ам возглавитель Патриаршей Церкви, семидесятилетний старец, митрополит Сергий, бывший ректор С.-Петербургской духовной академии, – большой христианин, богослов и аскет и бессребреник, человек высокой души. Он всегда был далек от политики и на свое архиерейское призвание всегда смотрел как на служение свету, правде и любви. Неужели чистая, невинная кровь митрополита Сергия и других, обвиненных вместе с ним иерархов, прольется лишь за то, что они были проповедниками Христовой веры?»[461]
С начала 1920-х гг. владыка Стефан являлся постоянным участником ежегодных всемирных церковных конференций, затем стал членом Всемирного союза за мир от Болгарской Церкви, участником работы Международного Красного Креста. В 1930-е гг. он уже был признанным авторитетом в международном христианском миротворческом и экуменическом движениях, в деятельность которых, стремясь «прорвать изоляцию», активно включилась Болгарская Православная Церковь[462].
Контакты Болгарского экзархата с зарождавшимся экуменическим движением начались еще в 1920 г. В 1925 г. владыка Стефан впервые возглавил делегацию Болгарской Церкви на Всемирной экуменической конференции движения «Жизнь и деятельность», в эту делегацию также входили митрополит Врачанский Паисий и протопресвитер Стефан Цанков. В 1927 г. митрополит Стефан и отец Стефан Цанков представляли Болгарскую Церковь на Лозаннской экуменической конференции. Несмотря на то что в 1924 г. Болгарский Синод осудил основанное в США общество «ИМКА» (Всемирный христианский союз молодых людей) как «антихристианскую организацию», в 1927 г. в Софии состоялось совещание представителей Православных Церквей и национальных движений под руководством генерального секретаря «ИМКА» известного экуменического деятеля американского методиста Джона Мотта. В 1929 г. в Болгарии прошла конференция «ИМКА», при этом митрополит Стефан произнес речь, в которой пожелал религиозного обновления болгарскому народу и обещал «ИМКА» полную поддержку. В том же году в Венгрии состоялась Юго-восточная конференция «Всемирной студенческой христианской федерации», в работе которой участвовал протопресвитер Стефан Цанков, возглавивший болгарское отделение «ИМКА».
Присутствовала делегация Болгарской Церкви и на Оксфордской конференции «практического христианства» в июле 1937 г., при этом о. Стефан Цанков принимал участие в составлении проекта устава экуменического движения. В августе того же года в Эдинбурге состоялась конференция по вопросу «объединения Церквей», на которой митрополит Стефан представлял Болгарскую и Сербскую Церкви. На этой конференции была составлена «Декларация православных», в которой выражалось удовлетворение благоприятным развитием экуменического движения. Одним из ее главных редакторов являлся протопресвитер Стефан Цанков, который за выдающиеся заслуги в развитии экуменического движения был удостоен Оксфордским университетом звания доктора[463].
Из других христианских конфессий владыка Стефан поддерживал связи главным образом со старокатоликами и англиканами, из-за чего в глазах болгарских властей даже «прослыл английским агентом». Далеко не все члены Священного Синода разделяли подобное увлечение экуменизмом, и порой действия Софийского митрополита в этой области вызывали их открытое неодобрение[464].
После Первой мировой войны в болгарской армии не было института военного духовенства, но по предложению правительства 6 июля 1939 г. Синод назначил начальником такого духовенства Пловдивского митрополита Кирилла, предоставив ему свободу в определении при себе диакона и прислужника. В ноябре – декабре 1940 г. по настоянию Военного министерства Синод указал специальной комиссии составить программу преподавания вероучения в болгарской армии гарнизонными священниками. Однако заметных усилий в этом деле проявлено не было. Последняя решительная попытка восстановления института военного духовенства произошла 18 ноября 1941 г., когда военный министр Т. Даскалов утвердил «Устав военного духовенства в военное время», согласно которому учреждалась военно-духовная служба в составе начальника этого духовенства, военных священников и диаконов. Однако большая часть этого документа осталась на бумаге, Синод интересовали совсем другие вопросы[465].
Отношения Болгарского экзархата с правительственными органами власти традиционно были достаточно напряженными и нередко конфликтными. Так, 14 ноября 1939 г. при открытии сессии Синода митрополит Неофит сообщил об обескураживающих результатах встречи с премьер-министром Богданом Филовым в связи с утверждением церковного бюджета – Филов не согласился с запрашиваемым увеличением кредита на содержание клира и церковных учреждений. Это дало повод митрополиту Стефану поставить на обсуждение вопрос о существовании «ненормальных отношений» органов власти с Церковью. По мнению владыки, некоторые государственные руководители стремились обезличить Болгарскую Церковь и пагубным образом поставить ее в полную зависимость от Дирекции исповеданий Министерства иностранных и религиозных дел, поэтому именно органы власти стоят за участившимися нападками на Церковь в печати[466].
Следует упомянуть, что Богдан Филов (1883–1945), являвшийся профессором археологии и председателем Болгарской Академии наук (1937–1944) с осени 1939 по сентябрь 1944 гг. занимал пост премьер-министра и одновременно с 11 апреля 1942 г. по 14 сентября 1943 г. был министром иностранных и религиозных дел. Другим главой этого министерства в военный период – с 15 февраля 1940 г. по 11 апреля 1942 г., являлся Иван Попов.
Царь Болгарии Борис III, личный режим власти которого оказался фактически установлен в результате государственного переворота 19 мая 1934 г. и укрепился после ареста руководителей Тайного военного союза в октябре 1935 г., принадлежал к немецкой Сакс-Кобургготской династии, при этом он был православным по крещению (по Тырновской конституции царь должен быть православным). Однако в 1930 г. болгарский царь Борис женился на дочери итальянского короля Виктора-Эммануила III Джованне (Иоанне). Венчание православного монарха произошло 25 октября по католическому обряду в кафедральном храме г. Ассизи в Италии, невеста не перешла в православие, а осталась католичкой. При этом было неясно, что произошло через несколько дней в Софии в храме св. кн. Александра Невского во время так называемого царского обвенчания правящей четы 31 октября, – «благословение брака», по формулировке, выдуманной митрополитом Софийским Стефаном, или акт действительного таинства венчания, как уверяют присутствовавшие в храме очевидцы.
Кроме того, в брачном договоре обговаривалось вероисповедание детей от брака – только престолонаследник должен был принять православное вероисповедание, а остальные – римо-католическое, что являлось нарушением конституции страны. Правда, в дальнейшем Борис III не выполнил это требование брачного договора, окрестив всех своих детей в православной вере, чем вызвал протесты Ватикана. Сестры же царя – княгини Евдокия и Надежда, остались католичками[467]. Следует отметить, что совершенный с согласия Римского Папы брак Бориса III с католичкой был расценен ортодоксальной частью русской эмиграции как шаг к тотальной католизации Болгарии. В январе 1933 г. выходившая в Белграде русская монархическая газета «Царский вестник» «забила тревогу», опубликовав статью под красноречивым заголовком – «Новый натиск латинской ереси на Православие»[468].
В Болгарии проживало около 60 тысяч католиков и 5 тысяч униатов, имевших 134 церкви и часовни, 2 монастыря и 48 школ, общее число учащихся католических учебно-воспитательных заведений превышало 8 тысяч. Это вызывало недовольство многих болгарских общественных организаций, и в 1935 г. Министерство просвещения разработало проект ограничения деятельности католических школ, однако он не был осуществлен. Вместо него в 1936 г. между болгарским и французским правительством было заключено соглашение, по которому болгарским детям православного вероисповедания, учащимся в католических школах, Закон Божий должны были преподавать православные вероучителя. Но и это ограничение фактически игнорировалось[469].
Не желая мириться с существующей в стране ситуацией, Синод Болгарской Православной Церкви на заседаниях 24, 25 и 27 ноября 1939 г. произвел «полную инвентаризацию» церковно-религиозной жизни, отношений архиереев и проблем в общении с гражданской властью. По мнению (вероятно, несколько преувеличенному) болгарского историка Светлозара Елъдрова, это «трехдневное синодальное заседание осени 1939 г. коренным образом преобразовало жизнь Болгарской Православной Церкви и стало началом наиболее славного, но и наименее изученного периода ее новейшей истории»[470].
Заседание сопровождалось очень откровенной дискуссией. Тон ей задал митрополит Стефан, заявивший, что после освобождения Болгарии Церковь была сознательно поставлена на задний план и постоянно находилась в конфликте с государством. Владыка призвал добиваться церковной автономии во всей полноте, без компромиссов, и, исходя из этого, коренным образом переработать устав экзархата, провести Церковно-Народный Собор и создать неприкосновенный центральный денежный фонд, на случай возможного отделения Церкви от государства. Несмотря на различие своих позиций, в ходе дискуссии архиереи сошлись во мнении, что Болгарская Церковь является не государственной, а народной и ее сила исходит от народа, а не от благоволения и субсидий государства, и поэтому необходимо участие Церкви во всех сферах общественной жизни. По свидетельству С. Елъдрова: «Так впервые за 30 лет болгарские архиереи снова имели смелость высказать страшную идею отделения Церкви от государства». С целью подготовки отделения Синод начал разрабатывать программу сбора необходимых моральных и материальных ресурсов