В конце доклада митрополит Софроний перечислил основные проблемы, которые Синоду необходимо решить в ближайшее время: открыть специальный курс в Софийской духовной семинарии для молодых священников, которые не могут читать на церковнославянском и с трудом говорят по-болгарски; помочь завершить духовное образование семинаристам болгарского (т. е. македонского) происхождения; прислать в Македонию церковную, апологетическую и научно-богословскую литературу; выплачивать денежные пособия священникам, отстраненным сербскими церковными властями от службы; разъяснить вопрос о смешанных браках болгар с сербами и их детях и т. д.[559]
20 июля 1941 г. митрополит Софроний прислал в Синод второй доклад о ситуации в Скопле-Велешской епархии, здесь речь шла в основном о тяжелом положении македонского духовенства в занятой итальянцами ее западной части. Владыка также просил передать военным и гражданским властям Болгарии требование не допустить на новоосвобожденные земли агентов католической пропаганды (которые активно действуют в итальянской зоне) и протестантских сект. Относительно принятых против католической пропаганды мер Скопле-Велешская митрополия и в дальнейшем (в 1942–1943 гг.) вела активную переписку с премьер-министром Б. Филовым и Министерством иностранных и религиозных дел[560].
Несколько лучше было положение в основной части Охридско-Битольской епархии, где почти все 170 приходов имели священников, в том числе 150 – македонского происхождения (к 3 июля уточненное количество приходов составило 195). Новая паства лояльно и местами даже радостно встретила митрополита Филарета, и лишь в попавшей в итальянскую зону части епархии положение болгар (т. е. македонцев) являлось тяжелым. Владыка Филарет посетил занятые итальянцами г. Охрид и монастырь св. Наума, но свою резиденцию устроил в г. Битоль. Самой сложной была ситуация в Струмичско-Драмской епархии, которую образовали в результате механического соединения двух епархий (македонской и греческой), долго находившихся под различной церковной и политической властью и сильно различавшихся по внутрицерковному устройству и этническому составу населения. В Эгейской Фракии (350 приходов) митрополита Бориса встретили в основном враждебно, и лишь в македонской части епархии он смог найти понимание и опору. В этой части митрополит учредил 4 духовных округа (позднее их стало 5) и архиерейских наместничества: в Струмице, Гевгели, Кавадарци, Берово; в Струмице также была устроена митрополичья резиденция и сформирован временный Епархиальный совет. Из 80 македонских приходов епархии 20 были вакантными, а в остальных остались служить несколько сербских священников[561].
Заслушав отчеты митрополитов, Синод назначил специальную комиссию для рассмотрения поднятых вопросов, которая вскоре представила доклад «О церковном устройстве и управлении епархиями в новоосвобожденных землях». Его основная идея заключалась в том, что эти епархии станут неотъемлемой частью Болгарской Православной Церкви, и их устройство и управление должны осуществляться на основе устава экзархата[562]. В дальнейшем постановлением Синода от 19 ноября 1942 г. искусственно образованная Струмичско-Драмская епархия была ликвидирована. 1 января 1943 г. ее греческую часть выделили в качестве самостоятельной Драмской епархии, а македонскую часть разделили и включили в состав трех соседних епархий: два округа – в состав Охридско-Битольской, один округ – Скопле-Велешской и два (в том числе Струмичский) – болгарской Неврокопской епархии[563].
В декабре 1943 г. (на пике развития церковной жизни при болгарской духовной администрации) оставшиеся две македонские епархии насчитывали: Скопле-Велешская – 360 церквей, 36 часовен, 167 священников, 35 мужских и 3 женских монастыря, 63 монаха и монахини; Охридско-Битольская – 398 церквей, 43 часовни, 148 священников, 38 мужских и 4 женских монастыря, 19 монахов, 32 монахини и 101 послушника и трудника в обителях[564].
4 июля 1941 г. Синод назначил в качестве помощника управляющего Охридско-Битольской епархии ректора Софийской духовной семинарии (с освобождением от этой должности) викарного епископа Драговитийского Харитона. Одновременно было решено перенести центр Охридско-Битольской епархии из Битоли в Охрид. Через год – 3 июля 1942 г. Синод решил направить епископа Харитона для постоянного проживания в г. Охрид. Однако этот город находился в итальянской зоне оккупации, долгое время служить там Владыка не мог и в основном проживал в Битоли, в том числе в конце 1944 – начале 1945 г. уже при органах коммунистической власти Югославии[565].
Как отмечалось ранее, церковную жизнь на занятых территориях существенно осложняла проводимая болгарским правительством политика дискриминации сербов, всего за время войны из Восточной Македонии в Сербию были выселены 45 тыс. человек. Изгнание коснулось большинства сербского и части русского духовенства, применялись и аресты священнослужителей, при этом все-таки не было физического насилия и убийств (как в Западной Македонии со стороны албанцев, где погибли 11 священников). Однако высылаемые священники должны были собраться за 48 часов, им разрешалось взять только движимое имущество, вся их недвижимость объявлялась бесхозной и подлежала конфискации. Только из Скопленской епархии были депортированы 45 священников и 11 монахов, а всего из трех епархий в Македонии и Южной Сербии изгнали 86 приходских священников[566]. Из Македонии депортировали не только сербов, но и греков. Так, например, на заседании Болгарского Синода от 18 июня 1942 г. митрополит Филарет с возмущением говорил, что власти решили выселить из Битольского округа жителей одного села под предлогом, что они – греки, а они на самом деле – македонцы[567].
Одновременно активно проводилась болгаризация всех сторон общественной жизни. Было запрещено принимать письма, извещения и административные акты не на болгарском языке, в школах использовали только болгарские учебники, сербы не принимались на государственную службу. Вскоре после начала оккупации была создана специальная комиссия для уничтожения «чужих» напоминаний в области культа. В результате ее деятельности сербские надписи, эмблемы, иконы, церковные книги изымались из употребления и заменялись болгарскими; вместо сербских святителей и владык пропагандировались болгарские подвижники и просветители. Таким образом, уничтожалось то, что свидетельствовало о сербском историческом прошлом этих земель, и восстанавливалась память о былом вхождении македонских епархий в состав Болгарского экзархата. В обязательном порядке, без оглядки на существовавшую ранее практику, богослужения должны были проводиться только на церковнославянском языке, запрещались распространенные в Сербской Церкви обычаи, например празднование «славы». Летом 1941 г. были организованы курсы болгарского языка для церковных служащих[568].
В целом же Болгарская Церковь занимала гораздо более терпимую позицию по отношению к сербам, чем правительство страны. Все сербские архиереи и значительная часть священников были высланы из Македонии до установления болгарской церковной власти. В дальнейшем желавшие уехать монахи сербского происхождения были отпущены управляющим Скопле-Велешской епархии митрополитом Софронием «с миром». Всё имущество Скопленской митрополии внимательно записали в специальные инвентарные книги, а личные вещи владыки Иосифа, в том числе два окованных серебром архиерейских жезла и орден св. Саввы, в июне 1941 г. отправили ему специальным курьером (с протоиереем Любомиром Бабичем) в Белград. Оставшиеся на занятой территории священнослужители неболгарского происхождения (в том числе русские) для продолжения религиозной деятельности должны были подписать декларацию о лояльности Болгарской Церкви. Согласившиеся получали жалование из государственного бюджета наравне с болгарским духовенством. Это было сделано по ходатайству болгарских иерархов, считавших такую меру принципиально важной. Так, например, в Охридско-Битольской епархии до ухода болгар на средства митрополичьей кассы содержались сербские протоиереи Милошич и Хаджич и оставшиеся сербские монахи и монахини[569].
В отличие от Македонии, где сербские священники были исключением, в четырех северных духовных округах Скопле-Велешской епархии (западной части Косова и Южной Сербии) почти все священнослужители являлись сербами, некоторые из них, особенно во Вранском округе, «признали свое болгарское происхождение». В этом регионе влияние Болгарской Церкви фактически весь период оккупации оставалось слабым не только «из-за отсутствия энтузиазма» со стороны сербского духовенства, но из-за активной деятельности здесь партизан-коммунистов и четников. Так, например, 27 декабря 1942 г. они убили в Сурдулице архиерейского наместника Воислава Мицева, а в октябре 1943 г. был убит игумен Карпинского монастыря вблизи с. Орах Кумановского округа[570]. В конце 1943 – начале 1944 гг. положение в этой части епархии вообще стало неуправляемым. Даже в сообщении Вранского архиерейского наместника Петра Иванова указывалось, что управление Вранским духовным округом сильно затруднено и на практике невозможно: партизаны постоянно усиливали свою активность и контролировали почти все села, духовенство массово переходило на их сторону и открыто демонстрировало безразличие к болгарской церковной власти. Еще более сложное положение было в других округах Южной Сербии