Православные церкви Юго-Восточной Европы между двумя мировыми войнами (1918 – 1939-е гг.) — страница 57 из 134

[571].

В докладе на Епархиальном съезде русской Северо-Американской епархии в Бруклине 19 марта 1935 г. архиепископ Виталий (Максименко) с горечью отмечал: «В Бессарабии, попавшей под Румынию, двухмиллионный православный народ тоже лишен прав, переведен на новый стиль и румынское богослужение. Все русское подвергается гонению, русские священники предаются суду, сажаются в тюрьмы, с них снимают духовную одежду – рясу и отрезают им бороды и волосы»[572].

8 июня 1936 г. Архиерейский Синод РПЦЗ заслушал представленный епископом Серафимом проект обращения к Лиге Наций по поводу притеснения русского православного меньшинства в Бессарабии и постановил принять это обращение, дополнив юридическо-каноническим обоснованием права русской церковной власти вступаться за православных русских в Бессарабии[573]. С 1937 г. между РПЦЗ и Румынской Церковью прекратилось даже взаимное поздравление с церковными праздниками.

Во время правления владыки Гурия, – 10 марта 1923 г., на территории Бессарабии были образованы: входившая в Бессарабскую митрополию Аккерманско-Измаильская епархия (ее возглавил епископ Иустин), а также Хотинская епархия (кафедра в г. Бельцы) Буковинской митрополии во главе с епископом Виссарионом (Пую). При этом последний в особенности зарекомендовал себя как румынизатор края. В его епархии большинство населения составляли украинцы и русские, почти не говорившие по-румынски, и раньше священники, несмотря на давление властей, в основном служили по-церковнославянски. По свидетельству архимандрита Варлаама (Кирицы), «с приходом епископа Виссариона категорически было запрещено священникам править по-русски. Вследствие этого в русских селах церкви буквально пустовали. Непослушные приказу священники переводились и даже лишались мест; один священник в порыве отчаяния удавился, оставив письмо, в котором обвиняет в своей смерти епископа Виссариона». В Аккерманско-Измаильской епархии почти так же настойчиво совершались службы и произносились проповеди на непонятном славянам языке, сжигались богослужебные церковнославянские книги, вычеркивались русские святые из святцев и т. п.[574]

В 1926 г. в Кишиневе был основан находившийся в ведении Ясского университета богословский факультет, а в Измаиле и Единце – 8-классные духовные семинарии. В 1920–1925 гг. священники из Бессарабии принимали участие в разработке и принятии нового Организационного статута Румынской Православной Церкви. В 1929 г. в Кишиневе состоялся 2-й, а в 1933 г. – 4-й Миссионерский съезд Румынской Церкви. В межвоенный период на территории Бессарабской митрополии было построено более 100 церквей и столько же отреставрировано. Основывались школы для желавших принять монашеский постриг, в монастыре Добруша была организована школа певчих, в целом число монашествующих возросло до 2400 человек. Выходили официальный орган митрополии журнал «Luminatorul» («Просветитель»), «Газета православной Румынской миссии в Бессарабии» (1929–1940), еженедельник «Луч» (орган Содружества клириков Бессарабии), журналы «Студент», «Наш язык», «Звезда» и другие церковные издания[575].

В конце 1936 г. сменилось руководство Кишиневской епархии – митрополит Гурий был предан гражданскому суду по обвинению в похищении полутора миллионов лей из кассы Епархиального управления, злоупотреблении своим положением, нарушении закона об организации Румынской Православной Церкви, а также в бесхозяйственности, повлекшей за собой для митрополии убытки на сумму 12 миллионов лей (румынские власти ставили митрополиту в вину и неудачи с введением нового стиля)[576]. Также был арестован его келейник иеромонах Климент (Врабия).

11 ноября владыка Гурий по требованию министра народного просвещения и культов Виктора Яжанджи был отправлен на покой и 14 декабря 1936 г. навсегда покинул Бессарабию. Судебный процесс над ним продолжался до 1942 г., в результате кассационная палата так и не вынесла обвинительного приговора митрополиту, найдя средний термин между обвинением и оправданием – «абсолваре». Митрополиту Гурию назначили пожизненную пенсию, но вскоре – 16 ноября 1943 г. он скончался в Бухарестской больнице и 21 ноября был погребен в монастыре Черника. На церемонии похорон присутствовали Патриарх Никодим и представители государственной власти, при этом «прочувственное слово» произнес новый министр народного просвещения и культов Петрович[577].

После митрополита Гурия Бессарабской митрополией управляли: с ноября 1936 по июнь 1937 гг. – архиепископ Ясский Никодим (Мунтяну, будущий Патриарх), с июня 1937 по февраль 1938 гг. – епископ Галацкий (Нижнедунайский) Косьма (Петрович) и с марта 1938 г. – бывший благочинный монастырей Бухарестской епархии и епископ Тигинский Ефрем (Иоанн Енэческу, 1893–1968). Он был командирован в Кишинев в роли викария и наместника (заместителя) правящего архиерея с присвоением титула епископа Бендерского. Владыка Ефрем управлял Кишиневской епархией (с перерывом в июне 1940 – июле 1941 гг.) до августа 1944 г., при этом в январе 1944 г. ему был присвоен титул архиепископа Кишиневского и митрополита Бессарабского. Новые архиереи, так же как и прежние, стремились к румынизации края[578].

В частности, архимандрит Варлаам (Кирица) так писал о деятельности епископа Ефрема: «Стяжавший себе недоверие и холодность духовенства, он сумел стяжать и насмешку масс, которые окрестили его “Ефрешкой” за непринятую у наших архиереев публичную вольность манер. Как румын, всецело опираясь на поддержку гражданских и военных властей румынских, он навел террор на мирных и благодушных жителей Бессарабии. В монастырях протежировал и выдвигал отъявленных негодяев, попирая честных тружеников, потому что не находил у них поддержки»[579].

В конце 1930-х гг. румынские власти попытались с помощью новой волны репрессий окончательно покончить с церковной оппозицией в Бессарабии. До этого времени в Кишиневе еще сохранялась домовая русская Свято-Серафимовская церковь, настоятелем которой по-прежнему служил возглавлявший с 1935 г. Объединение русского меньшинства в Румынии протоиерей Владимир Поляков. После очередного закрытия храм возрождался на новом месте. Наконец в сентябре 1937 г. румынские власти решили окончательно ликвидировать перевозившуюся с места на место церковь, которая тогда действовала на Стибиковской ул., д. 1. С этой целью вооруженные полицейские взломали замки на дверях храма и вывезли все церковное имущество, оставив часовых у дверей оскверненной церкви[580].

В октябре 1937 г., во время объявления Бессарабии на осадном положении, протоиереи Борис Бинецкий, Димитрий Стецкевич и Владимир Поляков были осуждены военным судом за службу по старому стилю вопреки запрету Епархиального управления (при этом о. Владимира приговорили к 15 месяцам тюрьмы). Но их последователи продолжали борьбу: весной 1938 г. сигуранца уличила в ведении «панславистской пропаганды» группу бывших прихожанок этих священников, в феврале этого же года был схвачен монах Кондрицкого монастыря Леон (Талмазан), который, переодевшись священником, агитировал верующих за старый стиль, и т. д.[581]

На Втором Всезарубежном Соборе РПЦЗ в 1938 г. обсуждалась тяжелая ситуация в Румынии: «Началось вскоре преследование всего русского и славянского, особенно усилившееся после перехода Румынской Церкви на новый стиль, так как бессарабское население твердо отстаивает старый стиль. Распоряжением власти были запрещены богослужения на славянском языке и по старому стилю; неповиновавшихся арестовывали»[582].

Кровавые гонения на старостильные общины продолжались и в дальнейшем. Установление в феврале 1938 г. диктатуры короля Кароля II сопровождалось дальнейшим ужесточением гонений в национальной и церковной сфере. Правительство под руководством премьер-министра Патриарха Мирона провело административную реформу, расчленив Бессарабию, – значительная ее часть была передана в управление румынских областных центров: Галаца, Ясс, Сучавы. На всей территории края было строго запрещено пользование любым языком, кроме румынского, а в октябре 1938 г. введена цензура фильмов с целью изъятия кадров, которые могли бы напомнить населению о времени, когда Бессарабия входила в состав России[583].

Священный Синод запретил священникам даже при исповеди разговаривать с прихожанами на любом языке, кроме румынского, что для многих было почти равносильно отлучению от Церкви. Подобные меры вызывали недовольство не только русских и украинцев, но и крестьян-молдаван, в основном сохранивших приверженность старому стилю, считая его частью национальной церковной традиции. В результате большинство населения Бессарабии находилось в оппозиции политике Румынской Патриархии и, так или иначе, вело «глухую войну с ней» вплоть до последних дней румынской оккупации края[584].

Не сдавались и прихожане русских общин. После того как, отбыв срок заключения, в начале 1939 г. вышел из тюрьмы о. Владимир Поляков, он сразу же устроил небольшую домовую церковь у себя на даче под Кишиневом, на Костюженском шоссе, 45, где тайно совершал службы до 1940 г. Эмигрировавший в 1941 г. архимандрит Димитрий (Биакай) так охарактеризовал этого пастыря: «Ревностный пастырь и проповедник, стяжавший себе общую любовь верующих. После принятия Румынской Церковью нового стиля становится непримиримым борцом против последнего, объединяет вокруг себя старостильников. Терпит жестокие преследования, тюрьму и побои»