, а 5 июля 1930 г. ее освятил новый Сербский Патриарх Варнава (Росич).
Двухъярусный дубовый иконостас был сделан трудами полковника А.П. Редькина и других художников по дереву. 48 икон в иконостасе в стиле новгородского письма XV в. были написаны по предварительно разработанным эскизам. Над их созданием трудились князь М.С. Путятин, М.Д. Пыжов,
B. В. Сергеев, В.Э. Крашенинников, П.А. Федоров, В.Л. Морозов, Е.И. Конопатский, В.Я. Предаевич и князь Дорджадзе. Некоторые образа для храма написали будущий архиепископ Женевский и Западно-Европейский Антоний (Бартошевич), а также известный иконописец Пимен Максимович Софронов: св. Георгия Победоносца, Покрова Пресвятой Богородицы и Аксайскую икону Божией Матери – к 50-летию священства архиепископа Екатерино-славского Гермогена (Максимова)[823].
В 1933 г. Свято-Троицкой церкви русскими монахами с Афона был подарен серебряный мощевик с частицами мощей свт. Иоанна Крестителя, св. апостола Андрея Первозванного и св. апостола Луки, св. великомученика Пантелеимона, св. мученика Маманта, свт. Григория Богослова и святых мучеников бессребреников Космы и Дамиана. Позднее в этот мощевик были помещены частицы мощей св. апостола Иакова, брата Господня, св. епископа Амвросия Медиоланского, св. Патриарха Константинопольского Тарасия, священномученика Ермолая Никомидийского и свт. Тихона Воронежского.
Из русских обителей Афона в знак благословения в храм также были присланы икона Божией Матери «Знамение» и образ св. великомученика Пантелеимона, помещенные в резные деревянные киоты. В память адмирала Александра Колчака был устроен киот с иконой св. кн. Александра Невского, еще один киот – в память генерала Л.Г. Корнилова, а в память генерала М.К. Дитерихса установлена привезенная с Дальнего Востока мраморная доска. В 1941–1942 гг. барон Н.Б. Мейендорф написал большую фреску Христа Пантократора в купольной части (утраченную при восстановлении и реконструкции храма в начале 2000-х гг.), а также некоторые настенные росписи[824].
25 апреля 1928 г. в Брюсселе скончался вождь Белого движения генерал-лейтенант Петр Николаевич Врангель, завещавший похоронить себя в Белграде, в русской церкви, под сенью русских штандартов. Его воля была выполнена не сразу из-за сложностей с сербскими властями. 8 мая 1928 г. митрополит Антоний (Храповицкий) так писал об этой ситуации личному секретарю генерала Н.М. Котляревскому: «.я постараюсь повидать больного Патриарха Димитрия и попытаться просить его о погребении незабвенного Петра Николаевича в Белграде, хотя жители Карловцев очень пристают, чтобы погребение состоялось здесь в фамильном склепе. Вам, конечно, известно, что Патриарх Димитрий очень недоволен построением церкви русской в Белграде и так и не дозволяет устроить полное освящение ее, а только разрешил нам служить на походном антиминсе. Надеюсь, что разрешение будет дано Королем, и тогда Патриарх не будет противоречить. Конечно, со своей стороны я употреблю всяческие старания, чтобы осуществить желание покойника. Опасения свои сообщаю только на всякий случай. Патриарх желает, чтобы русская церковь была передана в Марковский сербский приход после отбытия беженцев в Россию, чего, по-видимому, нам не дождаться, т. е. нашему поколению. По существу дела, это и могло бы помешать погребению здесь Петра Николаевича, а мы будем стараться, чтобы оно исполнилось»[825].
Эти старания увенчались успехом, П.Н. Врангель был погребен 6 октября 1929 г. в правом притворе Свято-Троицкого храма. В грандиозной церемонии похорон участвовали Святейший Патриарх Димитрий, митрополит Антоний, сонм сербского и русского духовенства, 129 представителей гражданских эмигрантских организаций, 125 представителей военных и казачьих объединений и частей и 72 представителя русских колоний королевства[826].
До сентября 1944 г. в церкви пребывали Одигитрия русского рассеяния – чудотворная Курско-Коренная икона «Знамение» Божией Матери, вывезенная из России архиепископом Курским и Обоянским Феофаном (Гавриловым), а также около 240 штандартов и знамен императорской и Белой армии, среди которых были знамена времени царя Алексея Михайловича, 19 штандартов кавалерийских полков (по некоторым сведениям, знамена вывезли в русский храм в Дрездене, где они погибли при англо-американской бомбардировке города).
В межвоенные годы при Свято-Троицкой церкви действовало благотворительное общество о. Иоанна Кронштадтского, в работе которого принимал участие игумен Иоанн (Максимович) – будущий святитель, архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский. Общество содержало приют для безработных и общежитие для студенток; приход издавал брошюры и периодический журнал «Странник». Окормление многотысячного прихода шло довольно успешно, так, в 1930 г. было совершено свыше 200 литургий, общее же количество богослужений приближалось к 500. В храме совершались многочисленные епископские хиротонии, в богослужениях часто участвовало до 12 архиереев – русских и сербских[827].
Архиепископ Харбинский и Маньчжурский Нестор (Анисимов) в своих впечатлениях от путешествия по Югославии в 1934 г. записал: «Прекрасно богослужение в русском храме Белграда. Когда накануне праздничного дня, во время всенощной в храме, переполненном молящимися, отверзаются царские врата и духовенство выходит на середину храма, когда на два хора стройно и строго звучат церковные песнопения с канонархом в старинных церковных знаменных распевах, тогда ясно сознает и сердце и ум, что это великая любовь к церкви, к церковному уставу и глубокое понимание его создали эту поразительную духовную стройность при таких скромных условиях. В Белграде в русском храме знают богослужение, понимают и любят его не только священнослужители, но и сами богомольцы, глубоко понимающие каждый момент, каждое значение священнодействия»[828].
В Свято-Троицкой церкви неоднократно служили и произносили проповеди Сербские Патриархи Димитрий, Варнава и Гавриил. Так, например, Святитель Варнава 22 июля 1930 г. в своем слове сказал: «Люблю вас не только как русских людей, живущих в моей Патриархии, но еще сильнее люблю вас, как представителей великого русского народа, опоры Вселенской Церкви, народа, который принимал всех в свое сердце, особенно же южных славян, среди которых были и мы, сербы. Мы плачем о том, что в вашем Отечестве вселилась вражья сила, отрицающая Бога, убивающая верных Его слуг: иерархов, пастырей и верных сынов Церкви. Только русский народ, великий по своей душе, народ, из которого вышли великие святые, мученики исповедники, украшающие Церковь, может перенести такое испытание, и вот мы радуемся, когда слышим, как стоят за Церковь русские мученики. Такое испытание было только в первые века христианства, но и тогда не было такого большого количества мучеников, которых дала теперь Русская Церковь. Я, как Сербский Патриарх, как ваш родной брат, горячо молюсь Богу, чтобы он соединил русских людей, находящихся за границей, в единое целое, чтобы восстала Россия такою, какою она была: во главе с православным самодержавным царем, и от имени Господа Иисуса Христа и всех Его святых благословляю всех вас благословением Патриаршим»[829].
После смерти в 1937 г. Святейшего Патриарха Варнавы по инициативе его секретаря и биографа В.А. Маевского в благодарную память о святителе прихожане Свято-Троицкой церкви установили у левого клироса икону св. апостола Варнавы (работы художника В.Я. Предаевича). Помимо Сербских Патриархов, храм также часто посещали югославский король Александр I Карагеоргиевич, королева Мария, члены королевской семьи, министры и иностранные дипломаты.
Так, например, король Александр I 12 января 1929 г. присутствовал в церкви на панихиде по скончавшемуся великому князю Николаю Николаевичу, которую совершил о. Петр Беловидов. Через три недели, 3 февраля, король вновь присутствовал в храме на литургии митрополита Антония (Храповицкого), который после окончания богослужения обратился к Александру I со словами благодарности за помощь, оказанную русским беженцам[830].
При этом причт Свято-Троицкой церкви (три-четыре священника) находился в определенной оппозиции Архиерейскому Синоду, считал себя «хозяином храма», а русских епископов «беженцами, живущими из милости в Сербской Патриархии, и поэтому лишь терпел, что они служили в Белградской церкви». Причт платил взносы в Сербскую Патриархию, а в Синод лишь делал нерегулярные отчисления. Дело дошло до того, что белградский приход отказался вносить деньги на содержание Архиерейского Синода в тот момент, когда в югославской правительственной прессе началась инспирированная русскими общественными кругами во Франции и США кампания против Синода[831].
Первым настоятелем Свято-Троицкого храма около 15 лет служил протоиерей (в дальнейшем протопресвитер) Петр Беловидов (16.12.186927.04.1940). Он происходил из духовной казачьей семьи, окончил Ставропольскую духовную семинарию, священнический сан принял в 1893 г., состоял настоятелем кафедрального собора в Карее, законоучителем в Майкопе, Карее и Новороссийске. Отец Петр был одинок, так как его жена осталась в советской России, а два сына погибли в рядах Белой армии, и жил в семье своего секретаря Александра Рудько.
В воспоминаниях о пастыре говорилось: «Главная забота о. Петра была обращена к созданию церковного хора. Обладая прекрасными музыкальными знаниями и регентскими способностями, он целые ночи просиживал за столом, по памяти восстанавливая и записывая церковные песнопения, чтобы днем, после уроков в школе и треб в приходе, разучивать их с певчими. Хор русского храма в Белграде скоро стал известным настолько, что в 1924 г. был приглашен для постоянного пения в Королевском придворном храме… Богослужение в белградском русском храме отличалось особым характером, пожалуй, единственным за рубежом. Оно было строго уставно. Благодаря о. Петру, при сочувственной поддержке со стороны митрополита Антония, был подобран кадровый состав сотрудников, и о. Петр вдохнул в них любовь к истовой уставности. Был создан богослужебный дух и уклад, который дышал седой стариной – и в то же время живым молитвенным горением»