих в домике при храме, священника и штат, покинуть свой домашний очаг, не позаботившись совсем о замене крова и не приняв во внимание их, достойное сожаления и ужасное во всех отношениях, состояние, их, жертв к тому же огромной русской трагедии. Обещание, что будет предоставлена бездомным крыша, о которой позаботились бы компетентные лица, не было исполнено, несмотря на мораторий и высокий закон, защищающий в Греции “живущих под кровом”, я и живущие со мной в храме оказались на улице. Тогдашний министр морского флота и тогдашний министр социального обеспечения заявили нам, поняв наше положение, что предоставят хотя бы духовенству, пока не приняты окончательные меры, временно домики немцев, но и это оказалось заветным, но не осуществленным желанием, ничем более. Но даже если кто-то согласится с тем, что законодательный акт о “принудительном отчуждении” русского госпиталя “оправданная мера Правительства”, то это касается только госпиталя, но ни в коей мере ни русского храма. Русские, работающие в храме, вынуждены сегодня жить в частных жилых помещениях, большей частью подвальных, с одной стороны из-за дороговизны, с другой стороны из-за своего ужасного финансового положения, вызванного отчуждением»[1352]. Однако ответа на это письмо не последовало.
Активная борьба о. Павла в защиту русской собственности вызвала резкую реакцию греческих властей. В марте 1926 г. прихожане стали свидетелями вопиющего факта ареста протоиерея в алтаре Свято-Варваринской церкви при общежитии госпиталя Российского общества Красного Креста во время богослужения, о чем был составлен соответствующий акт: «Мы, нижеподписавшиеся, находившиеся в 9 часов утра сегодня в храме русской св. Варвары церкви при 4-м госпитале в Афинах, были очевидцами нижеследующего. К 8 Ц часам утра сегодня прибыл, в этот храм из Пирея, по приглашению русских из 4-го госпиталя, греческого морского госпиталя в Пирее, русский протоиерей о. Павел Крахмалев, которому благословение и разрешение служить в русской церкви при 4-м госпитале в Афинах было дано местной архиепископией, для служения панихиды по умершему 9 дней назад русскому капитану Всеволоду Попялковскому, которого о. Павел отпевал и погребал, и для напутствия русского больного Виктора Леонтьева.
К указанному времени от 8-го греческого полицейского участка явились, якобы по приказанию начальника этого участка, 4 полицейских и один в штатском костюме. Знаем их всех в лицо. Полицейские вошли в алтарь, имея при себе револьверы: в алтаре перед святым престолом, в эпитрахили с крестом в руке перед Святыми Дарами стоял о. Павел. Полицейские приказали ему в грубой форме (“Папас, эксо!” – Поп, выходи!), прекратить богослужение и идти за ними. Отец Павел предложил им отправить себя в местную архиепископию. После этого полицейские стали вырывать у о. Павла из рук Святой Крест, снимать эпитрахиль, бить его по рукам, локтю, плечам, ударяя кулаками по святому престолу и, поднося кулаки к лицу о. Павла пред святым престолом, говоря по-гречески: “Нам приказано доставить его в связанном виде”. Посылали о. Павла к черту (говоря “Сто дльволо”) и другие неприличные ругательства произносили. Затем от святого престола 3 полицейских в форме и 1 в штатском костюме, схватив о. Павла, прижали его к стене алтаря, попортив на нем эпитрахиль и верхнюю рясу (на теле у о. Павла остались синяки). На святом престоле в это время находились святое Евангелие и Святые Дары. Коврики у престола на полу полицейскими смяты, священные предметы сдвинуты. Затем на автомобиле отвезли о. Павла в эпитрахили и с крестом в 8-й полицейский участок в Афинах (р-н Колонаки), с переводчицей, знающей русский и греческий языки, греческоподданной госпожой Олимпиадой Вернигориду. Все это мы видели сами лично и готовы все изложенное подтвердить под присягой. Отец Павел в храме попросил нас доложить о происшедшем местной архиепископии и председателю Русского комитета в Афинах г-ну Якушеву. В рассуждения с нами и с полицейскими о. Павел не входил. Он, выводимый из храма, предложил нам записать номера полицейских, и когда трое из нас начали записывать это, полицейские вырвали в храме из рук наши записи и уничтожили их, а писавших арестовали и отвели в участок»[1353]. Под письмом стояли 34 подписи, заверенные печатью Российского общества Красного Креста и подписями заведующего общежитием в Пирее полковником Г. Щеголевым и священником Илией Апостоловым.
В марте 1926 г. группа прихожан Свято-Варваринской церкви написала Архиерейскому Синоду РПЦЗ о насильственном акте, учиненном греческой полицией над протоиереем Павлом Крахмалевым во время его священнодействия в храме. Об этом инциденте митрополит Антоний (Храповицкий) сразу же написал митрополиту Афинскому Хризостому. В дополнение к изложенным в письме владыки Антония данным Синод 22 апреля постановил сообщить Афинскому митрополиту новые документальные сведения[1354].
Несмотря на резко негативную реакцию официальных властей, о. Павел Крахмалев продолжал бороться за права русских эмигрантов. В 1927 г. он обратился к председателю парламента Греции и к премьер-министру страны с просьбой решить в пользу русской колонии судьбу российского морского госпиталя и церкви св. равноап. кн. Ольги. Результатом этих ходатайств стал запрет, наложенный новым директором морского госпиталя в Пирее – Боцисом на посещение протоиереем больных[1355] (правда, в 1928 г. постановлением Верховного суда Пирея русская часть городского кладбища Анастасеос была отдана в полное распоряжение советов русских Свято-Троицкой и Свято-Ольгинской церквей и Союза русских эмигрантов).
В октябре 1929 г. по указанию администрации госпиталя через церковный коридор, взломав запертую наружную дверь (хотя можно было получить ключ), провели трубы канализации, устроили канализационный люк, и зловоние стало проникать в храм. В ноябре 1929 г. власти оставили церковь без освещения, срезав и конфисковав купленные прихожанами электрические провода. Еще ранее в реквизированных церковных помещениях были размещены канцелярия директора госпиталя, столовая больничного персонала, канцелярия управления (в крипте храма) и другие учреждения. Предметы ризницы пришлось перенести в частный дом одной из прихожанок, Гаршиной, но и его попытались реквизировать греческие власти[1356].
29 января 1929 г., после смены государственной власти в стране, протоиерей Павел Крахмалев и церковный староста Г. Экономос написали новое обращение к архиепископу Хризостому о необходимости возврата клиру русского храма в Пирее реквизированных Морским министерством при диктатуре Пангалоса нижнего этажа под храмом (крипты), ранее занятого ризницей, церковного дома для поселения причта и некоторого церковного имущества. Отец Павел на основе документов доказывал, что реквизированные помещения являлись собственностью Российской Православной Церкви, построенной на частные пожертвования русских, но были отобраны греческими властями без всякой компенсации. При этом священно– и церковнослужители оказались изгнаны «на улицу», и убытки им не возместили, вопреки греческой Конституции: «В храме трудящиеся русские люди принуждены теперь скитаться в частных помещениях, в большинстве случаев в сырых подвалах и чердаках, отчасти вследствие дороговизны жизни, отчасти вследствие своего критического материального положения, вызванного вышеозначенным принудительным отчуждением». Протоиерей также просил владыку «доложить дело» новому греческому правительству, чтобы вернуть храму находившиеся в здании госпиталя иконы, ранее временно взятые рус