. На его страницах в основном преобладали панправославные, славянофильские, антизападные и национально-миссианские идеологические концепции. В журнале часто публиковались русские богословы: митрополит Антоний (Храповицкий), протоиерей Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Василий Зеньковский и др. Один из основных авторов – профессор-протоиерей Феодор Титов в 1933 г. поместил в одном из номеров программную статью «Светосавлие», в которой писал, что в рамках этого учения должна быть создана интеграционная идеология, чтобы студенты-богословы могли оказывать помощь Патриарху в объединении различных Православных Церквей. В статье также содержалась критика секулярных тенденций внутри Сербской Церкви[356].
Постепенно росло число учащихся богословского факультета. В 1938/ 1939 г. на нем училось уже 340 студентов, в том числе 32 женщины, из них первокурсников 106 человек. Факультетская библиотека к этому времени выросла до 13 тысяч книг и свыше 20 тысяч периодических изданий, многие из которых были привезены из советской России о. С. Димитриевичем в 1924 г.[357]
В 1920 г. при активном участии русских эмигрантов был открыт православный богословский факультет в Загребском университете (ректор Владан Максимович). В 1922/23 учебном году из 30 его студентов 17 были русскими и лишь 13 – сербами. Правда, в 1924 г. по финансовым и политическим причинам этот факультет оказался закрыт[358].
Кроме того, действовали пять духовных семинарий (богословий) Сербской Церкви: в Цетинье, Призрене, Битоле (с 1922), Сараево и семинария св. Саввы в Сремских Карловцах. Правда, в 1921 г. Министерство по делам религии приняло «Регламент о сербских православных семинариях», согласно которому их должно быть семь, чтобы охватывать всю территорию нового государства (помимо указанных пяти, еще Загребская и Белградская), но по финансовым и политическим причинам этого не произошло. Уже в марте 1927 г. Патриарх Димитрий с сожалением писал в министерство, что в стране имеется 15–16 католических семинарий, а православных только пять, и в идеале нужно, как ранее в России, иметь семинарию в каждой епархии. Однако Первосвятитель понимал, что из-за недостатка финансирования это сделать невозможно[359].
Во всех действующих семинариях существенную часть преподавателей составляли русские эмигранты. Кроме того, они нередко были учителями Закона Божия в сербских гимназиях. Так, например, в конце 1930 – начале 1940-х гг. законоучителем VI мужской и V женской гимназий в Белграде работал Федор Федорович Раевский (будущий архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский Савва), законоучителем I реальной гимназии в Белграде – профессор Михаил Булгаков, законоучителем женской гимназии в Сплите – выпускник Московской духовной академии профессор Василий Павлович Соколов, законоучителем реальной гимназии в Битоле – профессор Сергей Наумов, законоучителем реальной гимназии в Белой Церкви – профессор (с мая 1942 г.) Владимир Голунский и т. д.[360]
Хотя Патриарх Димитрий и не принадлежал к ярко выраженным русофилам, он оказывал большую помощь русским беженцам и неоднократно проявлял свою «братскую солидарность» с ними[361]. В феврале 1922 г. Святейший Патриарх Московский и всея России Тихон написал ответное послание владыке Димитрию, в котором выразил благодарность за гостеприимство и прием, устроенный оказавшимся на чужбине священнослужителям и мирянам Русской Православной Церкви. После своего освобождения из-под ареста и возвращения к управлению Церковью святитель Тихон 14 ноября 1923 г. отправил новое послание владыке Димитрию[362]. Особенно значительная помощь была оказана русским обителям Афона[363].
В свою очередь русская церковная эмиграция оказала сильное благотворное влияние на Сербскую Православную Церковь. Современные сербские авторы отмечают различные аспекты происшедшего под русским влиянием возрождения и развития православной духовной жизни в Югославии в первой половине XX в.: внедрение монашеского общежития, улучшение богослужебной практики, усвоение традиций русского исихазма, развитие церковной культуры, особенно пения и иконописи, расцвет миссионерства, обновление монастырских храмов и жилых зданий, развитие монастырской экономики и т. д. Правда, по мнению некоторых исследователей, русские эмигранты, с одной стороны, модернизировали сербское Православие, а с другой – одновременно усилили в нем антизападные тенденции. Впрочем, по мнению этих исследователей (в частности, Клауса Бухенау), определяющее значение для сербских православных антизападников имели идеи русских славянофилов XIX в., а также Ф.М. Достоевского[364].
Существенную роль в усилении влияния российской церковной эмиграции сыграло указание министра по делам религии о принятии русских священников на приходскую службу в Сербскую Православную Церковь, данное в мае 1920 г. по предложению епископа Нишского Досифея (Васича). В результате около 250 русских пастырей нашли себе приходские места в сербских храмах. Этим российское духовенство оказало Сербской Церкви значительную помощь, возместив ее потери в священнослужителях, погибших в ходе войны.
Важнейшее значение для возрождения почти исчезнувшего в XVIII–XIX вв. сербского женского монашества имел приезд в Сербию в августе 1920 г. по приглашению епископа Досифея 70 сестер русской Лесненской женской обители с чудотворной Лесненской иконой Божией Матери. В ноябре 1920 г. они разместились в пустовавшем монастыре Хопово на Фрушкой горе, где оставались более 20 лет. И если в 1919 г. женские обители в Сербии вообще отсутствовали, то в 1924 г. их было уже четыре с 70 монахинями и 35 послушницами[365].
Управлявший русской Западно-Европейской епархией митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал об этом так: «Дело в том, что сербское женское монашество уже давно умерло. За последние века в Сербии не было ни одного женского монастыря, и сербы стали считать это вполне нормальным явлением. “Наши сербские женщины неспособны к монашеству”, – говорили мне некоторые сербы из мирян. Действительность это суждение опровергла, монашество возникло вновь, лишь только появились женщины, способные к организации монастырей. Монастырь в Хопове, куда направили леснинских монахинь, был отдан им не в собственность, а на правах пользования церковным имуществом; так велось хозяйство и в других монастырях в Новой Сербии. Хопово быстро сделалось центром духовно-религиозной жизни. Монастырь стал привлекать паломников, потянулась к нему сербская и русская, главным образом интеллигентная, молодежь. Мать Екатерина, просвещенная и глубоко религиозная игуменья, всегда умела влиять и воодушевлять молодежь, и к ней тоже потянулись юные души, взыскующие руководства на путях духовной жизни. Она приняла в Хопово несколько сербок. Создалась сербская группа во главе с сербкой м. Меланией; вследствие разности понятий и нравов слиться с русским монашеским ядром сербки не смогли, к ним примкнуло несколько русских монахинь, и обособившаяся группа основала новый монастырь “Кувеждин”, сербский. Одновременно стараниями епископа Досифея в Нишской епархии организовались кое-где маленькие сербские монастырьки. В одном из них подвизалась м. Диодора, круглый год ходившая босиком. Отсюда женское монашество перекинулось в другие епархии – словом, погибшее в Сербии женское монашество ожило»[366].
Уже в марте 1921 г. добрая слава о русских монахинях, поселившихся в Хопово, дошла до митрополита Черногорско-Приморского Гавриила (Дожича), который писал епископу Темишварскому Георгию (Летичу) о трех сербских богомолках, которых он хотел бы поместить в русскую обитель, и просил узнать, «может ли руководство монастыря в Хопово принять этих наших богомолок?»[367]
Упоминавшийся митрополитом Евлогием первый сербский женский монастырь Кувеждин на Фрушкой горе возник в октябре 1923 г., когда туда переселились из Хопово 13 сестер (9 русских и 4 сербки) во главе с сербкой игуменией Меланией (Кривокучин), принявшей постриг в Хопово. Другая упомянутая игумения Диодора (Дохторова) в 1924 г. приняла монашеский постриг в Хопово, а в следующем году возглавила новый русско-сербский женский монастырь свв. мчч. Кирика и Иулиты в Цариброде. Среди наиболее известных хоповских сестер, вставших во главе новых сербских обителей, также были: игумения монастыря Петковица Сидония, игумения монастыря Лешак Михаила, игумения Введенского монастыря в Белграде Ангелина (Грачева), игумения монастыря Дивляне Диодора и игумения Темского монастыря Мелитина (Гогулова). Всего хоповские сестры основали около десяти новых женских монастырей, духовные чада игумении Диодоры создали еще три, и к середине 1930-х гг. число православных женских обителей в Югославии достигло 16[368].
В заслугах русских монахинь из Хопово в возрождении сербского женского монашества не сомневался ни один свидетель событий или исследователь его истории. Так, например, протоиерей С. Петкович в 1930 г. писал: «Крупный русский монастырь, который следует рассматривать, как центр, из которого выросли первые сербские женские монастыри после Первой мировой войны был основан, в Лесне… в Холмской епархии»[369]. В конце 1970-х гг. долго живший в Югославии протоиерей Владимир Родзянко в письме экзарху Московского Патриархата в Западной Европе митрополиту Антонию (Мельникову) отмечал, что, когда Леснинский монастырь приехал в Югославию, у Сербской Церкви не было ни одного женского монастыря, а когда уезжал, их осталось 30, и во многих были русские игумении: «Одна из них – настоятельница Введенского монастыря под Белградом только что скончалась. Святейший говорил нам о ней с такой любовью! С такой благодарностью! Мы видели этих монахинь: всё переняли от русских, даже форму внешнего поведения»