В апреле 1918 г. председатель Румынского Синода митрополит Молдавский и Сучавский Пимен (Джорджеску) лишь телеграммой известил Патриарха Московского и всея России Тихона, что «вследствие состоявшегося политического присоединения Бессарабии к Румынии православное население, живущее в означенном крае, канонически подчиняется юрисдикции Православной Церкви Румынского государства»[524].
В это время не менее трети населения Бессарабии составляли русские и украинцы, – так, согласно переписи 1920 г., из 2686 тысяч ее жителей 742 тысяч назвали себя русскими[525]. Православная Церковь имела большое влияние в многонациональном населении края, и по замыслу захватчиков могла сыграть важную роль в оправдании румынского присутствия в Бессарабии, а затем и в румынизации ее жителей. Однако подобная политика встретила активное сопротивление священнослужителей и мирян.
Уже в начале 1918 г. местное православное духовенство, надеясь на победу Белого движения, участвовало в создании Комитета освобождения Бессарабии, а архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий открыто осудил факт оккупации. Вскоре румынские церковные власти предложили архиепископу Анастасию и его викариям – епископам Аккерманскому Гавриилу (Чепуру) и Измаильскому Дионисию (Сосновскому) отделиться от Российской Церкви, сохранив при этом условии свои кафедры (архиепископу даже предлагали войти в Священный Синод и обещали орден), но они категорически отказались.
Тогда румынские военные власти арестовали временно управлявшего Кишиневской епархией епископа Гавриила, а также епископа Дионисия, и выслали их за Днестр, причем владыка Дионисий был вскоре убит (архиепископ Анастасий в тот момент находился на Всероссийском Поместном Соборе в Москве). 20 июня 1918 г. епископ Гавриил прибыл в Одессу, откуда выслал доклад о происшедшем Святейшему Патриарху Московскому и всея России Тихону, и вскоре получил назначение на Челябинскую кафедру[526]. Опасаясь расправы, члены Комитета освобождения Бессарабии, в том числе священнослужители, бежали в Одессу. 9 апреля 1918 г. собравшийся в Кишиневе в оцепленном румынскими войсками здании «Совет страны» («Сфатул цэрий») принял решение о присоединении Бессарабии к Румынии на условиях предоставления ей территориальной автономии[527].
В октябре 1918 г., с благословения Патриарха Тихона, архиепископ Анастасий выехал из Москвы в Одессу в надежде восстановить прерванные отношения с захваченной румынами Бессарабией. К тому времени он был членом Священного Синода и одновременно Высшего Церковного Совета Российской Православной Церкви. Однако возвращение в Кишинев оказалось для владыки невозможным, на границе Бессарабии его не пропустили румынские власти, верующим же Синод Румынской Церкви заявил, что архиепископ добровольно покинул епархию. Некоторое время владыка Анастасий жил в Одессе, а затем весной 1919 г. вместе с отступавшими белыми войсками уехал вКонстантинополь (Стамбул).
Постановлением Румынского Синода от 14 июня 1918 г. на Кишиневскую кафедру был назначен выпускник Киевской духовной академии, владевший русским языком и знавший бессарабские условия, епископ Хушский Никодим (Мунтяну, будущий Патриарх), однако многие священники и миряне встретили его враждебно. «Молдаване, – разъясняло выходившее в Кишиневе румынское официальное издание “Ромыния ноуэ”, – должны знать, что они виновны в этом, так как не решились отречься от русского архиерея»[528]. Управлявший епархией до 31 декабря 1919 г. епископ Никодим реорганизовал Епархиальное управление и ввел румынский язык в богослужебную практику многих приходских церквей. Во главе Кишиневской духовной семинарии был поставлен архимандрит Виссарион (Пую), назначены новые преподаватели из Румынии, преподавание переведено на румынский язык. В некоторых монастырях заменили настоятелей из русских и украинцев[529].
Упоминавшийся архимандрит Варлаам (Кирица) так писал о деятельности епископа Никодима: «Как представитель румынской власти, он должен был проводить румынизацию Бессарабской Церкви, но тут русские православные традиции слишком глубоко пустили корни и тщетные были его архипастырские румынские усилия. Бессарабцы сразу же усмотрели и в архиерее, и в нескольких лицах, приехавших с ним из Румынии, чужое, неродственное нам по духу, а иногда прямо-таки враждебное. Народ их просто не слушал и называл антихристами. Духовенство, более острожное, называло их униатами, характеристика, которая вполне оправдалась в дальнейшей судьбе Румынской Церкви, что отразилось отчасти и на Бессарабской Церкви. Трудно охарактеризовать год правления епископа Никодима, настолько он был бесцветный и бесплодный. Тогда установилось взаимное недоверие между представителями Бессарабской Церкви и высшего духовенства и правящих политических кругов Бухареста. Совсем скандальным был уход епископа Никодима с Кишиневской кафедры, он был лишен кафедры, звания архиепископа и сослан в Нямецкий монастырь на положении рядового монаха»[530].
Святейший Патриарх Тихон 5 июня и в октябре 1918 г. отправил председателю Румынского Синода митрополиту Пимену два послания с протестом против антиканонических действий Румынской Церкви, которая «своим односторонним, предпринятым без согласия Русской Церкви решением не имела права определить судьбу Кишиневской епархии в смысле подчинения ее своей власти, после того как Православная Бессарабия в течение ста лет составляла нераздельную часть русского церковного тела». По словам святителя Тихона, «такой образ действий Румынского Священного Синода противоречит одинаково и духу христианской любви, и исконным каноническим указаниям, и священным обычаям Православной Церкви. Указание на то, что будто политическое единение всегда влечет за собой и единение Церквей, не может в данном случае служить оправданием для румынской церковной власти, во-первых, потому, что оно само не оправдывается историей, и, во-вторых, потому, что такая точка зрения покоится на смешении природы церковной и политической жизни, разнородных по самому своему существу… И к тому же и самый акт присоединения Бессарабии к Румынскому королевству, как мы утверждали это и ранее, далеко еще не является общепризнанным с международной точки зрения и может быть подвергнут пересмотру при окончательном учете результатов мировой войны». Второе послание Первосвятителя заканчивалось предупреждением: «. если Румынская Церковь, невзирая на выставленные нами возражения, попытается насильно закрепить за собой положение, мы вынуждены будем прервать всякое братское и каноническое общение с Румынским Синодом и принести настоящее дело на суд других Православных Церквей»[531].
Румынский Синод не отреагировал на протесты Патриарха Тихона и 1 января 1920 г. поставил на Кишиневскую кафедру уроженца с. Русешты Кишиневского уезда епископа Ботошанского (викария Ясской митрополии) Гурия (в миру Георгия Степановича Гроссу, 1878–1943). Он с 1917 г. примыкал к группе националистов и позднее одно время состоял заместителем министра культов в Бессарабском «Совете страны» («Сфатул цэрий»). По свидетельству митрополита Евлогия (Георгиевского), видевшего архимандрита Гурия в 1919 г. на приеме у митрополита Молдавского Пимена, это был, несмотря на молдавское происхождение и русское образование, воинственный румынский шовинист: «Родом из Бессарабии, он окончил Кишиневскую семинарию; высшее образование получил в Киевской духовной академии. Посвятив себя в монашеском сане учебно-педагогической деятельности, он на этом поприще не преуспел и был отправлен в монастырь; в последние годы он стал настоятелем одного монастыря в Смоленске. Во время беседы за чаем он стал выражать свои румынские националистические чувства: “Как я счастлив, владыка! – сказал он, обращаясь к митрополиту. – Мечта моей жизни осуществилась, – Бессарабия вошла в состав Румынии. Как это хорошо! Как приятно!..” По отношению к нам, русским епископам, эти слова были бестактны»[532]. После занятия Кишиневской кафедры владыка Гурий был запрещен в священнослужении Русской Православной Церковью, к которой ранее принадлежал. 21 февраля 1920 г. он был избран архиепископом Бессарабским, а 28 апреля 1928 г. возведен в сан митрополита.
Через год после данного события – 23 марта 1929 г. Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Антоний (Храповицкий) в своем письме иеросхимонаху Феодосию Афонскому так отзывался об этом архиерее: «Спаси Вас Христос за мудрый и мужественный ответ студному митрополиту Гурию. Подобные ему господа просто не веруют в Бога, как множество современных архиереев и более половины иереев. Их нисколько не интересует догматическая, и каноническая, и историческая и даже научная правда, а только выполнение масонских поручений. Гурий человек безнадежный; он еще в России посмеялся своему монашеству, и если бы не отделение Румынии от нашего отечества, то был бы лишен сана. Посему он так радовался автономии Бессарабии, что не постыдился появиться в облачении на том бесовском празднике, да еще с жезлом в руке.»[533].
Шовинистический курс архиепископа Гурия вносил разлад между верующими молдавского и славянского происхождения. Хотя 17 августа 1918 г. был принят королевский декрет, провозгласивший право «каждой национальности, проживающей в Бессарабии, обучать своих детей на родном языке», 9 декабря 1919 г. Румыния подписала в Париже международный договор о правах национальных меньшинств и затем подписала соглашение Лиги Наций от 30 августа 1921 г. об охране прав национальных меньшинств, эти обещания игнорировались