еления с народом любой судьбы, оставаясь на месте в это смутное время Этериуса
В день 24 апреля, на Пасху блаженных, я служил на кладбище г. Измаил прастас за всех от века почивших героев Рода и остальных верующих, усопших во имя Господне. Поскольку на день 24 апреля и 6 мая с.г. военное положение улучшилось, я распорядился срочно отозвать к местам служения эвакуированных клириков, начиная с благочинных и глав миссионерских ассоциаций. Между 18 и 22 мая и 3–6 июня с.г. я посетил ряд местностей в зоне фронта, на нижнем Днестре, совершая религиозные службы среди солдат, адресуя им слова ободрения, раздавая им крестики, иконки и религиозную литературу, в первой половине июля месяца, от 1-14, мы организовали цикл пастырских конференций в наиболее важных центрах всех четырех уездов епархии. В этих конференциях я принимал участие лично, будучи сопровожден отцами-советниками: Михаилом Маданом и Василе Константином, а также миссионерским инспектором о. Якобом Пётрованом. Мы будем продолжать и впредь как можно чаще находиться среди клира, народа и воинства, для поддержания в их душах огня веры и стойкости. С этой целью мы проектируем организацию в течение августа месяца ряда религиозных миссий для народа вокруг святых монастырей, по случаю храмовых праздников, с участием клириков и большого числа верующих»[1430].
Однако уже через месяц епископ Антим уехал из своей епархии в Румынию, где позднее сотрудничал с новыми коммунистическими властями страны. В целом накануне прихода советских войск значительная часть православного духовенства Бессарабии во главе с архиепископом Кишиневским и митрополитом Бессарабским Ефремом (Енэческу) и его викариями, вместе с частью церковного имущества, добровольно или принудительно уехала в Румынию. Митрополит Ефрем выехал из Кишинева 20 августа и через два дня – вечером 22 августа, перешел румынскую границу в районе реки Прут в соответствии с решением светских властей Бессарабии.
Архимандрит Варлаам (Кирица) так описывал отъезд митрополита Ефрема: «. архиерей уехал сам на епарх. машине и представил всех своих сослуживцев самих себе. Его не интересовала даже судьба своих келейников. На их вопрос: “Как нам быть в случае Вашего отъезда?”, он отвечал: “Что мене – и вам? Ничего со мной не имеете и я ничего с вами не разделяю”. Также начальников монастырей, собравшихся к нему, “благословил” решать каждому вопрос, как Бог на душу положит. Так он и выехал, как беглец, и, по слухам, еле-еле выскочил из советского мешка при р. Прут, оставив после себя людей, свободно вздохнувших и ничуть не сожалеющих о его побеге. Если большая часть городского и сельского духовенства, благодаря исключительно мерзкой и лживой немецкой пропаганде, эмигрировала в Румынию, то монахи остались в подавляющем большинстве. Лишь настоятеля монастырей: Жабка, Каларашевка, Кошеловка, Добруша, Фрумоса, Хынку, Цыганешты, Тобора, Куркь и Хирова – эмигрировали в Румынию. Но с ними выехало лишь по нескольку человек из братии, запуганные настоятелями беглецы»[1431].
Сам митрополит Ефрем в докладной записки Патриарху Никодиму от 13 сентября 1944 г. писал о судьбе оставшихся священнослужителей своей бывшей епархии: «Что касается ситуации в Кишиневской Епархии на момент нашего отъезда оттуда, 22 августа, она представляется следующим образом: на месте осталось примерно 150 священников в миру и иеромонахов, что составляет приблизительно треть мирского клира нашей Епархии, для совершения божественных служб и религиозных треб бессарабского народа. Также при митрополичьем кафедральном соборе осталось достаточно клириков и хорошо подготовленный хор под руководством певчего, который дает ответы на Святой Литургии по воскресеньям и праздникам. Для руководства епархией я временно передал полномочия Епархиального викария преподобному протосингелу Ираклию Флоча, который руководит и монастырями в качестве экзарха и знает русский и немецкий языки, будучи буковинским румыном. В Кишиневе остались также и протоиерей уезда Лэпушна Феоктист Прокопан вместе с несколькими видными в городе священниками. Что касается юридического положения Кишиневской епархии, то остается, чтобы его, после подписания перемирия, от 12 сентября с.г., которым устанавливается граница на Пруте между Румынией и Советской Россией, решил Священный Синод нашей Церкви, может быть, совместно с Русской Православной Церковью, – в соответствии с установленным порядком Национальных Православных Церквей осуществлять свою юрисдикцию до границ соответствующих государств.
В завершение смиренно прошу Вас, Высокопреосвященный Владыко, соблаговолите назначить временно и.о. епархиального викария преподобного протосингела Ираклия Флоча на Кишиневский Архиепископат, до прояснения юридического положения этой епархии; 2. Ходатайствовать через правомочные инстанции о репатриации всех клириков, у которых есть эвакуированные в Румынию семьи и которые желают приехать из Бессарабии. 3. Также просим Вас вынести на Священный Синод и вопрос бессарабских клириков – беженцев и репатриантов – для их приема, использования и назначения на вакантные должности в стране. 4. Сохранить этим клирикам бюджетное содержание, которое они имели в Бессарабии, и чтобы они пользовались всеми правами, предоставляемыми священными канонами Церкви и законами Румынского Государства»[1432].
По подсчетам советских органов госбезопасности, в Сорокском и Бельцком уездах до 80–90 % священнослужителей уехали в Румынию (в дальнейшем, в 1946–1947 гг. многие из них вернулись в Молдавию). По данным Совета по делам Русской Православной Церкви, в 1944 г. своего причта лишилось не менее 50 % церквей Молдавской ССР. Тот факт, что православие в Молдавии сумело справиться с последствиями массового бегства румынских священников из республики, косвенно свидетельствует о том, что Румынская Православная Церковь так и не пустила в Бессарабии глубокие корни. Как справедливо писал молдавский исследователь В. Пассат, не следует все же преувеличивать последствия отчуждения между румынскими клириками и народом. Часть духовенства и церковнослужителей Молдавии еще долгое время после войны позитивно вспоминала о временах румынского «попечения» о православных приходах – высоких заработках священников, свободном открытии храмов и т. п. в обмен на участие в румынизации Бессарабии и политическое сотрудничество с властями[1433].
Оставшиеся после эвакуации в Румынию примерно 200 священников приветствовали советскую армию[1434]. В ходе боев по освобождению Молдавии ряд храмов был разрушен, многие церкви длительное время не действовали из-за отсутствия духовенства. Всего, по подсчетам Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников в Молдавской ССР, немецко-румынскими оккупантами были полностью уничтожены 131 и частично повреждено 41 здание религиозных культов (в том числе 66 православных церквей и 82 синагоги); общая стоимость причиненного ущерба составила 34 760 тыс. рублей[1435]. В октябре 1946 г., по сведениям Министерства госбезопасности МССР, на территории республики функционировали: 601 православная церковь из 950 зарегистрированных и 24 (фактически 25) православных монастырей с 1642 насельниками (около 500 мужчин и 1142 женщины). Кроме того, были зарегистрированы: 1 епископ, 300 священников, 11 диаконов и 291 псаломщик[1436].
В августе 1944 г. Кишиневская епархия вновь вошла в состав Московского Патриархата, и 19 сентября, почти одновременно с первым уполномоченным Совета по делам Русской православной церкви Волкопяловым в Кишинев для обследования епархии прибыл в качестве представителя Патриархии архимандрит Иероним (Захаров). 31 декабря 1944 г. в Москве Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Алексием (Симанским) и другими архиереями была совершена Хиротония о. Иеронима во епископа Кишиневского и Молдавского[1437]. Дальнейшая же история Кишиневской епархии была тесно связана с общей историей Московского Патриархата.
Годы Второй мировой войны стали тяжелым испытанием для проживавших на территории Румынии, Буковины и Бессарабии русских старообрядцев, прежде всего самой многочисленной Старообрядческой Церкви белокриницкого согласия[1438]. После упорной борьбы в 1920-1930-е гг. они смогли отстоять свой церковнославянский богослужебный язык и юлианский церковный календарь, в результате чего произошел определенный приток верующих в их общины из русскоязычных приходов Румынской Православной Церкви.
В состав Белокриницкой митрополии входили шесть епархий: Славская и Тульчинская были основаны в 1847 г., Браиловская – в 1848 г., Васлуйская – в 1854 г., Измаильская – в 1857 г. и Кишиневская[1439]. Летом 1930 г. эмигрировал в Румынию из СССР знаменитый духовный писатель-апологет, старообрядческий начетчик, профессор богословия Ф.Е. Мельников, который еще при жизни был известен как «апостол Белокриницкой иерархии». В Румынии Федор Евфимьевич Мельников, являясь близким другом епископа Кишиневского Иннокентия (Усова), сразу же после своего появления в стране стал секретарем Белокриницкой митрополии[1440].
9 июля 1939 г. в сан митрополита Белокриницкого был возведен Измаильский епископ Силуан (Кравцов). Вскоре начались серьезные испытания. В мае – июне 1940 г. Северная Буковина (в том числе Белокриницкая митрополия), Кишиневская и Измаильская епархии отошли к Советскому Союзу, а Южная Добруджа – к Болгарии. Это были серьезные утраты, например, в Бессарабии в то время имелось 30 старообрядческих общин с общим числом верующих 15, 6 тыс. человек и один женский монастырь