До этого времени, мы думаем, было бы наиболее целесообразным временно передать наше подворье тем из наших монахов (раньше там живущих), которые, по всей вероятности, еще должны находиться в Одессе, ее окрестностях, или вообще в освобожденных районах, молимся Богу о благословении Вашего святого дела – восстановления православной веры среди русского народа и об окончательном освобождении его и Русской Православной Церкви от безбожной власти большевиков». Отец Иустин отмечал, что насельники обители давно хотели сами написать в Одессу, особенно когда узнали, что главой Духовной Миссии назначен митрополит Виссарион, известный на Афоне «по своему дружественному расположению к Русской Православной Церкви и монашеству»[279].
Настоятель Свято-Андреевского скита схиархимандрит Митрофан (Щербаков) в письме от 26 мая также, несмотря на отсутствие «подготовленных людей для обслуживания храма и ведения хозяйства», обещал со временем подготовить и прислать «доверенного для принятия и управления подворьем и несколько человек братии для обслуживания его». В этом намерении о. Митрофана поддерживал многолетний заведующий хозяйством скита иеросхимонах Мелетий (Лыков).
Оба ответных письма 10 июня были переданы в германское консульство в Салониках с просьбой – переслать их в Одессу, так как почтовая связь между Грецией и Румынией отсутствовала. Но эти письма оказались 22 июля 1943 г. пересланы в Берлин в германское Министерство иностранных дел, где и остались[280]. Нацистские ведомства не желали возвращения русских монахов на родину.
Как уже отмечалось, среди насельников русских афонских обителей были антинацистски настроенные люди. Однако имелись и монахи, готовые из-за своих антикоммунистических убеждений сотрудничать с немцами. Принудительная эллинизация и притеснения со стороны греческого правительство в предвоенные годы вызывали недовольство русских иноков и также стали причиной отдельных случаев коллаборационизма русских афонитов.
Так, начальник полиции безопасности и СД в Сербии писал 12 октября 1943 г. уполномоченному германского Министерства иностранных дел Бенцлеру, что находившийся в тот момент в Белграде профессор-архимандрит Кассиан (Безобразов) «после своего возвращения на Гору Афон будет побуждать местных церковных сановников, прежде всего в русском Пантелеимоновском монастыре и его скитах, высказаться против выбора Патриарха Сергия. Он даже надеется, что он также сможет побудить к заявлению по этому поводу болгарский монастырь Зограф и румынские скиты». Когда 13 октября отец Кассиан отправился назад на Афон, службами вермахта ему было предоставлено место в поезде СД[281].
В то же время германские ведомства противились отъезду архимандрита в Париж. В частности, 18 октября 1943 г. один из заместителей шефа полиции безопасности и СД написал в МИД: «Кассиан собирается снова заняться своей прежней деятельностью в монашеской школе в Париже, где готовятся молодые силы для использования в России. Однако этот теологический институт находится под руководством исключительно прозападно ориентированного митрополита Евлогия. Согласно имеющимся у нас сведениям, возвращение в Париж было рекомендовано архимандриту Кассиану ОКВ [Верховным командованием вермахта], для которого тот действовал в качестве доверенного лица, так как в Белграде он вызывал текущие издержки, поскольку там нужно было заботиться о его содержании, в то время как в Париже это обстоятельство упразднялось. Со стороны митрополита Анастасия Кассиану, который в настоящее время снова находится на Горе Афон, было обещано место приходского священника в Банате.
По церковно-политическим причинам я не могу согласиться с его переездом в Париж. Так как по новейшим полученным нами сообщениям, Кассиан собирается побудить монашескую республику Афон к резкому высказыванию мнения против выборов патриарха в Москве, я прошу в соответствующей вежливой форме сообщить ему, что в настоящее время его заявление о переезде в Париж не может быть выполнено по общим политическим причинам». Германское Министерство иностранных дел полностью поддержало эту позицию, отметив 29 октября 1943 г., что против поездки архимандрита в Париж «существуют принципиальные возражения»[282].
Расчеты германских спецслужб на использование о. Кассиана в своих планах пропаганды против Московской Патриархии на Афоне не оправдались. Судя по его афонской переписке военного времени, он не планировал выполнять какие-либо немецкие задания, был всецело озабочен судьбой родных, от братии Свято-Пантелеимоновского монастыря жил довольно отстраненно и даже испытывал недоверие к себе некоторых иноков[283].
Настроенных таким образом, как о. Кассиан, монахов на Афоне было относительно немного. В письме председателю Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпову от 21 августа 1946 г. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий сообщал: «… настроение афонских иноков интересно в том отношении, что, будучи в большинстве своем вне политики, они не поддались доходившим до них обрывкам пропаганды против Советского Союза, шедшим со стороны эмигрантских кругов, и не прониклись симпатией к “крестовому походу” Гитлера против Советского Союза в 1941–1945 гг.»[284].
В период немецкой оккупации Святой Горы сюда смогли приехать из Югославии несколько русских эмигрантов. Так, в 1941 – начале 1942 г. на Афон прибыли иеромонахи Андроник (Шубин), Савватий (Крылов), Адам (Бурхан), поселившийся в Новой Фиваиде с разрешения Собора старцев Руссика от 7 октября 1941 г. с правом служения иеромонах Макарий и некоторые другие[285]. В 1942–1943 гг. поселился на Каруле иеромонах Серафим (1903–1981), прибывший в 1930-х гг. из Китая в находившийся на территории Сербии русский Мильковский монастырь и остававшийся там до нападения на обитель коммунистических партизан Тито. На Каруле о. Серафим спасался почти 40 лет,
вплоть до своей кончины. В начале 1944 г., после нескольких неудачных попыток, получил разрешение вернуться на Афон окончивший богословский факультет Белградского университета Роман Борисович Стрижков. Он поступил в число братии Свято-Андреевского скита, где в 1944 г. принял монашеский постриг с именем Силуан[286].
Хотел поселиться в Руссике муж сестры архимандрита Кассиана (Безобразова) Ольги доктор Григорий Чеботарев, но 12 октября 1943 г. Собор старцев обители отклонил его прошение[287]. С феврале 1944 г. семья Чеботаревых стала проживать и работать в г. Пиргосе (ныне Уранополисе) на границе с Афоном, где в августе того же года они были убиты с целью ограбления арнаутами (крещеными турками).
В мае 1944 г. немецкие войска покинули Святую Гору. Для поддержания порядка было разрешено ввести подразделение местной греческой стражи. 7 сентября Кинот известил настоятелей монастырей о предстоящем прибытии в Карею первых 10 человек, по этому случаю предписывалось вывесить флаги. Всего предполагалось разместить на Афоне 30 вооруженных человек: 10 – в Карее, 10 – в Дафне и 10 – в Великой Лавре св. Афанасия. В связи с этим Кинот 7 сентября учредил комиссию по сбору продуктов на 30 человек, указал выслать в Карею из каждого монастыря комплект спальных принадлежностей, провести сбор средств «на содержание вновь учрежденного войска» и сдать оружие и бинокли. 16 сентября Собор старцев Руссика также, заслушав просьбу начальника русского отряда в Греции капитана Лебедева пожертвовать его части одежду, обувь, кровати и т. п., решил собрать эти вещи, сколько окажется возможным. 7 октября Собор старцев Свято-Пантелеимоновского монастыря решил послать на общеафонское собрание шесть иноков[288].
Вторая мировая война закончилась для Греции осенью 1944 г. 12 октября этого года части прокоммунистической Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС) под командованием генерала Стефаноса Сарафиса освободили Афины, 30 октября – Салоники, а 3 ноября – всю Грецию. Одновременно по приглашению премьер-министра созданного к тому времени в эмиграции правительства национального единства Георгиоса Папандреу в страну вошли английские войска. 13 октября они заняли Афины, а 1 ноября – Салоники.
После полного изгнания оккупантов из Греции, в ноябре 1944 – марте
1945 г. Афонский полуостров был частично занят вооруженными отрядами ЭЛАС. Их руководители в основном старались подчеркнуть свое благожелательное отношение к монахам. Так, в своем письме Г.Г. Карпову от 21 августа
1946 г. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий отмечал: «Эти партизаны не только не утесняли афонские монастыри, но всячески высказывали свое уважение к ним, в особенности к русским, и подчеркивали желательность дальнейшего сохранения Афона, что, конечно, не могло не произвести сильного впечатления на русских афонских монахов»[289]. Впрочем, это не исключало отдельных столкновений, различных преступлений со стороны бойцов разнообразных анархо-коммунистических отрядов и даже репрессий иноков[290].
Завершая рассмотрение периода первой половины 1940-х гг., следует отметить, что насельники Афона во время Второй мировой войны и немецкой оккупации Святой Горы в целом проявили духовное единство и стойкость. Неоднократные попытки германского командования вызвать со стороны афонитов, прежде всего русских, документально выраженное одобрение своей войны на Востоке закончились неудачей.