Первое заседание Высшего Русского Церковного Управления за границей в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (в Сремских Карловцах) состоялось 22 июля 1921 г. под председательством митрополита Антония. На нем было принято решение «О созыве Заграничного Собрания Российских Церквей»[780]. 30 июля митрополит Антоний направил Сербскому Патриарху Димитрию обращение, в котором указал, что Патриарх Московский и всея Руси Тихон одобрил деятельность Высшего Русского Церковного Управления за границей[781].
Документом, на основании которого был урегулирован статус и деятельность Высшего Русского Церковного Управления за границей на канонической территории Сербского Патриархата в период между двумя мировыми войнами, является постановление № 31 Священного Архиерейского Собора Сербской Церкви от 31 августа 1921 г. Архиерейский Собор вынес постановление, руководствуясь докладом выпускника Московской духовной академии епископа Жичского Ефрема (Боевича), относительно известия митрополита Антония (Храповицкого) о переезде ВРЦУ из Константинополя в Королевство сербов, хорватов и словенцев. В этом постановлении Собор подчеркнул готовность оказать максимальную помощь пребывающим в изгнании русским архиереям и народу.
Архиерейский Собор также постановил принять под свою защиту Высшее Русское Церковное Управление за границей с сохранением его самостоятельной юрисдикции. Таким образом, фактически Русской Церкви были предоставлены автокефальные права на территории Королевства сербов, хорватов и словенцев. В компетенцию управления (принявшего в июле 1921 г. устав, где говорилось о подчинении ВРЦУ Святейшему Патриарху Московскому и всея России Тихону), согласно постановлению Собора, включались следующие дела: «1. Юрисдикция над русским духовенством вне нашего государства и над русским духовенством, не состоящим на приходской и государственной учебной службе, как и над военным духовенством в Русской армии, которое не находится на сербской церковной службе. 2. Бракоразводные споры русских беженцев»[782].
Очень важное значение имел второй пункт, так как на Балканах только в Королевстве сербов, хорватов и словенцев русские церковные власти получили возможность и право урегулировать бракоразводные процессы своих соотечественников. Таким образом, согласно постановлению от 31 августа 1921 г., статус и уровень полномочия ВРЦУ были определены Сербской Православной Церковью, и данное управление имело юрисдикцию как над русскими священниками в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (не состоящими на службе в Сербской Церкви), так и над русским духовенством в изгнании, пребывающим в других странах. Такое решение ставило Сербскую Церковь в положение покровителя юрисдикции ВРЦУ над всеми российскими беженцами во всем мире, включая территории других Поместных Православных Церквей. Осознавая каноническую ущербность такого решения, сербские церковные власти позднее, ссылаясь на упомянутое постановление, опускали слова «вне нашего государства» (т. е. за пределами Королевства сербов, хорватов и словенцев)[783].
На основании постановления Архиерейского Собора управление русскими общинами в королевстве, с благословения Сербского Патриарха Димитрия, 3 октября 1921 г. взял на себя митрополит Антоний (Храповицкий). Кроме того, было обещано, что перешедшим по их желанию в сербскую юрисдикцию архиереям, священникам и монахам будут предоставлены места для служения. По свидетельству митрополита Литовского Елевферия (Богоявленского), покровительство Святейшего Патриарха Димитрия простиралось так далеко, что он в частных разговорах назвал владыку Антония «заграничным русским Патриархом»[784]. А профессор Белградского университета С.В. Троицкий, несколько «сгущая краски», писал, что Русская Церковь в Королевстве сербов, хорватов и словенцев «фактически, заняла положение как бы некоторого филиала Церкви Сербской»[785]. В знак особого расположения русским архиереям передали для размещения нижний этаж Патриаршего дворца в г. Сремски Карловцы.
Во многом благодаря помощи и поддержке Сербской Церкви, уже в начале 1920-х гг. Королевство сербов, хорватов и словенцев стало главным центром русской церковной эмиграции, находившейся в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей, которая окончательно оформилась в качестве самоуправляемой церковной организации в 1927–1928 гг. Новое государство на Балканах представляло собой воплощение реализации идеи южнославянского единства, о котором в особенности мечтали сербы, веками разъединенные на этих территориях. Предоставляя приют русским беженцам, сербы также отдавали дань признательности России за ее союзническую поддержку в Первой мировой войне.
Если в конце 1918 – начале 1919 гг. на территории страны проживали лишь 4–5 тысяч бывших российских военнопленных и солдат, воевавших на Салоникском фронте, то затем число русских стало быстро расти. Прибывшие в начале мая – конце ноября 1919 г. около 1600 человек были беженцами так называемой первой французской эвакуации из Одессы. С мая 1919 г. в распределительном пункте в Белграде о них заботился Русско-Юго славянский комитет, имевший свои филиалы по всей стране. Второй поток, «англофранцузская» эвакуация из Одессы (январь 1920 г.) и «английская» (или «сербская») эвакуация из Новороссийска (март 1920 г.) составил 7–8 тысяч беженцев, прибывавших партиями по железной дороге из Салоник или Софии. С 24 февраля 1920 г. в Белграде действовал Государственный комитет по устройству русских беженцев. После напряженных переговоров и подписания протокола с Англией (11 октября 1920 г.) в страну прибыла третья волна с греческого острова Лемнос (27 октября – 17 ноября 1920 г.), всего 2053 человека[786].
С четвертой эмиграционной волной (25 ноября – 23 декабря 1920 г.) в Королевстве сербов, хорватов и словенцев появилась самая многочисленная, «крымская», эвакуация. На берега Адриатического моря высадились 21 343 беженца, военных и штатских. Пятую волну (1 июня – 17 ноября 1921 г.; февраль 1922 г.; 5 мая 1923 г.) составляли новые эшелоны воинских подразделений Русской армии генерала П.Н. Врангеля – всего 11 750 человек[787]. Таким образом, в начале 1920-х гг. в стране поселилось более 70 тысяч русских беженцев. По данным директора отделения статистики Государственной комиссии по делам русских беженцев Королевства сербов, хорватов и словенцев Д.Н. Иванцова, к 1922 г. в страну прибыло 73 431 человек: 40 200 военных и 33 231 гражданский беженец.
Уже к 16 февраля 1921 г. на территории королевства имелось 215 колоний русских эмигрантов, а всего через год – в феврале 1922 г. их число выросло до 323, при этом к 1931 г. в Югославии было создано 47 казачьих станиц (в основном в Метохии и Воеводине). Из 17 905 опрошенных в 1922 г. беженцев из России 215 (1,2 %) являлись священнослужителями, из них 8 – архиереями. Всего же в Королевство сербов, ховаторв и словенцев приехали более 500 русских священнослужителей. Специальные государственные комиссии, международные филиалы Красного Креста и местные благотворительные общества прилагали усилия, чтобы пришельцы были равномерно распределены по всей территории страны. Но все-таки подавляющее большинство эмигрантов осело в ее восточной, православной части – Сербии, хотя она была наиболее бедной, отсталой и пострадала от войны сильнее всего. При этом довольно скоро значительная часть русских беженцев переехала во Францию, Бельгию и другие европейские страны или вернулась на родину и к середине 1920-х гг. число бывших подданных Российской империи в Королевстве сербов, хорватов и словенцев сократилось до 41–44 тысяч, из них около 10 тысяч проживало в Белграде и окрестностях. Сокращение численности русских эмигрантов в стране продолжалось и в дальнейшем, но уже не столь существенно: в 1926 г. их было 38 тысяч, по переписи 1931 г. – 32,8 тысячи (в том числе 6 тысяч принявших югославское гражданство), в 1934 г. – 27, 5 тысяч, в 1937 г. – 27,2 тысячи и к весне 1941 г. – 25 тысяч[788].
В июне 1920 г. в Королевстве сербов, хорватов и словенцев была создана Государственная комиссия по приему и устройству русских беженцев, которую возглавил Любомир Йованович. Он принадлежал к народной партии премьер-министра Николы Пашича, занимавшей наиболее русофильскую позицию. Сам Н. Пашич был председателем фонда по созданию памятника императору Николаю II. После кончины премьер-министра вдова Пашича продолжила проведение гуманитарных акций помощи нуждавшимся русским эмигрантам[789].
Важную роль в помощи эмигрантам играл российский посланник в Сербии Василий Николаевич Штрандтман, занимавший эту должность с 1914 г. и сохранивший ее при белых правительствах Колчака, Деникина и Врангеля. Российская дипломатическая миссия официально прекратила деятельность в марте 1924 г., но фактически была лишь переименована в Делегацию по защите интересов русских беженцев Королевства сербов, хорватов и словенцев, которую вновь возглавил В.Н. Штрандтман (Югославия признала СССР последней из европейских государств – только в июне 1940 г.)[790]. Правительственным уполномоченным для русских беженцев в Королевстве сербов, хорватов и словенцев был бывший государственный советник Российской империи Сергей Палеолог.
В межвоенный период в Югославии было зарегистрировано более тысячи русских организаций. В вузах страны преподавали около 120 российских профессоров, в том числе в Белградском университете – свыше 70 (из них 45 – в 1920-е гг.), в Люблянском университете – 11, Загребском – 9, а всего в Югославии работали более 600 русских учителей и преподавателей. В научных учреждениях страны трудились 97 российских ученых, причем 15 из них были действительными членами Сербской Академии наук и искусств, в частности, выдающийся византолог Г.А. Острогорский, который стал основателем и директором Византологического института Сербской академии.