В период повторной оккупации Бессарабии церковные власти уничтожали надписи на иконах на русском и других славянских языках, изымали из обихода книги на церковнославянском. Вновь вводилось обязательное богослужение
на румынском языке – даже в селах с преобладанием украинского и русского населения, не владевшего румынским. Была подтверждена реформа календаря с обязательным совершением богослужений по новому стилю. Кишиневской епархией снова стал управлять вернувшийся из Румынии епископ Ефрем (Енэческу). Он жестоко преследовал оставшихся на своих местах летом 1940 г. и проявивших лояльность к советской власти священников, а также сторонников старого церковного календаря и с этой целью учредил «Секретную службу миссионеров», призванную наблюдать за населением. По требованию епископа полиция уже к концу 1941 г. выявила 2474 старостильника, а также около 8 тыс. сектантов: 5656 баптистов, 605 инокентьевцев, 535 адвентистов, 413 евангелистов, 257 молокан и т. д. Их бросали в тюрьмы и концлагеря, подвергали истязаниям и пыткам, разоряли крестьянские хозяйства и т. п.[1418]
Утверждая, что «большинство сектантов – коммунисты, которые под религиозной маской пропагандируют коммунистические идеи», епископ Ефрем требовал судебных расправ над ними и закрытия молитвенных домов. 10 июня 1942 г. губернатор Бессарабии генерал К.Е Войкулеску в докладной записке в Министерство внутренних дел сообщил об интернировании в концлагерь Онешты-Лэпушна группы местных жителей за коммунистическую, баптистскую и антирелигиозную пропаганду. В том же году были арестованы сотни сторонников богослужения по старому стилю, в том числе многие старообрядцы. В январе 1943 г. 74 старостильника, по мнению губернатора Бессарабии, – «главари духовного мятежа», были заключены в концлагерь Новые Онешты[1419].
21 мая 1943 г. в Кишиневе, а 25 мая в Измаиле состоялись заседания Епархиальных советов, посвященные «состоянию национальной и религиозной жизни». На них обсуждались вопросы церковного устава, нехватки духовенства, борьбы с марксизмом и школьные дела, кроме того, участники заседаний почтили память погибших или умерших в советских тюрьмах священников[1420].
Так как создание богословского факультета в Одесском университете оказалось невозможным из-за возражений германских ведомств, особую актуальность приобрел вопрос воссоздания богословского факультета в Кишиневе. Однако маршал И. Антонеску во время своего посещения города в начале мая 1943 г. заявил, что это дело должно быть отложено до конца войны[1421] (в результате факультет так и не был открыт).
1 декабря 1943 г. епископ Ефрем созвал единственный за годы войны Епархиальный съезд, который решил провести выборы всех трех архиереев митрополичьего округа[1422] На проходившем в Бухаресте Архиерейском Соборе Румынской Церкви 12 января 1944 г. архиепископом Кишиневским и митрополитом Бессарабским был избран владыка Ефрем, на следующий день состоялись выборы Хотинского епископа, а 14 января – Измаильского. В своих приветственных речах министр народного просвещения и культов, а также заместитель премьер-министра обратили внимание новоизбранного митрополита на значение его епархии не только для Румынии, но и для всей Европы, так как «кто атакует укрепления Бессарабии, тот ломит видимые и невидимые укрепления Европы»[1423]. 1 февраля 1944 г. был сформирован новый состав Кишиневского Епархиального совета.
31 октября 1943 г. епископ Ефрем освятил построенную в Кишиневе Свято-Троицкую церковь «в память о павших при отвоевании Бессарабии героях». Осенью того же года в епархии были освящены еще два ранее пострадавших от боевых действий и восстановленных храма[1424]. Кишиневская митрополия содержала два сиротских приюта и в декабре 1943 г. пожертвовала учившимся в кишиневской епархиальной школе сиротам 1 млн лей. Одновременно в Измаильском округе был создан благотворительный фонд для помощи нуждающемуся духовенству. В то же время продолжалась дискриминационная национальная и религиозная политика. В ноябре 1943 г. было принято решение о поэтапном переселении православных болгар из Бессарабии в Болгарию, а в декабре кишиневский суд оштрафовал двух представителей секты на 10 тыс. лей[1425].
Всего в период войны на территории Молдавии действовали не менее 950 православных церквей, 15 мужских и 11 женских монастырей (в том числе возобновленная Жабская обитель) с общим числом насельников около 2 тыс. человек. При этом число поступающих в монастыри постоянно росло: в 1941 г. – 27, в 1942 – 39, в 1943 – 45, в 1944 – 50, в 1945 – 86. В 1943 г. был создан новый мужской монастырь – Злотиевский, правда, при этом в 1941–1944 гг. прекратили свое существование Выверицкий мужской и Истерлие-Новский женский монастыри (таким образом, к 1945 г. осталось 25 обителей)[1426].
В начальный период войны (к 13 августа 1941 г.) румынские войска, помимо Бессарабии, оккупировали юго-западную часть Украины, получившую название Транснистрия («Заднестровье»). Согласно германско-румынскому соглашению в Бендерах от 30 августа 1941 г., территория между реками Днестром и Бугом общей площадью 42 тыс. м2 передавалась Румынии в качестве вознаграждения за ее участие в войне с СССР. В Транснистрию вошли левобережные районы Молдавии (территория существовавшей до 1940 г. Молдавской АССР в составе УССР), Одесская область и часть территории Николаевской и Винницкой областей; из 2, 2 млн жителей подавляющую часть (около 75 %) составляли украинцы и русские. Организацию религиозной деятельности на территории между Днестром и Бугом взяла на себя Румынская Церковь, распространившая на них без согласования с Московским Патриархатом свою юрисдикцию, хотя ее Священный Синод и выражал некоторые сомнения в каноничности этой акции.
В сентябре 1941 г. Румынская Патриархия по решению Священного Синода направила в Транснистрию Православную Миссию (Misiunea Ortodoxa Romana) с центром местопребывания сначала в Тирасполе, а потом в Одессе. Задача Миссии, на содержание которой Патриарх и румынское правительство выделили крупные субсидии, состояла в жестком контроле и руководстве религиозной деятельностью и назначении священников на вакантные места. Этим обеспечивались руководящие позиции румынского духовенства в церковной жизни края. И. Антонеску лично давал указания, как вести миссионерскую деятельность в Транснистрии и как подбирать кадры миссионеров. Не случайно они рассматривали себя как силу, которая постепенно должна была организовать церковную жизнь по всей России. Деятельность Украинских автономной (связанной с Московским Патриархатом) и автокефальной Церквей в Транснистрии не допускалась, что нередко вызывало недовольство местных жителей. Миссия просуществовала в Одессе до ее освобождения советскими войсками весной 1944 г.[1427]
Не только миссионеры, но и часть русских и украинских клириков «Заднестровья» в начале 1944 г. была эвакуирована в Бессарабию, однако здесь их встретили настороженно. Измаильской епископией была создана специальная комиссия по проверке документов священников-беженцев. Отказавшихся проводить румынизацию населения клириков комиссия передавала румынской жандармерии для их отправки в концлагеря. Даже не вызвавших подозрения комиссии русских и украинских священников чаще всего не допускали к занятию приходов, лишали их права церковного служения[1428].
В марте 1944 г. советские войска выбили немцев из Северной Бессарабии, однако остальная часть края еще несколько месяцев оставались в руках оккупантов. В этих условиях значительная часть военнообязанных молдаван не желала воевать и скрывалась в лесах, нередко помогая советским партизанам. Активную помощь партизанским отрядам оказывала и братия целого ряда православных монастырей, прежде всего Гинкуловской и Цыганештской обителей.
По свидетельству архимандрита Варлаама (Кирицы), «братии Гинкуловского монастыря пришлось дорого поплатиться за свой патриотизм: их раскрыли румынские военные власти и увели пешими несколько сот верст, более старые из них погибли в дороге. Такой же патриотизм оказали и те священники, что остались на своих местах и своим примером поддерживали веру в советское правительство в сердцах своих прихожан. Лишь один епископ Ефрем, чуждый пастве и ее славянскому энтузиазму и патриотизму, ютился на архиерейской даче за Кишиневом, очень страшась Советов, живота своего ради. Решившись наконец выехать в Гербовецкий монастырь на Троицын день, он вернулся
с 22 версты от Кишинева, так как немецкие власти не разрешили дальнейший проезд частным машинам и епископ Ефрем ни за что на свете не расставался со своим авто. И в Кишиневе-то он пребывал вынужденно, вследствие категорического приказа румынского правительства выехать всем чиновникам на свои места (в случае неподчинения они лишались своей ставки). Но уже его роль, как хозяина епархии, сводилась к нулю: те из священников, которые вместе с ним приехали из-за Прута на время, опасались, что архиерей их подведет и улизнет вовремя от советских воинских частей, оставляя их на произвол судьбы»[1429].
В отличие от митрополита Бессарабского Ефрема, активную деятельность в это время развернул епископ Белгород-Днестровский и Измаильский Антим (Ника), принявший 10 марта 1944 г. руководство епархии от епископа Поликарпа. В его докладной записке Патриарху Никодиму от 24 июля 1944 г. говорилось: «17 марта с.г. я созвал их на конференцию в Измаиле, пользуясь чем был введен в курс дела касательно всей территории епархии. В центре внимания этой конференции была культурная и миссионерская проблема, с выявлением роли священства в прошлом, а также необходимость, чтобы сегодняшний священник вернул себе положение главы общественной жизни через евангельскую доброту и методический труд. С этой целью была определена и программа деятельности, охватывающая все стороны проявления священства и сегодняшние обстоятельства. Но в начале апреля месяца стремительно развивающиеся военные события резко прервали осуществление наших проектов. Началась эвакуация церковного имущества, семей клириков, постепенно эвакуировалась и часть клириков. Хотим уточнить, что, в то время как лавина противника стремительно и беспрепятственно неслась на нас, все же 88 священников и дьяконов добровольно взяли на себя миссию обеспечения религиозного существования верующих и разд