апример, 24 ноября 1942 г. ландгерихтсрат В. Гаугг попросил владыку сообщить «по возможности точные сведения об отношении отдельных Православных Церквей к прессе». Эти сведения были посланы в Берлин 15 февраля 1943 г. Среди прочего указывалось, что с конца 1941 г. в Белграде возобновлен выпуск официального органа Синода «Церковная жизнь», а также частного журнала бывшего секретаря Синода Е. Махароблидзе «Церковное обозрение»[1345].
РКМ сыграло заметную роль и в разрешении проведения единственного за годы войны Архиерейского совещания РПЦЗ в Вене 21–26 октября 1943 г. Совещание выслушало несколько докладов о церковной ситуации в различных странах и приняло три основных, вскоре опубликованных в церковных изданиях, документа: «Резолюция по вопросу об избрании Патриарха Всероссийского в Москве» о неканоничности этих выборов и невозможности их признания, «Воззвание ко всем верующим Православной Русской Церкви на Родине и в рассеянии сущим» о необходимости борьбы с коммунизмом и «Резолюцию по вопросу о том, чем Церковь может содействовать борьбе с большевистским безбожием»[1346]. Принятие именно этих двух документов соответствовало планам германских ведомств, которые пытались косвенным образом воздействовать на участников совещания.
Изменение военного положения самым непосредственным образом сказалось на судьбе Архиерейского Синода РПЦЗ. С первого дня Пасхи 1944 г. (совершавшаяся в русской Свято-Троицкой церкви пасхальная утреня передавалась по радио) начались регулярные воздушные налеты на Белград англоамериканских бомбардировщиков, которые причиняли большие жертвы и разрушения. Русское духовенство ежедневно обходило с чудотворной Курской Коренной иконой Божией Матери «Знамение» дома прихожан, совершая молебствия. Митрополит Анастасий также навещал раненых, хоронил убитых, стараясь после каждого налета разузнать, не пострадал ли кто-либо из его паствы. Неоднократно налеты происходили во время богослужений в Свято-Троицкой церкви, однако они продолжались своим чередом, и лишь немногие богомольцы уходили в бомбоубежище. Владыка Анастасий никогда не оставлял храм в это время[1347].
8 сентября 1944 г., за несколько недель до вступления советских войск в Белград, Архиерейский Синод со своими служащими эвакуировался в Вену. Вопрос о переселении Синода в Германию поднимался еще на Венской конференции в октябре 1943 г., и митрополит Серафим (Ляде) подал об этом заявление в германские ведомства. Но его поддержало тогда только РКМ, все остальные заняли отрицательную позицию. 24 апреля 1944 г. уже Бенцлер прислал в МИД телеграмму с предложением об эвакуации Синода по желанию последнего в Карлсбад, указав, что его позицию в этом вопросе разделяет не только РКМ, но и белградское СД. Однако ведомство шефа полиции безопасности и СД 25 апреля сообщило своим офицерам в Белграде, что вопрос об эвакуации вообще не может ставиться. В качестве обоснования приводился довод, «что при переселении Белградского Синода в Карлсбад этот город, принимая во внимание большое число восточных рабочих в рейхе, рано или поздно станет местом паломничества православных верующих». МИД считал точно так же, еще 12 сентября 1944 г. он указывал своему уполномоченному в Белграде оставить митрополита Анастасия и его сотрудников на месте так долго, как позволит военное положение на Балканах. Эта позиция, помимо ссылок на интересы германской внешней политики, объяснялась необходимостью препятствовать тесным контактам митрополитов Серафима (Ляде) и Анастасия[1348].
В сентябре угроза Белграду со стороны советской армии стала очевидной, и Синод смог, наконец, при поддержке РКМ, посылавшего обеспокоенные телеграммы в различные ведомства, переехать в Вену. По свидетельству настоятеля белградского храма Пресвятой Троицы протоиерея Иоанна Сокаля, примерно за три недели до прихода советских войск митрополит Анастасий собрал русское духовенство и убеждал священников уехать вместе с ним в Германию, но большинство священнослужителей осталось в Югославии. Всего же из страны тогда уехало на Запад около 4 тыс. русских эмигрантов. В информационной записке немецкого МИД от 19 сентября говорится, что митрополит Анастасий в сопровождении 14 персон (в том числе архимандрита Аверкия Таушева) прибыл в Германию, и его нельзя размещать совместно с епископами, эвакуированными из восточных областей. Согласно заметке Колрепа от 22 сентября, пригороды Берлины в качестве места размещения отвергались из-за близости к резиденции митрополита Серафима. Старая политика изоляции Архиерейского Синода и митрополита Анастасия лично давала себя знать и за семь месяцев до крушения Третьего рейха[1349].
Подводя итоги, следует отметить, что РПЦЗ считалась нацистским руководством идеологически враждебной организацией, потому с 1941 г. стала проводиться политика ее полной изоляции, все контакты с Востоком пресекались, хотя, несмотря на запреты, полулегально они все же существовали – в основном в виде отправки в Россию церковной литературы и утвари. С сентября 1943 г. под влиянием военной и внешнеполитической ситуации германские ведомства начали предпринимать безуспешные попытки использовать для воздействия на балканские Церкви архиереев оккупированных территорий и РПЦЗ, при сохранении в основном прежнего недоверия и политики изоляции последней. Венская конференция была в этом плане единственным крупным исключением. Здесь можно увидеть некоторую аналогию с власовской акцией – допущением перед лицом надвигавшегося поражения создания так называемой Русской освободительной армии (РОА). Но в отношении Русского Православия нацистские ведомства зашли совсем не так далеко, не позволив начать практическое взаимодействие и возможное объединение его различных ветвей. Враждебность и боязнь Русской Церкви оказались гораздо сильнее, чем даже опасения по поводу РОА.
2. Русское благочиние в Болгарии
К началу Второй мировой войны существовавшее в Болгарии с 1920-х гг. благочиние (епископство) Русской Православной Церкви Заграницей прошло сложный путь развития. Возникнув в 1921 г. в результате миграции из России нескольких десятков тысяч участников Белого движения, членов из семей, а также священнослужителей, оно быстро достигло значительных размеров: девять приходов, два монастыря и Богословско-пастырское училище. Русская церковная эмиграция также оказала значительное воздействие на все сферы деятельности Болгарской Церкви. Однако затем в результате давления советского правительства, сокращения численности российских беженцев в стране и определенных внутренних конфликтов сфера влияния русского епископства заметно сократилась: оно лишилось некоторых храмов, одного из монастырей и Богословско-пастырского училища. Ко времени вступления Болгарии во Вторую мировую войну архиепископ Богучарский Серафим (Соболев) управлял Кокалянским мужским монастырем с примерно 10 насельниками и восемью приходами.
Нападение Германии на СССР 22 июня 1941 г. существенно изменило положение русской эмиграции в Болгарии, местная полиция установила над ней жесткий контроль. Все русские и украинские эмигранты были зарегистрированы и поставлены под надзор, им запрещалось участвовать в какой-либо политической деятельности.
Большая часть русских священнослужителей в Болгарии придерживалась патриотических взглядов. Несмотря на свое негативное отношение к большевизму, многие радовались успехам советской армии и молились за ее победу. Молился за спасение России и русского народа и святитель владыка Серафим (Соболев). Как вспоминали его ученики, главным содержанием его молитвы было: «Господи, спаси Россию, спаси русский народ!» Архиепископ Серафим не проявлял никакого расположения к немецким нацистам, о чем говорит, например, запись в его дневнике от 9 ноября 1941 г.: «Ах, Царице Небесная, как скорбит моя душа, скорбит смертельно: раньше надеялся, что отстрадается Россия и увидит спасение и возрождение. Ныне новому рабству подпадает – немецкому». Владыка не давал своего благословения российским эмигрантам поступать в различные военные антикоммунистические формирования[1350].
Дело в том, что в первые месяцы Великой Отечественной войны значительная часть эмигрантов надеялась на скорое возвращение на Родину, причем некоторые считали, что это нужно делать с оружием в руках в качестве союзников немецкой армии. 24 июня несколько эмигрантских обществ обратились с призывом к начальнику 3-го отдела Российского общевоинского союза (РОВС) в Болгарии генерал-лейтенанту Ф.Ф. Абрамову с предложением вступить в контакт с посольством Германии с целью организации русских, желающих сотрудничать с немецкой армией в ликвидации большевизма или работать в германских органах власти на территории СССР[1351]. Вскоре было получено соответствующее разрешение болгарских властей, и впоследствии РОВС многократно обращался с призывами в подобном духе, но число записавшихся оказалось ничтожно.
Более успешно прошел набор добровольцев в созданный эмигрантами на территории Югославии так называемый Русский охранный корпус, который сражался против югославских партизан-коммунистов и не был допущен немцами на территорию СССР. Набор в корпус в Болгарии начался в марте 1942 г. и завершился в январе 1943 г., всего записалось около 2 тыс. человек. Члены корпуса были транспортированы в Югославию[1352]. Следует упомянуть, что вскоре после того, как в Болгарии было объявлено о начале формирования корпуса, протопресвитер Георгий Шавельский посетил Ф.Ф. Абрамова, руководившего набором новобранцев, и попытался разуверить его в необходимости создания такового воинского подразделения. Открыв калитку канцелярии корпуса, о. Георгий был поражен увиденным: «.огромный двор был переполнен народом, съехавшимся со всех концов Болгарии бывшими офицерами и солдатами для записи в Русский корпус. Не одна сотня людей разных возрастов толпились там». Отец Георгий Шавельский пытался переубедить генерала в необходимости поддержки немцев, но безрезультатно