В октябре 1931 гг. в Югославию приехал духовник русского афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря схиархимандрит Кирик (в миру Константин Никифорович Максимов, 1864–1938). Как опытного старца, по совету митрополита Антония (Храповицкого) и многочисленным просьбам видных представителей русской эмиграции, Патриарх Варнава пригласил его в качестве духовника для всего православного духовенства Югославии[804].
Схиархимандрит не только более семи лет духовно наставлял сербских и русских священнослужителей, почти ежедневно служил в храме и исповедовал сотни людей, но и составил немало духовных книг, которые пользовались большой популярностью среди русских эмигрантов. Отец Кирик был глубоко убежден в грядущем возрождении России. В одном из своих писем, отправленном в феврале 1932 г., он, полностью разделяя приведенные слова Патриарха, сообщал: «На днях мне пришлось служить со Святейшим Патриархом Варнавой в русской церкви в качестве первого священника, а затем был обед у настоятеля храма протоиерея Петра Беловидова. Там обедали и митрополит Антоний, и еще два архиерея, которые служили вместе с Патриархом. Патриарх говорил очень сильную речь, так что все русские люди, бывшие в святом храме, плакали. Он уверял, что Россия и Церковь Российская не пропали и не пропадут, но восстанут с большим величием. За обедом он сказал буквально следующее: “Вы не думайте, что Церковь Российская пропала – нет, Бог даст, и Россия, и Церковь вновь будут в большем величии, чем прежде”»[805]. Скончался о. Кирик в русском лазарете в Панчево 2 декабря 1938 г. и был погребен около Иверской часовни на русском участке Нового кладбища в Белграде[806].
В 1922–1923 и несколько месяцев в 1924 гг. настоятелем монастыря Петковица (во имя св. Параскевы Пятницы) вблизи сербского г. Шабаца служил епископ Севастопольский Вениамин (Федченков), собравший там в тот период до 30 русских монахов и послушников, в том числе принявших монашеский постриг бывших солдат и офицеров Белой армии. Среди них был скончавшийся в Петковице в середине 1920-х гг., перешедший в православие в эмиграции еврей Савелий Константинович Эфрон, один из составителей известной энциклопедии Брокгауза и Эфрона[807]. В первой половине 1920-х гг. в Петковице проживал и архиепископ Полтавский Феофан (Быстров), позднее переехавший в Болгарию.
В монастыре Гргетег в 1921 г. поселился высланный из Польши бывший руководитель типографии Почаевской лавры архимандрит Виталий (Максименко). Постановлением Сербского Синода он был назначен директором монастырской типографии, но это назначение оказалось лишь номинальным. Поселившись в Гргетеге, о. Виталий обратился к Святейшему Патриарху Димитрию с прошением разрешить открыть в монастыре хотя бы малую типографию для издания «Церковных ведомостей» и обслуживания других потребностей Высшего Русского Церковного Управления Заграницей. Через протосингела Дамаскина Патриарх Димитрий дал свое благословение, но с условием, чтобы в типографии работал лишь один архимандрит Виталий. ВРЦУ выделило 15 тысяч динар, на которые были приобретены малая печатная машина и русский шрифт. Однако вскоре архимандрит переехал в Чехословакию, где основал монастырь прп. Иова Почаевского; приобретенную типографию он передал Петковскому монастырю[808].
В середине 1920-х гг. в монастыре Гргетег существовало русское монашеское братство, возглавляемое иеромонахом Амвросием (Кургановым). В той же обители пребывали член Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей епископ Александровский и Ставропольский Михаил
(в миру Михаил Иванович Космодемьянский), умерший 9/22 сентября 1925 г., и архиепископ Челябинский и Троицкий Гавриил (Чепур). В монастыре Привина-Глава проживал епископ Черноморский и Новороссийский Сергий (в миру Степан Алексеевич Петров), возведенный 13 мая 1930 г. в сан архиепископа и скончавшийся в этой сербской обители 11/24 января 1935 г.
Очень большой вклад внесли русские монахи в церковную жизнь Македонии. Настоятель македонского монастыря св. Николая Чудотворца в Марново игумен Николай (Трайковский) в своей недавней работе отмечал: «Благодаря особому вкладу русской церковной эмиграции, представители которой в течение целых семи десятилетий (1920–1990) жили и работали в нашей стране, сегодня можно говорить о влиянии русской православной культуры в Македонии. Русское священство и монашество, жившее в духе библейско-святоотеческого Предания, невзирая на всю тяжесть своего проживания в изгнании, принимало активное участие в возрождении духовной жизни в Македонии. Изгнанные из собственного Отечества после революции 1917 г. и побуждаемые идеей соборного покаяния русского народа как единственного пути воскресения Святой Руси, иммигранты поначалу видели в Македонии лишь временное прибежище и проживали в замкнутых сообществах соотечественников. По прошествии лет, проведенных в примирении с происходящим и приспособлении к новым условиям жизни, представители русского духовенства стали здесь строить свою вторую родину, а в здешнем народе Божием узрели свою паству. Верующие во многих из них распознали истинных пастырей, от которых воспринимали новое знание о подвиге и молитве, о понимании литургической жизни, отношении к причащению и т. д. В этот период народ оказывал русским священникам сердечный прием в македонских приходах. Во многих городских и сельских храмах заметными были литургическая деятельность русских пастырей, укоренение культа новых российских святителей и мученически пострадавшего царского семейства, выраженная идея возвращения к святоотеческому духовному наследию и т. д. Русское монашество в Македонии имеет для нас неоценимое значение в смысле сохранения духовной жизни, живого предания преподобного жительства и подвиголюбия в самые тяжелые времена»[809].
После окончания Первой мировой войны большинство македонских монастырей находилось в запустении, и возродить их позволило прибытие четырех больших групп русских монахов и монахинь: в начале 1920-х гг. представителей белой эмиграции, в 1926 г. – изгнанных с Валаама (тогда Финляндия) монахов-старостильников, в 1930-е гг. – насельников русских обителей Афона, по разным причинам покинувших Святую Гору и в 1937 г. – общины русских сестер из Сербии во главе с игуменией Диодорой (всего более 130 человек). В некоторых македонских монастырях число русских насельников было настолько многочисленным, что монастырская жизнь там протекала почти так же, как в России: в монастыре св. Наума Охридской епархии проживало более 20 русских насельников во главе с настоятелем – игуменом Вениамином, в Лешокском монастыре св. Афанасия вблизи г. Тетово первоначально поселилось 35 монахов с Валаама, в Кичевском монастыре Благовещения Пресвятой Богородицы вблизи г. Кичево пребывало около 30 русских сестер, в монастыре Пресвятой Богородицы у с. Побожьена Скопленской Црна-Горе подвизалось примерно 15 русских монахинь. В большинстве же македонских монастырей проживало от одного до пяти русских насельников. Кроме того, в обителях принимали десятки беженцев – инвалидов из России. Так, в 1926 г. по решению Битольского епархиального управления в монастырях разместили шесть таких инвалидов. В 1936 г. епископ Охридско-Битольский Николай (Велимирович) выделил русским эмигрантам во временное пользование имущество, в основном земельные участки монастырей и т. д.[810]
К 1926 г. настоятелями большинства монастырей Скопленской епархии уже были русские, но в ноябре этого года митрополит Варнава (Росич) решил принять в своей епархии всех 35 изгнанных с Валаама насельников, выделив им самый большой и самый богатый монастырь – св. Афанасия в с. Лешок. Оттуда через неполных два года братство группами по 2–3 человека расселилось по другим монастырям епархии, зачастую став там духовниками, настоятелями, наместниками и т. д. Так, иеромонах Аристоклий служил наместником монастыря св. Пантелеимона в г. Штип, иеромонах Аггей – духовником в монастыре св. Андрея в каньоне Матка, игумен Иов – настоятелем в нескольких монастырях Скопленской епархии, иеромонах Хрисанф – духовником монастыря в с. Баняни, иеромонах Мардарий (Антилоинен) – духовником Ветерского монастыря, иеромонах Феодорит (откопавший в 1927 г. древнюю церковь св. Афанасия в Лешокской обители) – духовником монастыря в с. Согле, иеромонах, впоследствии схиигумен Сергий (в миру Гавриил Кошманов) в 1938–1944 г. был настоятелем, а затем до 1950 г. – духовником Сичевского женского монастыря и др.[811]
Монах Геласий (в миру Герасим Тихомиров) после изгнания с Валаама в 1927 г. в одиночестве подвизался в маленьком монастыре около г. Скопле и принял мученическую кончину от рук неизвестных в октябре 1929 г. Монах Орест пребывал в монастыре св. Прохора Пчинского, где и умер в январе 1930 г. Монах Иларион подвизался в монастыре Зуришки, где скончался в 1930 г. Бывший валаамец старец схимонах Панкратий (в миру Петр Саков) сначала проживал в уединении на горе, а затем пребывал в монастыре св. вмч. Никиты вблизи г. Скопле, где скончался и был погребен в начале 1940-х гг., и т. д.[812]
Из русских афонских монахов, переселившихся в Македонию в 19211930-х гг., наибольшую известность имели: духовник женского монастыря св. Иоакима Осоговского игумен Ананий (Герасимов), духовник женского монастыря Пресвятой Богородицы у с. Побожье игумен Варсонофий (Колыванов), насельник монастыря свт. Николая Чудотворца в с. Любанци старец монах Серафим и монах Савватий (Воздюхин). Кроме валаамцев и святогорцев, известны имена еще 28 русских монахов, поселившихся в начале 1920-х гг. в македонских монастырях: настоятель монастыря св. Наума игумен Вениамин, н